Меня зовут Амена, я принадлежу к древнейшему роду крианцев наследникам критти первых детей Скайры. Мой отец Нитте — правитель великого города Мазарата.

Когда я была совсем маленькой, то часто гуляла за пределами городских стен, но вот уже несколько лет номары — злейшие враги и по несчастью соседи, осаждают Мазарат в стремлении превратить нас в рабов, которые будут кормить орды номарских войск.

Времена сменились, отныне нет той счастливой и беззаботной жизни у крианцев, есть лишь страх и ужас перед кровожадными полчищами врагов. Мазарат закрылся от внешнего мира, и мой народ боится, что однажды враг одержит верх.

Но отец слепо верит в то, что крианцев победить невозможно, ибо наша история длинна и полна великих деяний, поэтому бессмертный дух Скайры не позволит нам исчезнуть, потерявшись в пучине невежественности и жестокости номаров. Я же так не считаю и уже много лет готовлюсь к тому, что скоро придется взять в руки оружие. В нашем обществе не положено, чтобы дева отдавала предпочтение мечу, вместо того, чтобы учиться манерам и женским ремеслам, таким как плетение из шёлка и сбор плодов Капры. Моя мать Инзила и сестры — Кемма и Идалла считают меня ненормальной и позорящей их честь, кроме разве что маленькой Сомьи, она любит меня такой, какая я есть и хочет держать меч, когда вырастет. Мама борется со своей непокорной дочерью, пытается превратить меня в настоящую деву, но как только заканчиваются все уроки хороших манер, я тотчас сбегаю в северную часть города, где живут и тренируются наши воины. Их предводитель, благородный крианец в летах Минекая давно обучает меня военному ремеслу. Что сказать, оно поглотило меня целиком, превратилось в смысл жизни. Каждый раз, ступая на территорию воинов, я меняю свое прекрасное платье на кожаные штаны и жилет. Никто в Мазарате, помимо семьи, не знает об этом, а если узнает, я рискую потерять то единственное занятие, которое мне столь дорого. Вот, если бы все девушки обучились военному делу, то скудные ряды наших войск пополнились бы и заставили врага задуматься о своих намерениях.

Правда, не только номары годами осаждают наши стены, есть еще их близкие родственники тумо, эти бесы значительно страшнее и отвратительнее любого номара. Тумо подобны зверям, что разрывают несчастную жертву на части и питаются её плотью. Как только номары заселили ближайшие с нами земли, сразу же за ними явились и монстры. Тумо заполонили все соседние леса. Крианцы больше не могли пасти там скот и собирать плоды, по этой причине стены нашего города расширились, захватив луга и небольшие участки леса, но этого всё равно недостаточно, чтобы выращивать необходимое количество зерна и скота. В один миг Мазарат из процветающего города превратился в закрытый остров, жители коего испытывают нужду. И с каждым годом положение крианцев ухудшается.

Однако, несмотря на все проблемы и потери, крианский народ пытается сохранить силу духа. Несмотря на страх, мы продолжаем радоваться каждому новому дню, каждому лучу солнца, что дарит нам Скайра. Каждый год мы празднуем приход третьей луны, а ещё славим великий дух Скайры, устраивая пир в центре города.

Третья луна должна появиться через два месяца, крианцы уже готовятся к ее приходу: девушки вышивают лик луны на одеждах, фермеры запасают зерно и плоды Капры, а пекари – муку, чтобы в праздник накормить всех жителей Мазарата. Самое главное место на столах отводится, конечно же, напитку из Капры, её плоды дурманят голову и привносят покой в души тех, кто испил сей чудесный напиток.

Забыла сказать, что в этот раз, когда нам явится лик третьей луны, мама решила выдать меня замуж, а в мужья был выбран один из приближенных к отцу, так называемый благородный муж. Роль благородных мужей состоит в том, чтобы помогать правителю управлять городом и выслушивать претензии его жителей. Я давно смирилась с тем, что мне придётся стать женой немолодого и весьма заурядного мужчины. Его зовут Тарту и я ему совершенно неинтересна, хотя, это даже к лучшему. Главное, чтобы он не мешал мне заниматься тем, что я больше всего люблю. Тарту, благодаря мне, станет ещё ближе к отцу и займет почётное место подле него вместо состарившегося и одряхлевшего Митте. Политика и ничего более. Я же стараюсь не думать о скорой свадьбе и по привычке жду красочного и веселого празднества. В свои восемнадцать лет мне пришлось многое увидеть, узнать о тяготах, о горестях и принять не одну плачущую мать, потерявшую сына в сражении, поэтому мысли о своём печальном будущем растворились в бедах других.

Крианские же девушки с большим нетерпением ждут свадьбы дочери правителя, так как в этот день все совершеннолетние крианки получат благословение моего отца и обретут особый статус невест, посему в этот раз подготовка к великому празднику идёт с особой тщательностью. Крианцы украшают город, наводят порядки в своих домах и дворах, лихо торгуют товарами на рынке дабы продать побольше. Одним словом, жизнь кипит, а сердца юных дев томятся в ожидании. Что может быть «лучше»?

Но, не будем о грустном! Лучше я расскажу о Мазарате. Наш город вряд ли уступит по красоте и величию какому-либо другому. Он строился в те далекие времена, когда непобедимые критти пришли на плато Огненного ветра и обуздали его дикий нрав, ветер больше не сопротивлялся, а наоборот служил предкам, образуя бесчисленные вихри на пути врагов. Эту чудесную легенду знает каждый взрослый и ребёнок. Критти основали Мазарат, но вскоре покинули город, так как тяга к постоянным перемещениям и борьбе со стихией были неукротимы. По легенде вслед за ними устремился и Огненный ветер. В Мазарате остались несколько десятков семей, они назвали себя крианцами и превратили город в цветущий благоухающий сад, посреди коего возвышались дома, торговые лавки, мельницы, а все дороги от них вели к центральной площади, где крианцы вели торговлю с купцами из соседних земель. Сейчас всё изменилось, торговли больше нет, часть садов была вырублена и на их месте выросли военные казармы, но Мазарат не утратил своей красоты, он по-прежнему прекрасен. Дом моего отца скорее напоминает крепость, ибо высок и стоит у самого края плато, внизу которого простираются Тихие леса, населенные тысячами существ. Окно моей спальни как раз выходит на леса, и каждую ночь я слышу, как перешёптываются деревья.

Мама раньше часто читала нам сказки, где прекрасные девы, томящиеся в башнях, встречали своих избранников, как те вскарабкивались к ним по дикому плющу, после чего красиво похищали и увозили девиц в направлении счастья и безмерной любви. Ах, детство! С взрослением я поняла, что никто не взберется в мою комнату, никто не украдёт меня, тем более красиво, и не увезет навстречу чему-то особенному. В нашей реальности девушка должна быть целомудренна, боязлива, скромна и утончённа, её манеры должны быть на самом высоком уровне, чтобы избранный в мужья крианец остался доволен, и ему не пришлось краснеть за свою будущую жену. Ко мне это вряд ли относится, я выросла среди воинов, а манеры там неуместны.

Итак, каждый день я прохожу километры, пробираясь сквозь цветущие кустарники в два метра высотой, чтобы посетить казармы, а затем вернуться домой, уставшей, но полностью довольной собой. Минекая говорит, что мне не место среди крианских дев, моё место среди воинов с мечом в одной руке и кинжалом в другой. Он знает как мне тяжело и порою горько, ведь я выросла у него на глазах и всегда могла довериться ему, рассказать обо всём. Минекая каждый раз садился на ступеньку своей обители, внимательно слушал мой печальный рассказ, обязательно улыбался, а в конце говорил: «Не плачь, Амена, по тому, что не стоит твоих слёз. Слезы великий дар Скайры и не надо растрачивать их зазря». А он мудрый крианец, познавший много боли, притом не только чужой, но и своей, поэтому его слова всегда успокаивали и возвращали меня к настоящему.

Глава 2

Предыдущая глава Следующая глава

За месяц до прихода третьей луны

Сегодня я проснулась полная сил и желания скорее отправиться в казармы. Видимо из-за сна, что снился всю ночь и казался таким реальным. В нём я сражалась с темнотой, где не было ни единого живого существа, только тьма, она обступала, пыталась поглотить целиком, я же рассекала её мечом, буквально прорубала себе путь навстречу солнцу. Правда, в конце, когда практически удалось добраться до света, впереди восстала чья-то фигура, она не дала завершить путь, и я проснулась. Надеюсь, этот сон всего лишь плод воображения утомленного разума и не более.

Когда я оделась и вышла из комнаты, практически сразу услышала голос отца. Он нервничал, о чем-то громко спорил со своими приближенными, я не смогла разобрать его слов и собралась было подойти поближе, как меня окликнули:

— Амена? — то был голос мамы.

— Да, матушка, — поторопилась к ней.

— Амена, дитя. Ты куда-то собираешься? — воззрилась на меня с привычным изломом в брови.

— Да. Я хотела прогуляться до рынка. Ткач обещал сегодня выставить свои лучшие ткани, — мне пришлось очередной раз солгать, в последнее время мама не желала, чтобы я посещала казармы. Межтем она продолжала смотреть с недоверием.

— Надеюсь, это будет действительно ткач, а не Минекая с его недалекими вояками. Мне уже предельно надоело, что каждый твой ткач, пекарь, целитель и все остальные оказываются в итоге Минекаей. Как может юная дева, которая уже через месяц станет женой благородного крианца, бегать, прыгать и размахивать мечом среди дурно пахнущих солдат?

— Матушка. Прошу, не сердись, — я, как всегда, нежно улыбнулась и обняла её, — на этот раз это будет ткач. Обещаю! Я даже принесу и покажу тебе всё, что выбрала. Надеюсь, ты дашь мне совет, из каких тканей пошить новый наряд?

— Конечно, дочь моя. Буду рада помочь тебе с нарядом, — наконец-то она оттаяла. — Тогда ступай, а то разберут всё самое красивое и моргнуть не успеешь.

Направившись к лестнице, я пыталась разобрать хоть слово из спора отца, но так ничего и не получилось. После ночного то ли сна, то ли видения меня настораживало всё: шорохи, звуки, волнение отца, напряжённый взгляд мамы. Что-то закралось в душу, какое-то странное предчувствие.

К счастью, утро порадовало прохладой, а свежий ветерок мигом выгнал из головы ненужные мысли. И, прикрыв плечи шёлковым шарфом, я направилась вглубь садов, чтобы незаметно для горожан пройти к казармам. Шла привычной тропой, та была известна только мне. Вокруг росли деревья, они цвели и источали дурманящий аромат, под ногами красовался цветочный ковёр изумляющий пестротой оттенков, здесь же росли Смеющиеся Менры — кустарники, обладающие особым даром – стоило только коснуться их листьев, как они начинали издавать звуки, напоминающие детский смех. Но здешние сады полны не только зелёными братьями и сёстрами, они полны существ. На ветвях гнездятся Тэрры — создания с телом змей и двумя парами крыльев. Каждая особь имеет свой уникальный окрас и свой особенный голос. По земле бродят Лукому и Каменистые суры. Суры похожи на волосяные шары, катающиеся по цветам, но в момент опасности они в одно мгновение превращаются в подобие камня. Забавные создания. Однако, если не знать об этой их способности, можно нарваться на серьёзный укус «камня».

Спустя час я всё же добралась до казарм, но Минекая на месте не оказалось. Тогда, переодевшись, я вышла на тренировочное поле, где высилось множество деревянных столбов, многоуровневых сооружений с веревочными лестницами, канатами, под которыми чернели бассейны с грязью. Ох, и наплескалась я в них в своё время. Мои каждодневные тренировки сводились к схватке с бревном, лазанию по канатам и лишь иногда Минекая позволял мне сразиться с одним из воинов.

Я взяла меч,подаренный мне наставником в день моего совершеннолетия, и направилась к очередному столбу. В моменты этих весьма скучных схваток, дабы раззадориться, я всегда представляла себя на поле боя, а врагом были все те же мерзкие номары и тумо. Тогда-то кровь закипала, тогда-то летели щепки во все стороны. Даже был случай, из-за которого мама не выпускала меня из дома без малого месяц – на тренировке я так вовлеклась в процесс, что не заметила, как отсекла себе косу. Длинные волосы для крианских девушек — это украшение и символ благородства, потому с рождения девочек не стригут. Волосы отращивают и постепенно заплетают в косу. Моя была почти до колен, а когда я прекратила своё занятие в тот злополучный день, то обнаружила, что длина моих волос сократилась вдвое. Мама едва не потеряла сознание, когда увидела дочь в таком непристойном виде. Ведь беда ещё в том, что у крианцев очень медленно растут волосы. Однако я особо не горевала из-за «утраты». Куда проще и удобнее собрать локоны в высокий хвост, чем таскать на себе тяжелую косу, обязательно украшенную всяческими бусами и лентами.

В этот момент меня отвлек громкий лязг казарменных ворот. Минекая буквально ворвался на поле, его лицо отдавало белизной, руки не могли найти себе места. Он что-то кричал своим воинам, требовал сформировать отряд и выставить его у городских ворот, причем немедленно. Я тотчас оставила свою тренировку и проследовала к нему:

— Минекая? Что случилось?

— А ты что здесь делаешь? — его взгляд метался из стороны в сторону, будто что-то искал.

— Тренируюсь… — кивнула на свой меч.

На что наставник всё-таки собрался и посмотрел на меня непривычно строго.

— Ты должна немедленно уйти.

— Но, что случилось? И отец сегодня неспокоен, теперь ты, в чём дело?

Однако, Минекая не пожелал делиться:

— Уходи, Амена. Это приказ, — произнёс уже тише. — Не вынуждай применять силу.

После этих слов наставник развернулся и направился к воинам, что успели собраться. А я не смогла уйти, возможно, мое непослушание уже переходит все границы, но любопытство очередной раз взяло верх. В конце концов, я старшая дочь Правителя и имею полное право знать обо всем, что происходит в Мазарате. Тогда, нацепив на себя латы и шлем, скрывший всё лицо кроме глаз, я затесалась среди воинов, оставшихся в казармах. Все мы стояли неподвижно, а буквально через минуту послышался далёкий рёв горна и топот копыт. Кто-то прибыл к нам впервые за много лет, и эти гости, судя по напряжению, что зависло в воздухе, прибыли в Мазарат далеко не с благими намерениями. За высоким частоколом явно что-то происходило, но я стояла на месте как все, однако страх медленно пробирался в душу, теснил любопытство.

Правда, долго томиться в догадках не пришлось, врата казарм скоро отворились. Ещё спустя пару мгновений в них вошёл отряд воинов, коих сопровождали наши солдаты с Минекая во главе. На чужаках поблёскивали чёрные латы, их головы покрывали шлемы напоминающие рычащего Карукка, а их лошади походили скорее на горных Гарпи – созданий с огромными когтистыми лапами и извивающимися хвостами. Из пастей этих дьволов торчали клыки, они постоянно скалились и рыли землю, тогда как их всадники источали абсолютное спокойствие.

Минекая тем временем подошёл к одному из чужаков и заговорил. Увы, слишком тихо для моих ушей, потому я решила подобраться поближе. Вдруг всадник в чёрном спрыгнул со своего коня и встал напротив наставника, воззрившись на него сверху вниз, всё ж росту в госте было под два метра:

— Минекая! Мой добрый друг, — в голосе воина послышалась усмешка, затем он положил обе руки на рукоять своего меча. — Ты явно растерян. Не ожидал меня здесь увидеть?

— Не ожидал, Эфин, — ответил наставник, после чего второй воин слез с лошади и поравнялся с Минекая. — Фарон! — и ему кивнул. — Что ж, два брата снова вместе и оба стоят предо мной. Право слово, я удивлён.

Тот, что звался Фароном, засмеялся в голос:

— А ты всё ещё на подножном корму у Нитте. Не пора ли тебе на заслуженный отдых, Минекая? Война – удел молодых.

— Благодарю, Фарон, за прямоту. Обязательно передам твои мысли правителю, — и наставник посмотрел на второго воина. — Эфин, Нитте будет готов принять вас через час. Пока можете находиться здесь, дабы не создавать ненужных волнений среди горожан.

— Мы подождём, — воин по имени Эфин повернулся к своим солдатам и жестом повелел им слезать с лошадей. — А народные волнения нам ни к чему.

Прибывшие с братьями солдаты выглядели иначе, их осанка напоминала звериную, из-под забрал выглядывала длинная шерсть и клыки, они постоянно фыркали, принюхивались, рычали. И сейчас я, кажется, поняла, кто пожаловал к нам в город. Номары!

Где же они набрались такой наглости, что осмелились явиться сюда? Ненавижу бесов! Ненавижу и желаю им сгинуть во мраке! В этот момент мой взгляд пал на одного из братьев.

Эфин был выше своего брата на голову, статнее и, судя по поведению, именно он лидер всей этой своры: немногословен, вынужденно вежлив и спокоен. Фарон же наоборот, вспыльчив и импульсивен. Он всё время двигался, оглядывался, постоянно что-то нашёптывал брату, а тот в свою очередь не проявлял никакого интереса к словам брата.

Видимо, я настолько пристально смотрела на Эфина, что он повернулся в нашу сторону, уловив из десятков пар глаз именно мой взгляд, после чего его руки потянулись к шлему, мои же глаза распахнулись ещё шире, до боли, ведь я ещё никогда не видела номара вживую. Нам рассказывали, что они мерзкие создания, скорее звери, нежели разумные существа, и внешне схожи с тумо, потому я испытала одновременно и страх, и дикое желание увидеть это лицо, спрятанное под шлемом. И вот, он снял его.

Да быть того не может! Я аж дыхание затаила от увиденного. Эфин определённо точно не зверь! Всё в его лице: нос, губы, глаза напоминали наши, единственное, в чём было отличие — это тёмно-серый цвет кожи с черными полосами. Ещё небольшие клыки, кои выглянули из-под верхней губы, когда он скривился от яркого солнца. А волосы! Да такой гриве может позавидовать любая крианка. Я не ожидала подобного. Может, это не номар вовсе, а какой-то другой вид?

В страхе пошевелиться, я продолжала пялиться на лидера номаров. Так мы и стояли, глядя друг другу в глаза. И только номар собрался что-то сказать, как его отвлек вернувшийся Минекая. Наставник направился к нам, я же, не желая быть разоблаченной, начала медленно продвигаться в конец отряда. Когда Эфин снова обернулся, меня уже не нашёл. К тому времени Минекая сообщил ему о готовности отца принять их. Тогда номары быстро оседлали своих лошадей и всем отрядом отправились к нашему дому.

Я же помчалась в раздевалку, где наспеху сняла с себя всё обмундирование, переоделась в платье и поторопилась домой. Я не прощу себе, если не разузнаю, зачем эти демоны прибыли к нам и почему их так спокойно пустили! Пока бежала, снова и снова представляла глаза главного демона. По внешности он, может, и похож на нас, но по взгляду истинный зверь – страшный, беспощадный, хладнокровный.

И что им вообще нужно? Отец никогда не позволял ни одному номару даже приблизиться к воротам, а сейчас просто так впускает их и приглашает в наш дом! Мысли одолевали, хотелось выяснить причины столь странного визита как можно скорее.

Добравшись до дома, я забежала во двор, где обнаружила часть воинов номаров и их лошадей. Они смиренно ждали своего вожака, не проявляя ни капли интереса к окружающим, даже между собой не общались. А стоило мне зайти в дом, как я сразу же столкнулась с мамой:

— Амена?! — она схватила меня за руку и потащила за собой. — Немедленно поднимайся в свои покои и не высовывайся оттуда, несмотря ни на что.

— Но, мама?! Почему здесь номары? Чего они хотят?

— Чего они хотят известно только твоему отцу, нам не престало лезть в мужские дела, — протараторила на ходу. — Поэтому делай то, что я велю. Отправляйся к себе! — едва ли не затолкала меня в комнату, после чего удалилась в западное крыло дома.

Но разве я могла сидеть спокойно у себя, когда вокруг творится такое?! Конечно, нет!

Зал совещаний и приемов находился на втором этаже, наши комнаты располагались на третьем. Что ж, много времени мне не понадобилось, чтобы спуститься вниз и устроиться у замочной скважины залы. Обзор, конечно, был не ахти какой, но хоть что-то.

Братья номары сидели за круглым столом, а отец стоял напротив. Они вели тихую беседу и в целом выглядели спокойными, если не считать периодических недовольств отца. Затем папа удалился, оставив визитёров ждать. В этот момент со стороны лестницы послышались чьи-то шаги, заставившие меня обернуться, а когда я снова хотела посмотреть в скважину, то ощутила разве что ветер от распахнувшихся дверей. Напротив встал он — Эфин. Я же застыла на месте аки скульптура Лесной Тэи [1]в нашем саду. Всего лишь в нескольких сантиметрах от меня стоял номар, который был многократно выше. Но даже не рост вверг меня в безмолвный ужас, а меч в его руке, что опасно поблескивал в свете горящих свечей. Спустя пару минут Эфин заговорил:

— И кто у нас тут? Юная дева, что страдает опасным недугом?

— Каким ещё недугом? — как-то само вырвалось.

— Любопытством. Имею честь представиться, Эфин, правитель номаров, — продолжал буравить меня взглядом чёрных глаз.

— Амена, — я снова не сдержалась.

— Мило. Кажется, мне знакомы эти глаза, не они ли смотрели на меня там, в казармах.

— Вряд ли. Девушке не престало бывать в таких местах.

— Хорошо. Пусть будет по-вашему. А знаете ли вы, любопытная особа, что первым делом запоминается в бою?

Я же, на сей раз молча, покачала головой.

— Глаза, — блеснул белыми зубами, — ибо остальное, как правило, сокрыто от взора. Так что, я запомнил.

И сейчас мне стоило бы убраться отсюда, да поскорее, но взгляд номара не позволил, буквально пригвоздив меня к полу. В этот момент отец вернулся в залу и, обнаружив непокорную дочь рядом с врагом, едва не посерел от страха и одновременно злости, зато Эфин расплылся широкой улыбкой:

— Нитте! — направился к нему. — Ты не говорил, что в твоём доме обитают сказочные лисмеи. Что за прекрасное создание стоит сейчас в дверях?

— Эфин, мы, кажется, о другом вели беседу. Пусть дева идёт по своим делам, — отец перевёл на меня взгляд, полный ярости. — Амена?! Ступай в свои покои!

Номар же покачал головой:

— Зачем прогонять столь удивительное существо? Она пришла сюда и желает слышать то, о чём мы говорим. Пусть сядет за стол.

На что папа нехотя кивнул мне, пригласив присесть. Как же скверно я себя почувствовала в этот момент. Очередной раз моё любопытство подвело семью, но сейчас ситуация была куда серьёзнее, чем тайные посещения казарм или ночные прогулки по саду. Я подвела отца! Он явно не желает видеть этих существ здесь, но больше всего на свете он переживает за нас. Ведь помимо жестокости и кровожадности номары славятся тем, что часто ворууют девушек других видов, превращают их в наложниц или рабынь. Так и сейчас, правитель номаров не сводит с меня глаз.

— Нитте, я прибыл к тебе, чтобы оговорить мирные условия нашего сосуществования, — наконец-то Эфин отвлекся от меня. — Мы не желаем более наводить ужас на жителей Мазарата.

— Постой, Эфин, — нахмурился отец, — мы вовсе не нуждаемся в твоих поблажках, Великая Скайра оберегает нас и, — но он не успел договорить.

— Не надо мне рассказывать эти глупые и, по сути, детские сказки. Мы оба знаем, что ты больше не способен держать оборону, ваши военные силы истощены. Если я захочу, твой город уже к вечеру станет моим со всеми вытекающими последствиями. Но! Я не хочу этого, пока что. У меня другой интерес.

— И в чём твой интерес? — отец опустился в своё кресло, руки положил на подлокотники.

Неужели Эфин прав и этот ужасный день, когда Мазарат больше не в состоянии противостоять врагу, настал?

— В провианте. Мне необходимо, чтобы крианцы поставляли зерно и скот для моих войск. Наша армия растет, а земли, что мы занимаем, неплодородны. Тем более, мы не земледельцы, мы воины.

— Но, Эфин? Наши запасы едва ли удовлетворяют наши собственные потребности. Вы изгнали нас из лесов, с полей и рек. Везде бродят кровожадные тумо, которых вы держите как домашних питомцев.

— Значит надо постараться. Что касается тумо, если мы достигнем договорённостей, они не тронут твоих земледельцев и охотников.

Эфин замолчал в ожидании ответа и снова обратил взор на меня.

— Нет! — прозвучало неожиданно громко. — Крианцы не будут прислуживать номарам!

Тогда со своего места поднялся Фарон, молчавший всё это время. Он подошёл вплотную к отцу и сказал то, от чего на моих глазах навернулись слезы, а сердце заколотилось в истерике:

— Нитте, неужели ты не осознаешь последствий, которые наступят после твоего отказа? Мы захватим Мазарат, перебьем половину твоего народа, а вторую половину отдадим на съедение тумо. Они уже изголодались. Ты только представь, Нитте! Правитель Мазарата стоит на коленях перед номарами и наблюдает, как наши солдаты насилуют ваших женщин, убивают детей, жгут дома вместе с их хозяевами, остальных же бросают прямиком в пасти нашим сородичам. А финалом сего великолепия крови и мяса будет твоя семья, умоляющая о пощаде. Как тебе такой вариант сосуществования?

Отец не знал, что ему делать, он боялся показаться слабым, боялся признать свой провал, но больше всего страха и горечи во взгляде появилось тогда, когда Фарон заговорил о нас. Эфин всё это время смиренно размышлял о чём-то далёком.

— Ладно, — раздалось точно гром среди ясного неба. — Я согласен. Мы будем кормить ваши войска. Но вы уберетесь из нашего города и больше никогда сюда не вернётесь. Таково моё условие.

В этот момент Эфин отвлекся от своих мыслей и обратился к отцу:

— Знаешь, Нитте. У меня в голове назрели некие изменения в наших планах. Я пришлю к тебе гонца через две недели с посланием, в котором будет последнее и единственное решение нашего спора. Возможно, оно тебя удивит, возможно, даже приятно. — Эфин улыбнулся. — А сейчас можешь расслабиться и не переживать за своих женщин, детей и прочего того, о чём, кажется, говорил мой брат. Мы покидаем вас. Запомни, Нитте, сейчас не время и не место выставлять свои условия, либо будет так, как захочу я, либо такому виду как крианцы, придёт конец. До скорой встречи, правитель Мазарата!

Этими словами Эфин вверг в недоумение как отца, так и своего брата. И пока они пытались сообразить, что к чему, правитель номаров подошел ко мне, а в следующее мгновение опустился на одно колено, ввергнув в недоумение уже меня:

— Юная Амена, был рад встретиться с таким отважным воином. Я запомнил твои глаза, — произнёс почти шёпотом, затем поднялся и, поманив брата, устремился прочь из залы.

Я же поспешила к окнам, которые выходили во двор. Всё то время, что правитель номаров шёл к своим воинам, разговаривал с братом, седлал коня, надевал шлем, я смотрела на него, жадно ловила каждое движение, запоминала. А прежде, чем покинуть двор, Эфин обернулся, наши глаза снова встретились. Всё продлилось каких-то пару мгновений, но и тех хватило, чтобы меня бросило в жар. Этот номар ужасен. Надеюсь, я больше не встречусь с ним… никогда.

Скоро отряд в сопровождении наших воинов направился к воротам, а когда они скрылись из виду, я вернулась к отцу. Правитель Мазарата продолжал сидеть в кресле, только уже с опущенной головой, по его щекам текли слёзы, текли и тонули в седой бороде. Мне стало так больно, так горько. Видимо номары не солгали. Наши силы на исходе…

Подойдя к отцу, я села у его ног, головой прижалась к его коленям. Потом в залу зашли мама и сестры. Чувства печали и безысходности поглотили всех. А спустя некоторое время отец поднялся и заговорил, его слова прозвучали как приговор:

— Я Нитте, десятый правитель Мазарата, признаю своё поражение. Номары годами изматывали нас. Сейчас наша армия не в силах защитить город, номары значительно превосходят нас числом и оружием. Всё, это конец. Мы вынуждены идти на поводу у них, делать всё, что они хотят.

— Чего же они хотят? — дрожащим голосом спросила мама.

— Требование их неизменно. Номары хотят превратить нас в сосуд, что будет питать их бесчисленные войска. Они истощили нашу армию, теперь будут истощать простой народ.

Затем в зал совещаний прибыли советники, благородные мужи и Минекая. Как выяснилось, никто кроме отца и главнокомандующего не знал, что армия крианского народа исчерпала свои ресурсы.

Увы, за время ожидания, гонцам Мазарата не удалось найти союзников, отцу не удалось уговорить правителей близлежащих городов, никто не пожелал иметь дел с номарами, ибо они как зараза, которая распространяется слишком быстро, а Мазарат стал прокаженным городом и ни один обитатель Скайры не захотел разделить нашу беду. Номаров страшатся все, ведь они, нападая на города и деревни, сметают всё на своем пути. Всего за пару столетий они сумели уничтожить немало видов, от их меча пали многие сильные и развитые города. Видимо настал и наш черёд. Сначала они превратят нас в свой придаток, затем займут Мазарат, а в конце уйдут в поисках следующей добычи, оставив опустошенный город с окровавленными стенами на потеху ветру. Так было всегда и с каждым, кто сталкивался с ними. Я боялась и не хотела представлять себе скорое будущее, но оно уже предрешено, остаётся либо принять его, либо бежать, однако бегство — шаг, достойный труса.

Отец отменил празднование, Минекая выступил с посланием на всеобщем собрании благородных мужей, поведав о состоянии армии, а те в свою очередь выступили перед крианцами с предупреждением о грядущих переменах. Город погрузился в уныние. Несмотря на заверения советников повременить с правдой, отец не захотел обманывать народ. Он не хотел и не мог давать ложную надежду, потому рассказал обо всём как есть. Он понимал, что теперь крианцы возненавидят его, обвинят в бездействии и плохом управлении, но это несравнимо с тем чувством стыда и позора, которые он испытал в момент встречи с Эфином. В момент признания своего поражения, глядя врагу в глаза.

Отныне все, затаив дыхание, ждали гонца номаров. Никто не знал, чего они предложат, чего попросят, все боялись только одного – оккупации.

С тех пор прошла неделя и пять дней, оставалось два дня до принятия своей тяжелой участи. Отец все дни ожидания провёл в своём кабинете, он никого не хотел видеть, даже Минекая не захотел принять. Мама была сама не своя и постоянно говорила о том, что надо как можно скорее выдать дочерей замуж. Притом, что Кемме шестнадцать, Идалле — четырнадцать, а Сомья и вовсе малышка, ей всего-то пять лет. Ну, а я приняла на себя все заботы по дому, распределяла обязанности между сестрами, успокаивала их, как могла, заботилась о матушкином саде. Хлопоты помогали отвлечься, однако в каждую ночь, стоило лечь в кровать и закрыть глаза, я видела его – демона, по вине которого наша жизнь вот-вот изменится до неузнаваемости.

Последние два дня тянулись особенно долго. Я мало спала, отчего все вокруг казалось застывшим на месте. В последнюю ночь так вообще не получилось заснуть, и я просидела у окна до самого утра, слушая песни Тихих лесов. А когда солнце коснулось небес, я отправилась к городским воротам, чтобы лично принять послание, всё ж чувство вины не покидало ни на минуту. Мне казалось, что номар в ту злополучную встречу передумал из-за меня, из-за моей невоспитанности в действиях и дерзости в словах.

В столь ранние часы улицы Мазарата были пусты, первые лучи ласково касались деревьев, цветов и земли, Тэрры распевали песни, скрывшись в густых кронах деревьев, ветер едва касался одежды. Это были мгновения истинной гармонии природы, либо затишьем перед бурей. Я шла медленно, ступала осторожно, дабы не нарушить это хрупкое равновесие. А добравшись до ворот, увидела Минекая, он уже стоял на посту, однако смотрел не на дорогу, а на город.

— Доброго утра, наставник, — поравнялась с ним. — Тоже пришли пораньше?

— Доброго, Амена, — ответил, продолжая любоваться сонным городом. — Мы вместе возьмем это послание и отнесем его твоему отцу.

— Что же будет дальше?

— Ох, дитя… — наставник тяжело вдохнул и протяжно выдохнул, — одной Скайре известна наша судьба. Я надеюсь, её великий дух не оставит нас.

Минекая служил Мазарату всю свою жизнь. Как только отец моего отца — Великий Накута передал бразды правления своему сыну, вместе с ним заступил на службу и Минекая. Он никогда не прятался от врага, никогда не оставлял своих воинов в беде. Сражаясь за Мазарат, потерял свою семью, после чего перестал испытывать ненависть к врагу. С того страшного дня его сердце заполняло лишь чувство долга перед народом, что-то в наставнике изменилось, что-то сломалось, а на месте перелома появилось нечто совершенно новое.

Мы простояли в ожидании около часа, как вдруг вдалеке послышался топот. Минекая сразу же повелел привратникам отворить ворота. Конечно же, то был гонец номаров. Это мерзкое создание без лишних слов передало свиток наставнику в руки. Минекая в свою очередь просунул послание через пояс, оседлал коня, затем помог усесться и мне. Мы ехали неспешно, не хотели будить спящих крианцев, паника сейчас ни к чему. А дома в приёмной зале нас уже дожидались благородные мужи и мама. Она очередной раз посмотрела на меня с негодованием, но промолчала.

Минекая тем временем отнес свиток отцу, передал ему, после чего наступила тишина. Правитель Мазарата закрыл за собой дверь, оставив всех в неведении. Мы ждали, ждали того, что он выйдет и даст нам надежду, хотя разумом понимали истинное положение дел, того желало только сердце. Вдруг в какой-то момент все услышали звон стекла из кабинета, мама испугалась за отца и тотчас устремилась к дверям, но папа опередил её. Распахнув створы, он вышел к нам и жестом пригласил всех войти. Благородные мужи расселись за столом, мама заняла место подле отца, а я скромно осталась стоять у дверей, как тогда, в момент встречи с Эфином. Отец сидел, молча, его эмоции, чувства были неясны. Тогда мама взяла свиток и прочла послание, после чего медленно подняла взгляд, а спустя секунду свиток полетел на пол. Она смотрела на отца с непониманием, с горечью и ужасом. А он поднялся, окинул взором помощников, затем посмотрел на меня:

— Амена? Дитя? Подойди.

Я же не решалась сдвинуться с места.

— Не бойся, ты ведь не испугалась номаров, более того, сидела с ними за одним столом, отчего же сейчас робеешь? Амена, подними этот свиток и зачитай его вслух.

Я на негнущихся ногах подошла свитку, взяла его и начала читать, правда, про себя, но отец остановил:

— Вслух! — произнёс как никогда жёстко, безжалостно.

Пришлось послушаться.

«Нитте, правитель Мазарата. Я Эфин, лидер номаров выставляю тебе единственное условие нашего мирного договора. Ты обязуешься отдать мне в жены свою старшую дочь Амену, а взамен я обещаю не претендовать на ваш суверенитет. Вы будете жить, как жили раньше. Притом леса, реки и скалы снова будут доступны крианцам. Мы — номары, даём согласие на торговлю и обязуемся щедро оплачивать всё то, что вы вырастите и поймаете на своих землях.

В случае твоего согласия, Амена покинет Мазарат навсегда. Она станет моей женой и уйдет со мной туда, куда ей будет велено, я позволю ей взять с собой служанку. Это моё последнее слово. В противном случае к приходу третьей луны Мазарат будет разрушен, а его жители уничтожены»

Пока я читала, слёзы капали на пергамент. Мне хотелось закрыть глаза, а открыв, понять, что это всего-навсего дурной сон. Следуя посланию, я единственный камень преткновения в конфликте с номарами и только я могу решить судьбу крианского народа. Но за что? За что я должна платить такую цену? Повернувшись к отцу, хотела увидеть в его глазах сочувствие и жалость, но в них был только укор, мама тоже не проявила понимания. Через минуту уже все благородные мужи говорили о том, что это самый лучший исход, что пожертвовав одной жизнью, они спасут сотни.

— Ну?! — прогремел отец, глядя на меня. — Теперь твоё любопытство полностью удовлетворено? Ты рада?

В его словах было столько презрения, что мне захотелось сбежать, но я подавила в себе стыд и страх:

— Чему мне радоваться, отец? Тому, что правитель Мазарата и предок великих критти неспособен вести свой народ? Тому, что я должна пожертвовать собой, ради вас всех? Вы никогда не оставляли мне выбора, с самого детства я делала то, чего хотели вы. Ты мог бы дать мне шанс выбрать свою жизнь, но вместо этого вы решили потворствовать желаниям этих лицемеров, — кивнула в сторону советников, — которые по непонятным причинам зовутся благородными мужами, решили отдать меня в жёны одному из них. А теперь согласились отдать зверю! Я никогда не стану женой номара! Вы можете убить меня здесь и сейчас, но на эту сделку я не пойду!

В тот же миг мама сорвалась с места и, подбежав ко мне, влепила пощечину.

— Как ты смеешь так разговаривать с правителем, дрянная девка?! Вместо того, чтобы быть послушной дочерью и следовать древнейшим традициям, я годами наблюдаю, как ты позоришь наш род! Все эти бесконечные посещения казарм, неповиновение нам, по-твоему, это достойно крианской девы? Тебя никто не хотел брать в жёны, поэтому нам пришлось прибегнуть к единственному оставшемуся шансу. Тарту согласился, хотя считает тебя большим позором. Бедолага теперь выдохнет с облегчением. Но если твой союз с номаром спасёт Мазарат, я немедля дам согласие на него. Видимо, только зверь способен воспитать тебя! Тем более, ты еще должна радоваться, Эфин не такой как все номары. Он смешанный.

— Как ты можешь такое говорить? — я не верила своим ушам, меня предала родная мать, а отец остался стоять в стороне.

— Пойми, Амена, сейчас на кону существование нашего вида. Теперь ступай, нам надо дать ответ.

Я выбежала из кабинета, ноги несли сейчас только в одно место – городской сад, мне хотелось провалиться сквозь землю и никогда больше никого не видеть. Они предатели, все!

Глава 3

Предыдущая глава Следующая глава

Ночь третьей луны

Правитель Мазарата дал своё согласие на наш с Эфином союз, ответ отправили тем же днём. Уже через неделю Эфин прибудет в город, чтобы в ночь прихода третьей луны жениться на мне и забрать с собой. Этого дня я жду с ужасом, теперь как никогда хочется бежать, бежать без оглядки. Мама чувствовала моё настроение, посему выставила у дверей моей опочивальни охрану. В одночасье я потеряла семью и превратилась в узницу, которую вот-вот отдадут на потеху монстру. Да, в отношениях с матушкой у меня никогда не было особого тепла, однако я даже подумать не могла, что она поступит со мной столь жёстко и беспощадно.

Сестры также по завету матери обходили меня стороной, даже Сомье запретили подходить ко мне. Это чудовищно, несправедливо и отвратительно. Я всего лишь хотела свободы, даже согласилась на брак с Тарту при условии, что тот не будет совать свой нос в мои дела, но сейчас оставалось одно — оплакивать себя и готовиться к самому худшему. Одной Скайре известно, что эти чудовища делают с несчастными женщинами, что волей рока попали к ним в лапы. Я видела глаза Эфина, в них бесновалось пламя ярости, а коль глаза – отражение души, то в его душе нет ничего кроме жажды крови. Скорее всего, получив меня, Эфин не успокоится и придёт за остальными, номарам нельзя верить, они искусно лгут, а потом вставляют нож в спину. Хотя, если случится так, я буду отомщена.

На этот раз время летело быстро, несмотря на то, что приходилось дни и ночи проводить взаперти. Родители ко мне совсем не заходили, они полностью отстранились. Странно, то ли совесть им не позволяла посмотреть мне в глаза, то ли они уже заведомо распрощались со мной. Но за день до свадьбы в комнату неожиданно пришёл Минекая. Наставник нервничал, не знал с чего начать, но через минуту собрался с духом и заговорил:

— Я выпущу тебя. Ты сможешь сегодня же уйти из Мазарата, только так спасёшься, — он крепко сжал свой шлем. — Сегодня ночью, когда все будут спать, я выведу тебя, лошадь уже будет ждать за воротами.

— Ты ведь понимаешь, чем рискуешь?

— Я всё прекрасно понимаю. Только видеть, как тебя превращают в наживку для номаров, не могу. Не для того учил тебя все эти годы защищаться, не для того выслушивал все твои девичьи капризы. — Минекая усмехнулся, но глаза его заблестели. — У меня тоже была семья, был сын, которого я растил, надеялся, что он будет моей поддержкой и опорой в старости, что будет приходить к нам со своей женой и приводить внуков. Мне хотелось, чтобы он был достойным воином и защитником Мазарата, своего народа и своей семьи. Но, подчинившись приказу, я потерял их.

— Ты никогда мне не рассказывал о своей семье, — я устроилась на подоконнике рядом с наставником.

— Не рассказывал, это моя боль, мой позор и бесчестие по отношению к ним. В те годы, когда крианцы ещё вели хозяйство за городскими стенами, жена и сын работали на полях, я каждый вечер забирал их и вёз домой. Но в тот день на земледельцев напали тумо, а я находился в казармах. Когда узнал о том, что случилось, хотел бежать к ним, но Нитте приказал закрыть ворота и оставаться внутри, дабы не пустить врага в город.

— И ты остался внутри?

— Да, — и у него поползли слезы по щекам, — остался, отдав этим тварям свою семью на съедение. Тумо не пошли к городу, они получили то, зачем явились и вернулись в лес. Когда мы прибыли на поля, мы узрели ужас. Моя жена лежала на земле, прикрывая собой сына, но они оба были мертвы. Их кровь на моих руках, как и всех тех, кто пал в тот день. Я обязан был идти к жене, несмотря на приказ.

В этот момент Минекая замолчал. Ему было тяжело рассказывать, ещё тяжелее вспоминать, однако спустя пару минут он продолжил:

— После того случая для меня больше не существовало власти, только долг перед крианцами. Я не мог позволить, чтобы и они лишились своих семей. Потом в моёй жизни появилась ты, Нитте привел тебя в казармы и разрешил подержать меч, тогда перед моими глазами возник сын, и я не смог отказать тебе. Я учил тебя, а пока учил, привязался и полюбил как родную дочь. Так, могу ли я позволить им сломать тебе жизнь?

— Я и не знала. Прости…

— Тебе не за что извиняться. Как бы ни старалась Скайра, в мире всё равно много несправедливости. Мою семью уже не вернуть, а вот ты ещё можешь спастись. Так что жди ночи, я приду за тобой.

И наставник вышел из покоев, я же осталась сидеть на подоконнике. Оказывается, моя семья давно лишилась совести, для них нет ничего святого, раз они так легко и безжалостно распоряжаются чужими жизнями. Раньше я часто слышала о погибших за городскими стенами, но даже представить себе не могла, что погибают они по одной единственной причине – потому что их бросают. Минекая прав, я не хочу становиться игрушкой.

Наступления ночи я ждала с нетерпением, а к вечеру, когда нервы начали сдавать, отправилась в сад, конечно же, под присмотром моего охранника. Все ж раз в день мне разрешались прогулки дабы я сохранила свежесть лица и не утратила привлекательности, иначе правитель номаров останется недоволен товаром. Тем более слова наставника воодушевили, моя душа желала ветра и шепота деревьев, потому я спустилась во двор и направилась в сторону сада, что расположился за невысокой оградой с резной калиткой.

На улице было тихо, до ушей доносился лишь шорох листьев и звуки засыпающих Тэрр, перед сном они всегда долго укладываются и постоянно сбрасывают ветки, которые им мешают. Я бродила среди деревьев и цветов, не думала ни о чем, кроме того, что сказал Минекая, как вдруг меня отвлек кто-то, кто искусно прятался в кустах Дикой Мойры. То была Сомья, она осторожно выглянула из своего убежища и поманила к себе, а когда я зашла за куст, сестренка тут же бросилась ко мне и обняла.

— Почему ты больше не с нами, Амена? Почему не гуляешь и не играешь со мной как раньше? — уставилась на меня своими большущими глазами.

— Сомья, — я улыбнулась, а в груди больно дернулось сердце, — просто кое-что изменилось и мне скоро придется покинуть вас.

— Но ты же вернешься? — ее глазки так пронзительно смотрели, что захотелось расплакаться, но этого делать нельзя, ведь тогда моя маленькая сестренка, моя славная малышка тоже расстроится.

— Возможно. Когда-нибудь…

— Ты все время ходишь грустная, перестала улыбаться и радоваться, может, поиграем в прятки? Тебе сразу станет легче, я знаю.

Сомья взяла меня за руку и потянула за собой вглубь сада. Я шла за ней, а сердце сжималось всё сильнее. Да, злость и обида на отца с матерью затмили все остальные чувства, но сейчас всё начало проясняться. Если я уйду из Мазарата, то обреку на гибель всех тех, кто ни в чем не виноват, а главное, потеряю свою маленькую сестрёнку. Тогда я буду так же ненавидеть себя, как и Минекая. Кто знает, может быть Эфин сдержит своё слово, и я стану последней жертвой в этой войне. Зачастую мы поддаемся воле чувств и молниеносных желаний, но когда в душе стихает ураган эмоций, тогда наступает время разума. Так и сейчас, я поняла, что сбежав, не получу ничего кроме угрызений совести и пожизненных мук. Лучше страдать физически, чем каждый день просыпаться с мыслью о том, что погубила тех, кто был дорог.

Наигравшись с сестрой и вспомнив всё то, о чем успела забыть, я приняла решение, оставалось лишь дождаться Минекая.

Мы разошлись по своим комнатам, когда на улице стихли последние шорохи. Я легла в кровать и закрыла глаза. Надо же, а ведь мне стало легче! Кто бы мог подумать? Я даже не заметила, как дверь в комнату отворилась.

— Амена? — раздался голос Минекая. — Вставай, слышишь? Нам пора уходить.

— Прошу, сядь рядом, — поманила его к себе.

— Нет времени, дочка.

— Ошибаешься, в нашем распоряжении бесконечность. Присядь, я хочу что-то сказать тебе.

— Что ты хочешь мне сказать? Мы рискуем упустить шанс, — наставник не понимал, отчего я медлю.

— Минекая. Я никуда не пойду.

— Что? — он посмотрел на меня с недоумением. — Что ты такое говоришь, дитя? Ты должна быть свободна.

— Оставшись здесь, я сохраню нечто большее, чем свободу. Я сохраню свою совесть. Мне выпал жребий родиться дочерью правителя, я не могу вот так бросить их всех.

— Ты не понимаешь, номарам нельзя верить. Они вернутся сюда с оружием, станешь ты женой Эфина или нет. Мазарат обречён. Уже много лет мы перед номарами как беззащитный младенец перед голодным Карукком. Вставай и иди, спасись…

— Минекая? Как ты думаешь? Смогу ли я простить себя после побега и после того, как номары разрушат здесь всё до основания? Когда убьют тех, кого я люблю? Ты же так и не простил себя. И я не прощу...

Тогда он сел рядом. Глаза наставника наполнились болезненной грустью:

— Амена. Я уже не знаю, что в этом мире правильно, а что нет. Утрата семьи перечеркнула всё, я перестал верить, перестал надеяться. Моя совесть пытает душу каждый день, отчего она не перестает болеть. Мне хотелось бы, чтобы ты спасла себя, стала свободной, но возможно, ты права. А я просто старый солдат, который утратил смысл.

— Ты не утратил смысл, Минекая, иначе не просыпался бы каждый день и не шёл к своим воинам. А я хочу попытаться, кто знает, может тогда номары исполнят своё обещание. Нам надо верить, Минекая. И я прошу, поверь вместе со мной, — я взяла его за руки, — поверь в меня… хотя бы ты…

На что он обнял меня, прижал к себе. Хотя, какой он наставник, он мой отец, который боится за свою дочь, переживает, который был всегда рядом. Если в детстве я падала, то шла с разбитыми коленками не к матери или отцу, а к нему, если боялась грозы, пряталась за него, а если радовалась, делилась этой радостью только с ним.

— Хорошо. Я буду надеяться, буду верить. И главное, я всегда буду рядом, — Минекая поцеловал меня в голову.

— Спасибо.

После он поднялся и медленным шагом направился к двери, а когда закрыл её за собой, моё сердце заболело. Оно болело так, словно от него оторвали кусок. Где же та жизнь, которая была раньше? Где те беззаботные дни, проведённые во дворе или на тренировочном поле, где улыбки и радость сестёр? Почему всё меняется так быстро?

В столь горьких мыслях и уснула. Видимо, Скайра даёт мне это испытание для того, чтобы я стала кем-то, чтобы доказала своё право находиться здесь.

Ночь пролетела незаметно, без снов, без видений, а когда в окнах забрезжил рассвет, я проснулась. Было ещё очень рано, но спать не хотелось совсем. Сегодня всё свершится, мне придётся стать женой самого коварного и жестокого создания на Скайре. Он прибудет в ночи, чтобы забрать мою душу, сделать меня своей рабой. Я слышала жуткие рассказы о том, как номары ведут себя с женщинами. Они попросту хватают их за волосы и унижают. Хотя чему удивляться, эти отродья недалеко ушли от животных.

Но раз уж мой союз с номаром должен стать залогом мира между двумя видами, отец таки повелел готовиться к празднеству. Видимо, чтобы жених не усомнился в своём решении.

К полудню в комнату вошла мама, первый раз за столь долгое время. Она привела портниху и принесла платье.

— Доброго утра, госпожа, — защебетала полная дама, растянувшись в улыбке от уха до уха.

— Доброго, — кивнула ей в ответ, после чего посмотрела на маму, которая стояла с каменным выражением лица. Будто я перестала для неё существовать.

— Примерь, — кивнула матушка на безупречный наряд. — Ирая должна успеть исправить все несовершенства.

На что я, молча, кивнула. Хотя в голове крутились десятки вопросов.

Я послушно надела платье, встала перед зеркалом. В отражении на меня смотрела девушка, которая потеряла себя в безбрежном океане печали. Мама же смотрела лишь на платье, будь оно неладно, тогда я не выдержала:

— Почему ты меня не замечаешь?

— Нет времени на пустые разговоры. Все должно быть готово к моменту прибытия номара, которого ты должна поразить в самое сердце. По словам отца, он просто поедал тебя глазами там, в зале советов.

— Почему бы тогда тебе не выставить меня на площади обнажённой? Так Эфину понравится куда больше, тем более я всё равно не гожусь на роль прекрасной крианской девы.

— Ты права, ты не дева и никогда ею не была. Но Эфин не просто животное, он другой. Поэтому сделаем все по правилам. И потом, если номары сдержат своё обещание, ты превратишься в героиню, крианцы будут чтить твою память.

— Чтить память? То есть, моя мать прощается со мной, как с покойницей?

— Я не намерена более это обсуждать. Не я привела тебя в тот день в зал советов, не я толкнула в руки к номару. Ты всё сделала сама, Амена. Потому очень тебя прошу, не ищи виноватых.

И она вышла из покоев, оставив дверь открытой, что по нашим правилам означало её глубокое неуважение ко мне и фактически отречение, я же осталась стоять и смотреть на себя в зеркало. Только, кого я вижу перед собой? Вроде бы те же глаза, волосы, то же родимое пятнышко около виска, всё то же, но это уже не я.

Портниха меж тем подшила платье и удалилась. Красивое получилось платье, другой вопрос, зачем все эти кружева, зачем струящийся шёлк юбки? Всё равно это платье не невесты, а той, которая сегодня умрёт. Еще через час пришли девушки Мираиды, что посвятили себя служению духу Скайры в древнем храме Трёх лун, чтобы подготовить невесту к обряду под молитвенные песни предков. Девушки вплели мне в косу цветы и шёлковые ленты, на лицо нанесли витиеватые узоры, что начинались от висков и заканчивались на шее. К вечеру все приготовления были закончены, а незадолго до выхода из дома кухарка принесла мне поесть, дабы у невесты не случилось голодного обморока. Но я не смогла проглотить ни кусочка, хлеб уже не пах хлебом, фрукты фруктами, все смешалось и стало таким отвратительным, что мне захотелось выбросить еду в окно вместе с подносом. Скоро я ощутила дрожь, тогда скорее подошла к окну, распахнула его и начала жадно хватать ртом воздух. Я должна быть сильной! Я должна всё преодолеть! Скайра меня не оставит! Она не бросает тех, кто отдал себя в жертву.

Вдруг дверь скрипнула, отчего я вздрогнула и резко обернулась.

На пороге стоял Минекая:

— Нам пора, Амена, — произнёс тихо. — Эфин прибыл в Мазарат.

— Конечно. Я иду.

Наставник подал руку, и мы вместе направились вниз. Наставник повёл меня через сад, видимо, чтобы я насладилась очарованьем природы в последний раз, ведь на землях номаров не цветут цветы, не поют птицы, не журчит вода в фонтанах.

— Спасибо, — я сжала его руку.

— Не благодари, — ответил чуть слышно. — Не за что…

Минекая вывел меня на площадь, где передал отцу. На небе к этому времени засияла вторая луна.

Те горожане, которым удалось попасть на площадь, стояли на почтительном расстоянии от алтаря, затаив дыхание, все благородные мужи томились в ожидании, уж очень им хотелось поскорее приступить к обряду, а у самого алтаря спиной к нам стоял он.

Когда Эфин собрался развернуться, у меня подкосились ноги, если бы не отец, упала бы на колени перед этим зверем.

И вот, наши глаза снова встретились. Эфин стоял неподвижно, его грудь медленно вздымалась при каждом вдохе, отчего чёрные латы поблёскивали в лунном свете, зверь не проявлял эмоций, его взгляд казался спокойным, как тогда – в зале. Только я-то знаю, спокойствие номара явление мнимое. О чём же он думает? Какие планы вынашивает? Что сделает со мной и когда? В этот момент раздался голос отца:

— Эфин? Пора начинать обряд.

На что номар подошёл ко мне и без спроса взял за руку, после чего отвёл к алтарю, где главное и почётное место занял отец, а мужи заняли места с каждой стороны от него:

— Сегодня великая ночь! — заговорил правитель. — Ночь примирения, ночь, под чьим покровом я благословляю союз между моей дочерью Аменой и правителем номаров Эфином, сыном Танафера. Когда третья луна коснётся вас своими лучами, я выжгу на плече каждого символ связи, символ самой Скайры, она будет сопровождать вас всегда и во всём.

Но речь отца прервал Эфин:

— Правитель Нитте, я уважаю ваши традиции, однако желаю, чтобы на плече вашей дочери остался символ моего рода, а на моём — вашего. Мы же с вами ещё не подписывали мирный договор? — и он усмехнулся.

— Полагаю, ты прав. Так будет гораздо лучше.

Я же посмотрела на отца с ненавистью. Он превратил меня в вещь! Позволил зверю глумиться надо мной! И это только начало. В этот момент на небе засияла третья луна, её лучи коснулись нас, после чего номар снял свой перстень и передал одному из мужей, тот в свою очередь раскалил перстень на огне и вручил отцу. Буквально через пару секунд я ощутила боль, но сильнее всего болело не плечо, не обожжённая плоть, а душа. После меня отец подошёл к Эфину и оставил клеймо от своего перстня на его плече. Далее последовали напутственные речи, только я их не слушала, а Эфин всё это время не сводил с меня глаз. Когда же треклятый обряд подошёл к концу, правитель велел всем пировать. Это стало последней каплей. Я тотчас выдернула свою руку из лап монстра и устремилась прочь. Отец, было, собрался за мной, но Эфин придержал его:

— Теперь она моя жена, Нитте, а значит, будет слушаться только моих приказов, сейчас же пусть идёт.

— Хорошо. Очень благородно с твоей стороны.

Это всё, что я услышала...

Ноги несли меня в сад, где царил полумрак и прохлада, где шумели ручьи, где Тэрры шелестели листвой. Я добежала до ручья, обняла дерево, что росло рядом, и зажмурилась. Злость, отчаяние и бессилие накрыли с головой, отчего я принялась царапать ствол, бить по нему кулаками. Скоро кружевные рукава превратились в лохмотья, а подол платья почернел от грязи. И пусть! Ненавижу это платье! Ненавижу!

— Ненавижу, — прошептала чуть слышно, после чего опустилась на землю. Увы, побыть наедине с собой мне не дали. Уже через несколько минут в глубине сада послышались шаги. Новоявленный хозяин пожаловал…

— Амена? — Эфин подошёл ко мне, опустился на корточки. — Посмотри на меня. Я имею право хотя бы на один взгляд, — он подался вперёд и медленно провел пальцем по моей щеке. — Ну же …

Пришлось послушаться. В темноте его глаза казались бездонными, кожа номара отдавала синевой, а эти полосы, что тянулись вдоль лба… Нет, он всё-таки зверь.

— Твои руки кровоточат. Почему? — коснулся моей ладони.

На что я предпочла промолчать. Тогда Эфин начал аккуратно вытаскивать занозы, а когда закончил, набрал воды из ручья и полил мне на ладони, чтобы смыть кровь.

— Так лучше? — посмотрел с прищуром.

— К чему такая забота? — и я вытерла руки о подол платья.

— Просто ты ещё не поцеловала меня, как положено жене.

— А если я этого не хочу?

— Тогда я возьму силой этот поцелуй.

— Что ж, видимо, только силой ты и можешь взять его.

В этот момент я резко поднялась и хотела уйти, но Эфин крепко схватил меня за плечи, рывком прижал к себе. Грудью я ощутила его частое сердцебиение, кожей головы – горячее дыхание. Одной рукой номар расплёл мою косу, вытащив из неё все цветы и ленты, затем потянул за волосы, из-за чего мне пришлось задрать голову. В этот миг я увидела его настолько близко, что мои щеки буквально вспыхнули, его же нос коснулся моего, следом он разжал губы. Ещё через секунду губы Эфина коснулись моих, отчего я снова зажмурилась.

— Неужели это так неприятно? — прошептал очень тихо.

— Ты монстр, Эфин, — ответила так же тихо. — И всегда им будешь, ты не знаешь жизни без насилия. Да, это было неприятно, ибо жестокость и принуждение не бывают приятными.

Вдруг он отпустил меня, отошёл на пару шагов:

— О, нет Амена, — скрестил руки на груди. — Ты ещё не видела моей жестокости. Считай, этот поцелуй был последним и самым нежным в твоей жизни. А теперь пойдем. Нам пора в путь.

Но я осталась стоять на месте. Наверно, глупо с моей стороны дерзить и пререкаться с таким демоном, но иначе не получилось, Эфин же повернулся и схватил меня за руку с такой силой, что я услышала хруст костей:

— Ты не слышала, что я сказал? Теперь я твой хозяин и не забывай об условиях мира с Мазаратом. Не советую нарушать договор. Идём!

Когда мы пришли к дому, номар велел собираться. Более он не желал оставаться в Мазарате. И пока прислуга возилась с моим багажом, перетаскивая его из дома в телегу, запряженную двумя гнедыми монстрами, матушка позаботилась о служанке. Скоро я познакомилась с Лумеей, бедняжку выбрали против её воли. Оказывается, отец девушки получил от казначея приличную сумму за то, чтобы тот отдал дочь. Выходит, её тоже предала родня, и сегодня мы обе отправимся туда, откуда не возвращаются. Лумея наверняка надеялась стать невестой в ночь Трёх лун, а стала рабыней, впрочем, как и я.

Спустя полчаса мы выдвинулись. Я ехала на своей лошади, позади неспешно поскрипывала телега с вещами и Лумеей. Минекая в составе отряда следовал по правую и левую сторону от нас, а впереди ступал боевой конь отца рядом с конём Эфина. Два правителя изредка переговаривались, обменивались обещаниями и условиями торговли. Но мысли номара были далеки, как собственно, и отца, оба нехотя делали вид, что уважают друг друга. Я же изредка посматривала то на них, то на Лумею. Несчастная не переставала тихо плакать, она постоянно оборачивалась, поджимала губы, что-то шептала. Ей сейчас тяжело, но участь наша предрешена, остается только смириться и плыть по течению, возможно, когда-нибудь оно нас вынесет к берегам счастья.

Я и не заметила, как мы добрались до главных ворот. Лишь протяжный скрип массивных створ, точно стон горного титана, заставил съежиться. Скоро взору открылась дорога, уходящая далеко во мрак джунглей. Вся свита Эфина ожидала его именно здесь, а едва завидев лидера, они спешно поднялись, оседлали лошадей и приготовились к отбытию.

Эфин в этот момент повернулся ко мне:

— Не желаешь проститься с отцом?

— Желаю, но не с отцом, — после чего я подвела свою лошадь к Минекая и крепко обняла его. — Прощай. Ты был мне отцом, о котором можно только мечтать, — произнесла тихо.

— До встречи, дочка. Пусть меч всегда сопровождает тебя. Скоро мы встретимся, главное держись и оставайся живой. Я верю, — он прошептал мне это на ухо и крепко прижал к себе.

Напоследок я всё же посмотрела на отца и постаралась вложить во взгляд всё своё презрение. Удивительно, но во взгляде правителя Мазарата поселился стыд. С чего бы только? Он ведь собственноручно отдал меня зверю на потеху:

— Всё, я попрощалась, — вернулась на своё место.

— Хорошо, — благородно кивнул Эфин. — Хотя многое стало неожиданностью для меня, – затем его взор устремился на отца. — Прощай, Нитте. Надеюсь я не пожалею о своём решении и наш обмен оправдает себя.

— Амена достойная дева, ты не ошибся в выборе, — отец гордо выпрямил спину.

— А я не выбирал, Нитте, — широко улыбнулся номар, оголив клыки.

После всего сказанного правитель Мазарата развернул коня и приказал своим воинам двигаться обратно в город, а мы поехали вперёд. И пока Мазарат ещё оставался в поле зрения, я не переставала смотреть на него, то был мой отчий дом, моя земля, моя жизнь, а теперь это чужой город, который предал и забрал все надежды. Но там всё ещё живут те, кто мне дорог…

Глава 4

Предыдущая глава Следующая глава

Сквозь тьму и мрак

Как сказал Эфин, путь до его земель составит два дня, но если двигаться без лишних привалов, можно добраться быстрее. Однако я хотела, чтобы этот путь занял куда больше времени, так что, решила немного подпортить его намерения.

Мы ехали через Тартовые леса, где росли тарты — деревья, ветви которых постоянно извивались. Так они дышали, охлаждались, поэтому в лесу всегда было холодно и очень сухо. Я надела меховую накидку, голову укрыла капюшоном, но вот руки остались открытыми, из-за чего они начали стремительно замерзать, а поводья отпустить я не могла, дабы не потерять контроль над лошадью. В итоге пришлось поравняться с Эфином и затребовать привал:

— Эфин! Прошу, остановись. Мне очень холодно.

— Терпи, прошло всего восемь часов пути, а ты уже ноешь.

— Пожалуй, но если ты хочешь иметь жену с пальцами на руках, то немедля прикажешь сделать привал, — после чего остановила лошадь и демонстративно слезла с неё.

Эфин тоже остановился:

— Это что, приказ? — он повысил голос, затем спрыгнул с коня, быстрым шагом подошёл ко мне, схватил за руки, но убедившись в том, что я не соврала, всё-таки приказал своим воинам остановиться и развести костер.

— Так и быть, — злобно ухмыльнулся. — Останешься с пальцами.

Номары развели три костра на расстоянии по три метра друг от друга: для нас с Лумеей рядом с обозом, для себя по центру поляны, а для правителя самый дальний. И когда все расселись, вокруг воцарилась тишина. Такое ощущение, будто воины Эфина все до одного глухонемые, ведь за весь путь я не услышала ни единого слова. Либо они не говорят на привычном для нас языке. Как знать, может они общаются на своём зверином? Тем временем на лес опустились сумерки, следом за темнотой пришёл туман, он густой пеленой окутал землю, отчего стало ещё холоднее. Тогда Эфин велел заночевать здесь, поскольку до наступления ночи мы всё равно не успеем выйти из леса, а брести в жуткий холод сквозь туман было не лучшей идеей.

Согревшись, мы с Лумеей поднялись и пошли к телеге, где нас дожидались толстые шкуры с одеялами, а вот номары, кроме двух дозорных, легли на голой земле. Эфин же устроился подле своего коня, который послушно лёг рядом с хозяином и грел его своей шерстью. Уже через час все спали, кроме меня, я не могла сомкнуть глаз. Мысли, переживания и тоска одолевали, завывающий ветер в кронах вызывал чувство тревоги, тогда я тихо поднялась и, прокравшись мимо дозорных, оказавшихся не слишком-то внимательными, устремилась вглубь тёмного леса. Конечно, бродить по Тартовому лесу в сумраке весьма бездумно, но сейчас я готова идти и идти, лишь бы оказаться как можно дальше от номарской своры. Так и брела, пока не набрела на реку, что вопреки сильному ветру текла медленно.

В отличие от Тихих лесов, кои полнились жизнью в ночные часы, Тартовые казались мёртвыми. Как писали мудрейшие мужи Мазарата, когда-то полнокровности Тартовых лесов можно было только позавидовать, но однажды на здешних землях поселились злые духи, они изгнали из леса животных своим ужасным рёвом, сковали земли своим ледяным дыханием, после чего поселились в деревьях, где сидят до сих пор. Права то или нет, никто не знает, но судя по тому, как здесь холодно и жутко, смею предположить, что мудрецы не солгали.

Я стояла на берегу, смотрела на воду, на лунные отражения в ней, как вдруг плечом ощутила осторожное касание, отчего сердце на пару мгновений замерло:

— Что ты здесь делаешь? — за моей спиной стоял Эфин.

— Боишься, что сбегу? — ответила, продолжая смотреть на неспешное течение реки.

— Этого я как раз не боюсь. Если у тебя есть голова на плечах, ты не рискнешь бежать через эти леса.

— Неужели здесь и впрямь нет жизни? — мне не хотелось с ним спорить, хотелось просто поговорить.

— Деревья в постоянном движении, а земля холодна будто лёд, каждый заблудший сюда зверь погибает. — Эфин едва касался грудью моей спины, а когда заметил мою дрожь, встал вплотную, и я тотчас ощутила его горячее дыхание. — Решила поговорить о природе? С чего бы вдруг?

— А что? В перечень моих разрешенных действий это не входит?

— Почему же, ты вольна говорить о чём угодно. Другой вопрос, со мной ли?

— Ты к несчастью мой муж. Знаешь? До твоего появления меня хотели выдать замуж за приближенного к отцу, и на тот момент я считала себя несчастной, но сейчас понимаю, как оказывается ошибалась.

— Весьма откровенно. Тогда я тоже кое в чём признаюсь. Когда я увидел тебя там, в казармах, я почувствовал твой страх, он настолько увлек меня, что в голове было лишь одно желание, — Эфин положил руки мне на талию и резким движением прижал к себе.

— Какое же?

— Взять в руки твою хрупкую шейку и сжать её, — зашептал на ухо, — но не убивать, а наблюдать предсмертный ужас в твоих глазах, который появляется у жертвы перед гибелью.

Сию секунду я развернулась к нему, взяла номара за руки и положила их себе на шею:

— Ты можешь сделать это сейчас. Ну же, сжимай, насладись моментом и брось меня здесь, чтобы ледяная земля поглотила бездыханное тело, — при этом говорила тихо, без лишних эмоций.

Эфин держал меня за шею, но не посмел сделать и движения. Он вдруг затаился, а спустя пару минут отпустил:

— Согрелась, как посмотрю.

— Так и есть, у тебя горячие руки. Спасибо, что согрел, а не убил.

— Ты со мной играешь, дочь Нитте? — и губы Эфина искривились в презрительной ухмылке.

— Куда мне? Жертвам не пристало играть с хищником. Скорее наоборот, это ты забавляешься.

— Нет, Амена. Сейчас я не забавляюсь с тобой, сей чудный момент настанет, когда мы прибудем на мою землю. Тогда ты всецело ощутишь хищника, — и, подавшись вперед, добавил, — на себе.

Последние слова заставили дёрнуться, моё сердце заколотилось с небывалой скоростью, на что Эфин широко улыбнулся, обнажив белоснежные клыки:

— Вот теперь ты настоящая жертва, а сейчас пойдем. Уже светает, тем более, останавливаться больше я не планирую.

И правда светает, а я даже не заметила.

Мы вернулись в лагерь, где Эфин довёл меня до телеги, помог забраться внутрь, проследил за тем, чтобы я легла, только после этого отправился к своему коню. Но заснуть я всё равно не смогла, так и дождалась первых лучей. Надо мной извивались ветви деревьев, ледяной ветер трепал волосы и царапал кожу лица, а ещё нёс за собой пыль, много пыли.

— Отбываем! — раздалось громко и резко, из-за чего мы с Лумеей подскочили на месте. Эфин уже сидел верхом на коне, тогда как его свора суетилась у кострищ.

— Возьмите, госпожа, — Лумея протянула мне яблоко, — неизвестно, когда нам разрешат поесть.

— Оставь себе. Аппетит у меня пропал ещё перед свадьбой.

— Но как же? Вы не сдюжите столь дальнюю поездку. Голова закружится, чего доброго с лошади упадёте.

— Сдюжу, — и я выбралась из тёплого кокона.

Однако, оказавшись в седле, я поняла, что переоценила свои возможности. Голова и впрямь пошла кругом, отчего-то болело всё тело, будто меня ногами были всю ночь.

А спустя несколько часов пути моё состояние стало ещё хуже, всё ж два дня без сна и еды дали о себе знать. Однако я старалась не подать виду и продолжала ехать, но через пару часов мой живот заболел так, будто я проглотила горсть гвоздей и запила их смолой, а перед глазами всё окончательно поплыло.

К моменту моего полуобморока мы уже вышли из Тартовых лесов и двигались по дороге, по обе стороны от которой раскинулись обширные равнины, солнце к этому времени пекло нещадно. Я не знала, сколько ещё выдержу, но признаваться в своей слабости проклятому монстру по-прежнему не хотела. Оставалось только одно — доехать до телеги и взять что-нибудь из припасов у Лумеи. Тогда развернула лошадь и направилась в сторону обоза. Вдруг перед глазами всё завертелось, закружилось, руки сами отпустили поводья, а дальше наступила темнота.

Очнулась я, лёжа на траве. Лумея прикладывала влажную тряпку к моему лбу, солнце слепило глаза, от жары капли воды на коже испарялись моментально, мне казалось, что я сейчас дома, лежу в саду и смотрю на небо, но все прекрасные фантазии были развеяны наплывшей тенью подошедшего Эфина. Он велел Лумее принести воды, а сам сел рядом. Как выяснилось, мы остановились у реки:

— И что это было? — устремил взор на воду. — Очередной каприз?

— Нет, это не каприз, — кое-как села, — а всего лишь голодный обморок. Я не ела и не спала пару суток, вот и не выдержала. Жаль, что я не сломала себе шею, пока падала с лошади.

— Не ела, значит. Надо же, а я-то думал вы — крианцы можете держаться на одном только воздухе, — и криво усмехнулся.

— Не смешно. Это замужество из меня все соки выпило.

Тогда Эфин и вовсе рассмеялся:

— Вот есть у тебя одна особенность, — всё ж посмотрел на меня.

— Какая же?

— Ты можешь меня развеселить, что мало кому удается.

— Знаешь ли! В придворные шуты я к тебе не нанималась.

— Ладно. Давай вставай, тебе надо освежиться.

— Я не могу встать, у меня сил нет.

— Хорошо.

После чего Эфин поднялся, в мгновение ока подхватил меня на руки и понес к реке...

А через минуту я уже летела в воду. Он бросил меня, как какой-то булыжник, при этом вода была студёная, несмотря на жару. Я сидела по пояс в холодной воде, на голове красовался пучок из водорослей, платье промокло насквозь, отчего прилипло к телу и выделило всё, что только выделяется на женской фигуре, а Эфин стоял напротив и хохотал.

— Тебе смешно?! — каков подонок. — Ты взял меня для того, чтобы издеваться?! Да, кто тебе дал такое право? — мои щеки загорелись от злости.

— Твой отец мне дал такое право, — произнёс сквозь смех. — Хотя выбора у него всё равно не было.

— А тебя только это и забавляет — власть над чужими душами. Ты чудовище, Эфин! — поднявшись на ноги, почувствовала себя голой, тогда загорелось уже всё лицо, а руки задрожали. Эфин же перестал смеяться, теперь в его глазах поселилась похоть. — Так лучше?

— Давай выходи, не смущай моих солдат.

Я вышла из воды, по пути сняла с головы водоросли и приклеила их к груди Эфина. После чего направилась к телеге, где нашла свой боевой наряд, в котором тренировалась на поле в казармах.

Переодеваться пришлось за единственным кустом, что рос у берега. Когда я избавилась от мокрого платья, а самое главное, повесила на пояс свой меч, на минутку испытала облегчение. Белая рубаха, кожаный жилет, штаны и высокие сапоги делали меня еще более привлекательной. Все крианские солдаты сразу же прекращали свои тренировки, стоило мне ступить на поле, ох и злился тогда Минекая.

Так и сейчас. Выйдя из-за куста, я первым делом встретилась взглядом с Эфином. Он смотрел уже иначе, нежели когда я сидела в воде. Похоть исчезла, вместо неё появилось что-то другое, более настоящее и где-то даже доброе. Проследовав мимо него с высоко поднятой головой, я выбросила мокрое свадебное платье в реку, затем взяла из телеги хлеб и пару диких персиков. После нехитрого перекуса мне стало гораздо лучше.

— Готова двигаться дальше? — поинтересовался Эфин.

— Готова.

И он немедля отдал приказ выступать. На этот раз правитель номаров поравнялся со мной, а спустя час пути заговорил:

— Теперь ты настоящая. Та, которую я видел там, на поле.

— Я заметила, ты не привык к прекрасному. У тебя вызывает раздражение и смущение красиво одетые женщины. В каком же хлеву вы живете?

— Понятие прекрасного очень условно. Если ты думаешь, что эти никчемные тряпки делают из тебя очаровательную деву, ты глубоко заблуждаешься. И потом, я воин номар, нам нет дела до ваших крианских штучек. Это вы привыкли ходить в белоснежных одеждах. Боитесь лишний раз запачкаться.

— Абсурд! Крианцы лучшие земледельцы и охотники. Если бы не вы и тумо, мы могли бы продолжать свое дело. Крианцы превратили Мазарат в огромный цветущий сад, до вас мы не знали нужды, потому что трудились не покладая рук и не боялись запачкать одежды.

— Посмотрим, какие вы земледельцы. По договору мы будем вести с Мазаратом торговлю, а еще защищать ваш город до тех пор, пока вы не наберетесь сил и не восстановите свою армию.

— Зачем тебе это? Ты позволишь крианцам вернуть былые силы?

— Не совсем, но это уже не твое дело, так что довольно.

— Правильно все говорят.

— Что говорят? — в этот момент он покосился на мой меч.

— Что вы лживые создания и вам нельзя верить, номары всегда были двуликими.

— Да? Интересно. Ты думаешь, вы очень сильно отличаетесь от нас? Не тебя ли хладнокровно отдал отец в лапы такого монстра как я? Не вы ли оставляли сотни своих сородичей на поле боя на растерзание врагу? Либо ты многого не знаешь, либо такая же лживая и бессердечная, как и остальные из Мазарата! Мы никогда не пытались выглядеть высоконравственными и добропорядочными, если номары по своей сущности воины и захватчики, мы таковыми и остаемся, вы же прикрываете свое истинное лицо. Или ты считаешь, что ваши предки критти были мирными селянами? Они несли за собой смерть, уничтожали всё, что им встречалось на пути, и делали они это не из-за крова или пищи, а для удовольствия. Критти сносили города, и только когда им удалось дойти до самого края плато, они остановились, но ненадолго.

— Ты врешь!

— Нет, это чистая правда. Номары за несколько веков мало изменились, мы не изменяем своим законам и правилам. А вот критти распались, оставили часть своего народа на том плато, точнее они не оставили их, а бросили на погибель. Но те выжили и назвались крианцами, потомками Великих! Хотя звучит это так же смешно, как и то, что Нитте достойный Правитель Мазарата.

— Я тебе не верю. Ты пытаешься втоптать в грязь историю моего народа. Мой отец отдал меня, чтобы сохранить жизни остальным. Одна жизнь за сотни.

— Так, ты себя в смертницы записала? Что ж, оно и к лучшему, не будешь лелеять излишних надежд.

После этого разговора я придержала лошадь, чтобы отстать от него. Эфин впадает в тихую ярость каждый раз, когда слышит, что я не считаю себя его женой, что вижу лишь мрак рядом с ним. Но иначе я не могу, Эфин олицетворение всего низменного, в нем сошлись потоки ненависти, злости и презрения. Радость в нем вызывают муки других, он смеётся над болью, над страданиями и не видит света, ибо его душу поглотила тьма.

К вечеру мы сделали привал. Остановились у самой кромки леса. Номары сразу же разбрелись кто куда, одни отправились на охоту, другие за хворостом, а Эфин сидел подле своего коня и явно над чем-то размышлял, вид у него был крайне озабоченный. Я же не хотела просто сидеть и ничего не делать, поэтому отправилась к большому раскидистому дереву, что росло в нескольких метрах от места нашего лагеря. Добравшись до векового великана, я забралась на вершину и осталась там. Эти гигантские деревья символ величия Скайры, они растут всегда по одному. Их называют Хранителями тайн нашей земли. Сказители в школе рассказывали нам, что Хранители есть глаза и уши Скайры, что они общаются и передают мысли друг другу на десятки километров. Вот если бы услышать хоть одну тайну, но с нами великаны безмолвны.

Я устроилась в чаше древа. Надо было поспать, всё ж без сна я вряд ли доберусь живой до нового дома. А пока не заснула, смотрела на небеса, что проглядывались сквозь крону, на звезды, которые подобно Аматтиновым камням рассыпались по лиловому небу. Сейчас было спокойно как никогда, и, закрыв глаза, я устремилась в руки Сифеи – хозяйки мира сновидений. Поначалу сквозь сон ощущала холод, но спустя какое-то время стало тепло, словно меня накрыли несколькими одеялами.

И если бы не лошадиное ржание, я бы ни за что не покинула этот тёплый кокон, сотканный их тишины и образов утомленного сознания. Но, увы… ночь пролетела незаметно, а кобыла поспешила оповестить меня о необходимости проснуться и осознать, что я по-прежнему пленница.

— И как ты здесь оказалась? — я спустилась вниз.

Моя Тарла перетаптывалась с ноги на ногу, то и дело мотала гривой, дёргала ушами.

— Понимаю тебя, — похлопала её по холке. — Я тоже ненавижу номаров. Вот бы они сквозь землю ровалились.

А ведь кто-то подвёл лошадь к дереву, привязал к ветке и даже позаботился о завтраке, который я обнаружила в мешке, что висел тут же на ветке. Неужели Эфин постарался? Хотя, какая глупость!

На сей раз, я решила не пренебрегать едой. Во-первых, мой недавний голодный обморок номара не смягчил, во-вторых, что будет с Лумеей, если я сверну шею при падении от очередного такого обморока?

В лагере меж тем уже все собрались к отбытию. Номары как всегда сидели на земле в ожидании приказа лидера, ну, а лидер стоял рядом со своим конём:

— Теперь нам можно отправляться в путь? — произнёс Эфин с отчётливым недовольством в голосе.

— Могли бы отправиться и без меня, я бы не обиделась.

На что Эфин ухмыльнулся, но суровости во взгляде не утратил, после чего он влез на коня, и мы выдвинулись. Получается, номар ждал, когда я проснусь, что ж, благородно с его стороны.

Удивительно, но эта ночь в чаше векового древа придала мне сил, успокоила.

Впереди виднелись скалы. Спустя несколько часов мы таки добрались до них. Как выяснилось, следующим шагом было — миновать эти скалы, для чего предстояло пройти по узкой тропе, по правую сторону от коей красовался обрыв в десятки метров глубиной, чье дно заволокло туманом. Прежде, чем ступить на тропу Эфин распорядился переложить все вещи на свободных лошадей, а телегу оставить, далее мы должны были идти пешком, так как тропа практически сразу сужалась, местами доходя до полуметра в ширину. Я никогда не боялась высоты, но здешний завывающий ветер, леденящим ужасом оседал в голове.

— Если боишься, можешь идти рядом со мной, — произнес полушепотом Эфин.

Как бы я не ненавидела своего пленителя, стоит все же признать, что предложение его более, чем уместное. Мы с Лумеей выстроились сразу за ним, остальные шли позади и вели за собой лошадей. Камни осыпались вниз, исчезая в сером тумане, порывистый ветер свистел в ушах. Мы медленно, шаг за шагом, ступали друг за другом. Спустя полчаса у Лумеи закружилась голова, она слишком часто смотрела вниз. Я чувствовала, как ее рука дрожит, а после очередного камнепада, она захотела вернуться.

— Амена? Я больше не могу, прошу… — начала дергать меня.

— Держись, нам осталось не так долго. Сейчас нельзя останавливаться.

Но еще через несколько минут у нее случилась истерика — она откровенно зарыдала и потребовала немедленно вернуться назад. Эфин прекрасно слышал ее, однако пытался сдерживаться, но вскоре ему это надоело:

— Успокой свою служанку, или я ее собственноручно отправлю в полет! –повернулся и слегка подтолкнул меня к ней.

— Эфин! Она боится. Если ты будешь угрожать, сделаешь только хуже.

— Ничего страшного, найду тебе новую помощницу!

Но только я хотела обнять Лумею, как она ступила на самый край, и ее нога соскользнула. Я успела схватить бедняжку за руку. Номары сразу остановились, и ни один не пришел к нам на помощь, я же смотрела на Эфина, кричала ему, чтобы помог, но тот стоял неподвижно и всё повторял:

— Брось ее! Брось!

— Никогда! Лучше я отправлюсь за ней, чем вот так.

— Отправляйся, тогда мы вернемся в Мазарат и начнем убивать.

Я с трудом дотянулась другой рукой до своего меча, вытащила его и всадила в расщелину посреди тропы, затем попыталась вытянуть Лумею, но руки соскальзывали, тогда я предприняла последнюю попытку и потянула, что было сил. Лумея схватилась за торчащие камни по краю, после чего мне все же удалось ее вытащить. Мы поднялись, прислонились к скале, и обе закрыли глаза. Сердце готово было выпрыгнуть, в носу пахло кровью, но, дьявол меня задери, я ее вытащила …А когда Лумея более или менее успокоилась, я позволила себе вольность в сторону своего треклятого супруга:

— Ненавижу тебя. Ты не познаешь ни капли моего уважения к себе!

— Не горячись, – ответил до противного спокойно. — Считай это своим первым уроком, хотя поступок весьма глупый. Надо было бросить ее.

— Конечно, это же в твоих правилах. Как только номары доверяют тебе?! Стоит им немного оступиться, ты же их сам лично подтолкнешь!

От этих слов Эфин разозлился и, схватив меня за руку, подтащил к краю обрыва.

— Хочешь туда? Хочешь?! — прорычал. — Стоит мне разжать пальцы, как ты окажешься на самом дне в мгновение ока!

Пока он держал меня над обрывом, сильный ветер трепал волосы, не давал нормально дышать, Но я не растерялась. Пока Эфин сконцентрировался на гневной тираде, я аккуратно вытащила меч и попыталась всадить в него, но зверь одним движением развернул меня спиной к себе, продолжая удерживать руку, в которой был меч.

— Думаешь, получится? – зашептал на ухо. – Я предвижу каждый твой детский шажок, контролирую каждый взгляд и каждый вздох, поэтому убери-ка свою тыкалку в ножны и больше не провоцируй меня, крианка.

Отпустив меня, он сразу же отвернулся и пошел вперед.

Мы добрались до большой земли еще через час. Как выяснилось, за скалой начинались густые леса. Эфин тотчас начал прислушиваться к чаще, что раскинулась темно-зеленым ковром, затем он подал знак своим воинам рассредоточиться, после чего номары разошлись и затаились кто где. Я же стояла в центре небольшой поляны, держала за руку Лумею и тоже слушала лес. Там, в глубине, кто-то был, он наблюдал за нами, а когда я попыталась всмотреться в темноту, увидела черный силуэт, тот несся прямо на нас. Существо выпрыгнуло из кустов и встало напротив. Эфин немедля подбежал ко мне, загородив собой:

— Стая Карукков! Обходите их, не давайте остальным выйти из леса! – крикнул воинам.

Номары немедля вступили в схватку с монстрами, но тот, что выскочил, был крупнее остальных.

— Вожак, — прошептал Эфин. — Лучше не шевелись, – и вытащил меч.

При виде оружия Карук зарычал, на что Эфин ответил таким же рычанием, оголив свои клыки.

Они шли по кругу, не позволяя друг другу приблизиться. Но Карукки крайне хитрые звери. Буквально в следующий миг вожак обманул соперника — он оббежал Эфина и бросился в мою сторону, тогда номар резким движением схватил хищника за гриву и отбросил назад, однако Карук не успокоился, он только больше рассвирепел, отчего снова пошел в атаку. Теперь его целью была не я, а Лумея, которая отбежала от нас, превратившись тем самым в открытую мишень. Теперь уже я вытащила меч, после чего преградила путь монстру, но Эфин не остался в стороне, он поравнялся со мной:

— Держи его по правую сторону и веди на меня!

— Хорошо.

Постепенно наступая вперед, я теснила Карукка в сторону Эфина. Но хищник все прекрасно видел, поэтому, остановившись на секунду, громко зарычал и бросился на меня. В этот момент Эфин прыгнул на зверя и, зажав ему шею одной рукой, второй вонзил меч ровно между ребер. Только тогда хищник замедлился, однако сдаваться он не думал и еще некоторое время отчаянно пытался вцепиться клыками в своего наездника. А Эфин достал из-за пояса черный нож, который в ту же секунду всадил Карукку в шею, на этот раз зверь пошатнулся, затем упал. Номар еще какое-то время сдавливал могучую шею, и лишь окончательно удостоверившись в том, что хищник мертв, отпустил.

Вдруг Эфин поспешил ко мне, начал принюхиваться:

— Ты ранила Карукка?

— Нет, – ответила куда-то в пустоту, так как не могла отвести глаз от этого лесного гиганта, лежащего на земле.

— Тогда откуда кровь?

— Что? Кровь? – только сейчас, переведя взгляд на Эфина, поняла, что что-то не так.

На моем боку красовался ровный разрез, из которого сочилась кровь.

— Десять стихий мне на голову! – крикнул Эфин, после чего взял меня на руки и отнес к скале.

Номары к тому времени отбились от стаи. Оставшиеся в живых хищники, утратив вожака, ушли в чащу.

Эфин приказал своим воинам найти родниковую воду и развести костер, Лумее же было велено найти чистую ткань.

— Ты как? Живая? — всмотрелся в мое лицо.

— Назло тебе, — вяло усмехнулась, почему-то я совершенно не чувствовала себя умирающей, хотя крови подо мной становилось все больше, а ногти на руках постепенно бледнели.

— Ты не воин, ты просто глупая самка в одежде воина!

— Так зачем тебе такая … самка? Оставь меня, и разойдемся мирно, ты к себе, а я в мир иной.

— Ну, уж нет. Ты еще не отдала мне свою честь.

Пока мы говорили, он развязал жилет, снял его с меня, обнажив место ранения, затем взял принесенную ткань, смочил в горячей воде и смыл кровь, после раскалил свой меч:

— На счет три, — склонился надо мной, — раз, — и в одно мгновение прижег рану.

По телу прокатилась невыносимая боль, от которой я завыла, как раненый зверь. Эфин же убрал меч, снял со своей шеи какой-то флакон и полил его содержимым мне на рану, после попросил Лумею перевязать. Она наложила повязки, дала мне немного воды и укрыла одеялом, а Эфин подошел к мертвому Карукку. Что было дальше, я уже не знала, так как в глазах потемнело и все, я отключилась.

Когда проснулась, увидела номаров, сидящих вокруг костра и поедающих мясо того, кто зажаривался на вертеле. Долго угадывать не пришлось — это был убитый Эфином хищник. Лумея тоже сидела, но поодаль, и ела выделенный ей кусок мяса, а как только увидела, что я пришла в себя, немедленно подошла:

— Амена? Ты как? Принести воды?

— Нет, не надо воды. Где Эфин?

— Он взял шкуру зверя и куда-то ушел. Давай я принесу тебе немного поесть? Эти хищники очень даже вкусные.

— Хорошо, — я улыбнулась и сжала ее руку в благодарность.

Скоро Лумея принесла мне кусок мяса на большом пальмовом листе. Аромат от зажаренного Карукка исходил воистину божественный. И только я собралась взять кусочек в рот, как заметила краем глаза Эфина. Он подбежал ко мне и одним движением выбил листок с едой из рук.

— Дурная самка! — взревел точно зверь. — Никак смерти хочешь?! — сел напротив и забрал из моей руки тот несчастный кусочек. — Тебе это есть нельзя, — заговорил уже спокойнее. — Когти Карукка выделяют опасный токсин, который вкупе с кровью зверя превращается в яд. Твою рану я обработал, но токсин все равно проник в тело. Если съешь хотя бы крупицу, умрешь от отравления в считанные секунды. Тебя, видимо, ни на минуту нельзя оставлять одну, – затем он обратил свой гнев на Лумею. – А от тебя, самка тупой такуты, вообще никакого толка, только вред. Сначала затеяла истерику, потом отбилась от нас в момент нападения, сейчас снова! — после чего схватил ее за волосы и прорычал сквозь зубы. – Еще одна ошибка и я привяжу тебя к дереву на радость хищникам! Поняла?!

— Простите меня, господин Эфин, — тотчас начала плакать, прикрывать лицо руками, — больше такого не повторится.

— Проваливай, — и отпустил ее.

Лумея немедленно поднялась и убежала на свое место, а я не выдержала:

— Что с тобой такое?! Не над кем издеваться? Она лишь несчастная девушка, на плечи которой выпало столько горя!

— Если бы она не путалась под ногами, ничего бы не случилось! Когда вы уже поймете, здесь нет места девичьим капризам и истерикам, оступишься и все — смерть!

— Твоя жестокость не знает границ! Она и так напугана, зачем причинять боль? Все, с меня хватит! — я попыталась встать, но тут же ощутила сильную боль, а повязка пропиталась кровью.

— Куда?! — Эфин силой усадил меня обратно и начал разматывать ткань. — Если рана разошлась, придется снова прижигать.

— Ну и хорошо, тебе только на руку. Насладишься очередной раз.

— А тебе было бы неплохо не только рану прижечь, но и рот зашить. Сиди смирно и не двигайся.

Он отвернул часть ткани, которая прикрывала порез, внимательно осмотрел рану, затем направился к своему коню и что-то достал из мешка, висящего на седле.

— Что это? — спросила, когда деспот вернулся.

— Заживляющая мазь, мы ее готовим из трав. А сейчас замри.

Эфин взял двумя пальцами немного дурно пахнущей гадости и начал медленно наносить на рану, отчего я откровенно съежилась.

— Больно? — посмотрел на меня чуть мягче.

— Нет… Твои руки…

— Что с моими руками?

— Они холодные, – позволила себе ухмылку и немедля отвела взгляд.

Не знаю, что я чувствовала, пока Эфин обрабатывал рану, но точно не ненависть и презрение, скорее благодарность за помощь. Ведь это нелегко для него. Ему приходится нянчиться со мной, тогда как он должен быть жестоким и хладнокровным покорителем всего сущего на земле. Однако я уже не раз улавливала нотки добра в его глазах, хотя, это лишь мимолетные импульсы и не более того. Просто сейчас я не отгоняла его от себя, не критиковала его сущность и не демонстрировала неприязнь, поэтому Эфин и выглядел спокойным.

Закончив, он сел рядом. И сию секунду воин номар принес своему повелителю еду.

— Они слушаются тебя беспрекословно? — повернула голову в его сторону и с завистью посмотрела на дымящийся кусок запеченного мяса.

— Да. К слову, если хочешь есть, могу предложить корни такупа, — после он подозвал очередного воина и приказал принести съестное для меня. Тот немедленно исполнил приказ, положив рядом со мной два толстых корня.

— Налетай. — Эфин кивнул на них.

— Спасибо, — я разорвала корень и начала понемногу вытаскивать из него содержимое. Удивительно, но я никогда не ела такупу сырой. А оказывается, в сыром виде коренья даже вкуснее — внутри сладковатый мякиш с ароматом сдобы.

— Ты благодаришь меня? — Эфин усмехнулся. — Это что-то новенькое.

— Меня хорошо воспитали. Тем более, ты спас мне жизнь — два раза. Так что, да, я благодарю тебя. Только не пойму одной вещи.

— Какой?

— Почему ты пришел именно за мной? В Мазарате было много девушек. Вряд ли ты так сильно желал породниться с моим отцом. И потом, неужели не нашлось красивой самки из номаров для правителя? Насколько мне известно, изначально ты прибыл в Мазарат с другими условиями.

— Слишком много вопросов, — аккуратно оторвал от куска мяса пару волокон. — Болезнь делает из тебя весьма надоедливую особу.

— Но хотя бы на часть вопросов ты можешь ответить?

— Что ж, во-первых, с твоим отцом я точно не хотел родниться и, во-вторых, среди самок номаров нет подходящей для меня. Ты же видишь, как выглядят остальные? — кивнул на воинов, что сидели у костра.

— Вижу, — да уж, эти номары отвратительны.

— Значит, способна сделать правильный вывод. На этом мои ответы заканчиваются, – и он замолчал.

— А почему вы с братом не похожи на них?

Но Эфин больше ничего не ответил. Он доел свой ужин, встал и направился к огню. Я же осталась на своем месте и, отложив корни в сторону, уставилась на беснующиеся языки пламени. Ночь была теплая, в лесу царила тишина, треск костра баюкал утомленное сознание. Я и не заметила, как провалилась в сон.

А проснулась от того, что лицо, волосы, да и одежда были мокрые. Столько росы я никогда в жизни не видела. Тогда стянула с себя плед и скорее обтерлась им, после решила взглянуть на рану. На боку красовался большой свежий шрам, но ни крови, ни красноты на коже не было, видимо мазь, что использовал Эфин, сделала свое дело.

Держась за выступы на скале, я медленно поднялась. Рана все еще сильно болела, но кровотечения не открылось, уже хорошо. Так что, завершив свой подъем, побрела к кувшинам с водой. От нестерпимой жажды в горле першило. Я налила в чашу воды и уже поднесла ее к губам, как заметила Эфина. Он как раз проснулся. А мне вдруг ахотелось хоть как-то отблагодарить его. В итоге направилась к нему, чтобы предложить воды, но он не стал ждать — быстро поднялся и подошел ко мне:

— Зачем встала? Рана может снова открыться.

— Я ее осмотрела, выглядит значительно лучше благодаря твоим травам, так что, для беспокойства нет повода.

— Попросила бы свою служанку, иначе на кой бес она вообще нужна.

— Не хотела будить ее, тем более, собиралась отблагодарить тебя.

— Это каким образом? — и губы его искривились в улыбке. — Заколоть, пока я сплю?

— Да, нет же. Вот… — протянула ему чашу с водой. — Решила принести тебе воды. Можешь не переживать, не отравлена. Если надо, могу испить первой.

— Не надо. В любом случае, если ты отравишь меня, то не доживешь и до полудня.

Он взял чашу и поднес ее к губам, а я смотрела не него, не отрывая взгляда. Откровенно разглядывала кего, словно диковинного зверя. Что же это? Неужели крианка Амена больше не ненавидит номара Эфина? Как так? Он же сломал мне жизнь? Поймав себя на мысли, что где-то в глубине души мне даже нравится его дикость, почувствовала, как кровь прилила к лицу, тогда быстренько отвернулась. Он все это видел, но ничего не сказал, только усмехнулся в очередной раз.

Осушив чашу наполовину, Эфин вернул ее мне:

— Держи. Пей, если не противно.

Не сказав ни слова, я взяла чашу из его рук и выпила оставшуюся воду, после чего хотела пойти к Лумее, но Эфин остановил:

— Мы очень медленно двигаемся и уже нарушили все сроки. С такой скоростью нам еще два дня придется идти, так что запасись терпением. Если рана будет беспокоить, скажи, я знаю некоторые травы, которые на время снимают боль.

— Хорошо. Будут ли еще привалы?

— Следующий будет у реки.

— И как долго предстоит идти?

— К вечеру прибудем.

Спустя час мы выдвинулись в путь. День обещал быть жарким, поэтому мы старались ехать через леса, где есть хоть какая-то прохлада. Меня же не переставало удивлять поведение воинов. Они, абсолютно молча, выполняли все, что им скажет Эфин. Стоило только остановиться, как номары сразу же опускались на землю в ожидании следующего приказа. Мне кажется, они могли бы даже с утеса прыгнуть, если Эфин им прикажет. Так и сейчас, несколько номаров продолжали двигаться по жаре, их латы едва ли не плавились под палящими лучами солнца, а из-под шлемов струился пот, капала слюна, но они не произносили ни звука. Эти существа походили на зверей: все в шерсти, с огромными клыками, уродливыми лицами, но вели себя лучше любого разумного воина. Видимо, это их особенность — беспрекословное подчинение и исключительный авторитет вожака. Я даже боялась представить, что может случиться с одним из них, если он ослушается приказа.

В подобных мыслях и рассуждениях самой с собой провела еще несколько утомительных часов пути. Рана потихоньку начинала ныть от попадающего в нее пота, но я держалась, ибо не хотела показывать Эфину слабость. К полудню солнце окончательно перестало щадить нас, на небе не было ни облачка, отчего все нагрелось так, что невозможно было касаться лошадиной упряжи и даже кожаной одежды. Боль продолжала нарастать, а я продолжала ее терпеть, но ближе к вечеру сил не осталось, тогда подвела коня к Эфину:

— Могу я попросить у тебя обещанных трав?

— Заболело только сейчас? — спросил, продолжая смотреть вперед.

— Да, — я не стала рассказывать правду, иначе номар опять обвинит в бестолковости.

Тогда он достал из своего мешка небольшой сверток и передал мне:

— Возьми одну щепотку.

— А что будет, если возьму больше?

— Ты когда-нибудь напивалась так, что ноги тебя не держали, а руки не слушались?

— Нет.

— Вот. Значит, возьми только щепотку.

Конечно, он как всегда прав и надо бы его послушать, но боль была настолько сильной, что я все-таки взяла немного больше, желая скорейшего действия.

Запив водой порошок, я затаилась в ожидании облегчения. Через несколько минут боль утихла, хуже себя чувствовать я не стала, поэтому расслабилась и продолжила путь. А еще через час мы добрались до реки Красная Дакка. По одну сторону от Дакки расположились мы, а по другую раскинулись густые темные джунгли, от которых мурашки ползли по коже, но я начала замечать, что эти мурашки ползут не только из-за пугающего леса, а из-за всего, что встречаю по дороге. Возможно, порошок дал-таки о себе знать. И пока я пыталась сосредоточиться на своих ощущениях, Эфин приказал разбить лагерь.

Часть номаров разбрелась по лесу в поисках хвороста и еды, остальные же уселись вокруг будущего костра, а я с Лумеей устроилась у большого дерева. К этому моменту мне стало так хорошо, что хотелось танцевать, правда, постоянный контроль со стороны Эфина гасил мои порывы. Однако душа требовала феерии, и я начала громко разговаривать с Лумеей:

— Вот ты мне скажи! Зачем мы здесь?

— Госпожа? Амена? Что с вами? — заговорила шепотом и с опаской покосилась на Эфина. Бедняжка боялась того, что он снова обвинит ее.

— А я скажу тебе, зачем! Я здесь, чтобы удовлетворять похоть вон того создания! – и указала пальцем на Эфина. — Он будет использовать меня всю оставшуюся жизнь, а мой отец будет всю оставшуюся жизнь просыпаться в своей теплой постели, ходить в сад, чтобы подышать утренней прохладой и полюбоваться цветами, которые я посадила в детстве! Где справедливость Лумея?! Где?! Там должна была быть я! Должна была вставать и идти в казармы, чтобы потренироваться с Минекая! – после этих слов из глаз полились слезы.

Эфин слышал все, что я говорила и, само собой, стремительно раздражался, так как слышал меня не только он, но и его воины. Эти звери активно дергали ушами, а некоторые и вовсе посмеивались.

— Амена? Прошу вас, говорите тише, — Лумея все еще пыталась достучаться до меня, но я уже разошлась.

— Не надо меня успокаивать! Я хочу сказать все, что у меня накипело в душе, — затем встала и вольной походкой направилась к Эфину. Он стоял неподвижно, лишь глаза грели огнем. — Эфин? Можно у тебя спросить? Мне как лучше называть тебя? Хозяин? Или душегуб? Или зверь, мнящий себя разумным существом?

— Лучше замолчи, — процедил сквозь зубы муженек.

— Ладно. Значит, зверь! А скажи мне, зверь?! Ты кусаешься в постели или царапаешься? А может, хватаешь самку за гриву и держишь, пока не закончишь свои грязные дела?!

После этих слов номары тихо засмеялись, что стало последней каплей для Эфина:

— Все! Хватит! Пора тебе освежиться!

И подхватив меня на руки, зашагал в направлении реки.

— Куда ты меня тащишь, проклятый зверь?! — а я снова расплакалась. – Хочешь привязать к дереву? Утопить? Или еще лучше — изнасиловать?! Это же в твоих традициях!

Он нес меня, молча. Молча вошел в реку, где поставил меня на ноги, схватил за шею и несколько раз окунул в холодную воду. После пятого погружения я пришла в себя, но голова все еще кружилась. А Эфин навис надо мной и заговорил полурыком:

— Еще хочешь?! Я спрашиваю, хочешь еще?! — принялся трясти меня аки тряпичную куклу, но мне было все равно. Сейчас хотелось одного — опуститься под воду и сделать глубокий вдох.

— Нет! Недостаточно! Опусти меня и держи столько, сколько потребуется, только тогда я замолчу и перестану ненавидеть тебя!

Мои волосы были везде: на плечах, на лице, на шее, вода стекала с них и возвращалась в реку. Капли падали с ресниц, носа, губ и подбородка. Эфин тоже вымок, отчего вода бежала струйками по его лицу, по жилету. Он стоял напротив и крепко держал меня за плечи.

— Как ты смеешь позорить меня перед солдатами, драная мойра?!

— А ты все о своем, — вдруг ощутила бессилие. — Разве в мире больше ничего не существует кроме власти и подчинения? — я осторожно убрала его руки со своих плеч и прикоснулась к его лицу. — Эфин. Помнишь наш первый поцелуй?

— Да ты не в себе, — резко успокоился. — Всё ясно. Сколько порошка ты съела, бестолочь? — взгляд черных глаз блуждал по моему лицу.

— Плевать на порошок. Сейчас мне гораздо лучше, лучше чем когда бы то ни было. Ответь. Ты помнишь? — я перешла на шепот.

— Помню.

— И тебе в тот момент хотелось убить меня? Как в казармах?

— Нет.

— А чего тебе хотелось? — я продолжала касаться его лица, водила пальцами по щекам, губам, носу.

— Не важно. Для тебя я все равно зверь, который кусается, царапается и держит самку за гриву, — его голос звучал значительно тише.

Но, как только он замолчал, я подошла к нему еще ближе и, потянув к себе, поцеловала. Поцеловала по-настоящему, как это делают влюбленные. Эфин не смог сопротивляться, он аккуратно обхватил меня за талию. Не знаю, зачем я это сделала, но желание было непреодолимо. Наш поцелуй длился вечность, по крайней мере, мне так показалось. Возбуждение тогда прокатилось по всему телу, остановившись где-то внизу живота. Я прижалась к этому монстру, обняла его за голову. Сердце Эфина колотилось как сумасшедшее, впрочем, мое тоже. Меж тем он убрал с моего лица волосы и медленно спустился к шее, а я уже не чувствовала холодной воды, внутри все горело ярким пламенем.

Зверь снова подхватил меня на руки и вышел на берег, где мы опустились на траву. Но едва Эфин собрался расшнуровать мой жилет, как я резко открыла глаза. В этот момент в голове будто что-то щелкнуло, переменилось. Видимо разум окончательно просветлел. Я увидела над собой монстра, который вот-вот разденет меня, а потом надругается, тогда начала отталкивать его от себя:

— Нет! Нет! Слезь с меня!

— Что?! — Эфин так и остолбенел. — Почему?

— Я вовсе не собиралась с тобой здесь… — но сказать побоялась. Возникло такое чувство, словно я очнулась в неизвестном месте с неизвестным существом.

Тогда он все понял, быстро поднялся и сел в стороне.

— Демоны Сизых пещер! Вот я идиот! Порошок. Всего лишь треклятый порошок, — замотал головой. — В ясном уме ты бы и не подошла…

А я увидела его смятение, даже разочарование, а еще обиду. Но буквально через минуту на лице Эфина не осталось ничего, кроме привычной маски сурового номара, готового убивать. Он встал, подал мне руку и помог подняться. Мне же хотелось провалиться сквозь землю. Это был стыд за все случившееся и за то, что дала ему ложную надежду.

— Эфин. Прости, — но он перебил.

— Замолчи. Замолчи и иди в лагерь. Надеюсь, найдешь, не заблудишься.

— Но?

— Иди, — произнес сквозь зубы, после чего вернулся в реку и нырнул, скрывшись в черной воде.

Недолго думая, я побрела обратно. Надо же было так опозориться! Если бы не порошок, ничего бы не случилось, но теперь Эфин не даст мне спокойной жизни.

Итак, подведем итог. Я унизила его перед воинами, оскорбила у реки, многократно ослушалась. Кажется, успела всё, чтобы обеспечить себе мучительное существование до конца дней. Возникло ощущение, будто меня наполовину поглотила трясина, откуда уже не выбраться. Но больше всего я не могла понять того, как вообще решилась на поцелуй. Неужели где-то в самых потаенных уголках души он мне нравится? Эфин, конечно, не такой как остальные номары, совсем не такой, он подобен мне, за исключением цвета кожи. Он красив, высок, очень строен и мужественен, быстро и четко принимает решения, а главное его глаза, в них можно утонуть. Когда его руки касались меня, по телу пробегали тысячи разрядов, голова кружилась, а губы желали его целовать! Что же это?

Добравшись до лагеря, я медленно прошла к Лумее и обессилено плюхнулась рядом. Она же некоторое время смотрела на меня, затем вкрадчиво спросила:

— Что он с вами сделал? Неужели ударил?

— Нет, он не меня бил, — и я закусила губу, прокрутив в голове всё, что случилось на траве.

— Пока вас не было, номары постоянно переглядывались и перешептывались. Такое ощущение, будто они знали, что там происходит между вами.

— Может и знали, — пожала печами, — у них хороший слух. Если коротко, я выпила слишком много порошка, отчего мне вскружило голову. И сейчас мне очень стыдно. Даже не знаю, как теперь буду смотреть Эфину в глаза.

— А где он?

— Когда уходила, был под водой. Наверно уже всплыл.

Устроившись рядом с Лумеей, я накрылась одеялом и закрыла глаза. Правда, уснуть удалось не сразу, но как только сон взял свое, я ощутила невесомость. За невесомостью начали появляться образы: пустота превратилась в плавно текущую реку, появились небеса, где сияло солнце. Мои ноги касались шелковой травы и цветов, но через секунду все снова поменялось, я уже была на том дереве, а рядом со мной лежал он. Эфин водил рукой по моему лицу, шее, груди, ногам. От его прикосновений тело бросило в жар, отчего я проснулась.

Вокруг царила ночь, все спали. Все кроме Эфина, ибо его до сих пор не было, а верный конь продолжал ждать своего хозяина. Бедолага рыл лапами землю, бесконечно фыркал, мотал головой. Тогда я подошла к нему. Лошади номаром слыли крайне опасными, слушались, как правило, только одного хозяина, а постороннего могли с легкостью разорвать в клочья, но мне стало жаль коня. Мы тотчас встретились глазами, конь перестал рыть землю и замер, разве что ноздри животного активно раздувались.

— Переживаешь за хозяина? — произнесла негромко. — Ничего, явится скоро. Надеюсь. А вообще, не одному тебе тут страшно и тошно.

Даже такие монстры способны переживать, бояться и грустить. Я протянула руку и осторожно положила ему на гриву, отчего он дернулся, но не отстранился, затем я взяла в другую руку поводья и потянула их вниз, чтобы усадить коня на землю. Сначала упрямец сопротивлялся, но потом все же опустился, а я села рядом, как это обычно делал Эфин. Этот огромный зверь не скалился, не рычал, он тихо лежал. Казалось, что ему стало спокойнее и теплее. Кто знает, может вовсе и не конь грел своего хозяина, а наоборот. Возможно таким, на первый взгляд, злобным хищникам нужно значительно больше ласки и любви, чем остальным? Дыхание зверя меж тем успокоилось, он прикрыл глаза и задремал, а я откинулась головой ему на бок. Сейчас и мне стало лучше. Мы дали друг другу то, в чем каждый из нас нуждался больше всего — конь ощутил тепло и избавился от одиночества, я же обрела спокойствие. Так мы проспали до самого утра, а разбудил нас Эфин. Его голос прозвучал настолько зычно, что я едва не взвизгнула:

— Что ты здесь делаешь? У тебя что, своей лошади нет? — затем обратился к остальным. — Подъем, нам пора в путь! Сегодня к полудню должны добраться до дома!

Номары немедленно встали и начали собираться, а я всё смотрела на Эфина. Хотелось понять его настроение, но он быстро отвернулся, поправил седло на лошади и увел ее подальше от меня.

Н-да, Эфин не в духе. Не хочет разговаривать, даже не смотрит в мою сторону, что вполне заслуженно, посему лезть с извинениями я не стала, он их всё равно не примет. Тогда мы с Лумеей быстро сходили к реке, где выполнили утренний туалет. Спустя еще полчаса все выдвинулись в путь.

Я ехала сразу за своим ужасным супругом, не имея ни малейшего желания пересекаться с ним, Лумея с поникшей головой плелась рядом, номары брели, обступив нас со всех сторон, в гордой тишине. Радовало одно, сегодня было пасмурно, дул прохладный ветер, а бурная река, вдоль которой пролегал наш путь, баловала брызгами. Да и рана моя уже не болела так сильно как вчера, видимо сказался излишний порошок, так что ничего не доставляло неудобств, кроме мыслей и воспоминаний. Я без конца прокручивала в голове вчерашний вечер, особенно события у реки, при этом меня изъедало любопытство. Хотелось знать, о чем сейчас думает Эфин, но он молчал. Возможно, сейчас он ненавидит меня, возможно, размышляет о том, как будет портить мне жизнь, и наверно, стоило бы переживать, но того страха уже не было. После всех событий: нападения, ранения и особенно тех, что произошли ночью, я уже не боялась Эфина. Он жесток, груб, но как только что-то происходит и мне нужна его помощь, он меняется, вся грубость и жесткость куда-то пропадают, на их место приходит забота. А в момент нашего поцелуя Эфин и вовсе переменился — стал нежным и словно любящим. Может быть то, что он выбрал именно меня, это не только желание потешить самолюбие и досадить врагу? Возможно, это его личное желание, рожденное какими-то особыми чувствами? Однако в любовь с его стороны я не верю. В душе Эфина слишком много ярости, которая порою неуправляема, он все еще способен причинить страдания, а главное, он жаждет склонить меня к своим ногам. Только вот мы — крианки не созданы для такого обращения, мы должны быть вольны в принятии решений. Конечно, в дела мужей женщины не лезут, но своей жизнью распоряжаются сами, и авторитет жены и матери в семье непоколебим. Эфин же признает лишь подчинение, тогда как равенство отрицает, что заведомо ставит женщину на низшую ступень иерархии. Как ни крути, а номары совершенно другие, у них иные традиции, законы и устои, поэтому мириться с ними — равно ломать себя, проживая дни, будто в кошмарном сне. Я не смогу так, а значит, буду сопротивляться до тех пор, пока либо он не прикончит меня в запале, либо сама не сгину в пылу борьбы. Даже, несмотря на возложенные на меня обязательства, я все равно не смирюсь с такой жизнью. Кто знает, может быть, когда-то в Эфине проснется совесть, и он отпустит меня?

Спустя несколько часов пути на глаза начали попадаться деревянные столбы с надписями, причем слова были написаны кровью, что значило лишь одно — мы прибыли на земли номаров. Вдоль дороги раскинулись выжженные луга, посреди которых, то там, то здесь взвивались вверх столбы сизого дыма от некогда костров, из-за чего небеса затянуло серой пеленой. Страсть номаров к разрушениям доводила до отчаяния, они уничтожали все живое, жили в окружении мертвой земли.

Еще через пару километров впереди показались черные ворота, украшенные останками то ли зверей, то ли казненных пленников. Воины-часовые, завидев своего вожака, засуетились, закричали, а спустя минуту ворота, издав гулкий протяжный скрип, отворились.

К нам навстречу вышел Фарон. Эфин в свою очередь слез с лошади, и скоро братья крепко обнялись. Фарон похлопал его по плечу, спросил о чем-то, оба посмеялись. Я же находилась в самом центре вереницы и, опустив голову, не смела показать лица. Мне хотелось слиться с пространством, стать невидимкой, чтобы не показываться на глаза Фарону и другим номарам, которые находились за теми воротами, но Эфин подошел ко мне, взял лошадь под уздцы и вывел вперед.

— Вот она. Амена! Дочь Нитте, — Эфин широко улыбнулся.

— Надеюсь, ты сделал правильный выбор, братец. – Фарон нехотя ухмыльнулся, одарив меня презрительным взором.

— Будь уверен, я не ошибся. Ну, а ты чем порадуешь? Или огорчишь?

— Всё спокойно в нашем царстве, — улыбнулся шире, — так что, ты мог не торопиться. В конце концов, брачные дела никто не отменял. А она уже порадовала тебя? – вдруг Фарон подпрыгнул и ухватил брата за шею.

— Хватит, Фарон, не смущай нашу гостью, – и Эфин с укором в глазах посмотрел на меня. — Она еще не свыклась со своей участью.

Я же чувствовала себя ужасно. Негодяи потешались, но это лишь малая толика того, что мне предстоит вынести. Всё самое страшное впереди.

И колонна снова пришла в движение. Братья ступали впереди, а мы двигались за ними. Едва я пересекла ворота, как в нос ударил запах мертвечины. Когда же подняла голову, увидела множество палаток из шкур. Жилища номаров, выстроенные в ряды, расположились на голой земле. Не было здесь ни травинки, ни деревца, лишь черная земля, испещренная лужами грязи, что источали зловоние. Деревня чудовищ была обнесена частоколом, вдоль коего сушились шкуры только что освежеванных животных, а рядом лежали останки этих несчастных, облепленные мухами. Здесь же играли детеныши номаров, они катались по грязи смешанной с кровью, постоянно дрались между собой. В какой-то момент мне стало дурно — тошнота подкатила к горлу, голова пошла кругом, но я справилась, иначе рисковала свалиться в эту жижу, кишмя кишащую всяческой заразой. Неужели мне придется здесь жить? Если так, то я отправлюсь к Скайре значительно быстрее, чем рассчитывала. Лумея тоже пребывала в глубоком шоке, она съежилась, побледнела. Пришлось взять ее за руку:

— Не бойся, мы справимся, — прошептала чуть слышно.

На что она покачала головой:

— Нет, госпожа. Мы здесь умрем. Посмотрите, что творится вокруг. Здесь нет жизни, здесь только смерть.

— Но мы должны, от нас зависит судьба Мазарата.

— Не от нас, Амена, а от вас. Я лишь служанка, а вот вам придется принять на себя весь удар.

— Знаю. Однако, если будем держаться вместе, сможем выжить.

— Вы не ведаете, что говорите, — произнесла дрожащим голосом, после чего отвернулась.

Меж тем мы проехали через всю деревню и остановились у следующих ворот, что расположились внутри поселения. Эфин тогда приказал всем воинам из отряда отправляться по домам, а привратники поспешили раскрыть ворота. То, что я увидела спустя пару минут, немного успокоило. Мы оказались на закрытой территории, где не было других номаров! Как не было и грязи, и зловония. По центру стояло два огромных шатра, колодец, между постройками росло несколько молодых деревьев. Наверно, это та часть деревни, где живут сами братья. В отдалении красовалось большое тренировочное поле с множеством различных приспособлений, канатов и лестниц. За шатрами виднелись еще одни ворота, по размерам они походили на первые, видимо, это запасные, чтобы вожак мог покинуть деревню в случае угрозы.

Скоро наши лошади остановились, а Эфин, распрощавшись с братом, подошел ко мне:

— Добро пожаловать в свой новый дом, — произнес сухо.

Я по-прежнему боялась смотреть ему в глаза, боялась укора, презрения, насмешки. Но сильнее всего я боялась следующего шага Эфина. Он же протянул мне руку и помог спуститься.

— Главный шатер, он же больший, наш, можешь идти и устраиваться. Второй принадлежит Фарону, так что, не советую их путать.

В ответ я промолчала, отчего в глазах Эфина повис вопрос.

— Что с тобой? После той ночи ты словно язык проглотила, – он попытался дотронуться до моего лица, но я отшатнулась.

Когда же хотела уйти, снова ощутила его руку. Эфин подтянул меня к себе, а я почувствовала себя жертвой, пойманной для мучений и истязаний. От жалости к себе я откровенно зарыдала. Эфин впервые видел столько горьких слез, отчего даже растерялся, тогда сразу отпустил и приказал Лумее сопроводить меня в шатер.

Взявшись за руки, мы проследовали внутрь, а Эфин так и остался стоять снаружи.

В новом жилище царила прохлада, которой так не хватало. Шатер делился на три комнаты, одну от другой отделяли сшитые звериные шкуры. Заглянув в одну из комнат, я обнаружила большую каменную чашу, похожую на купель, рядом с ней покоились деревянные ведра. Во второй комнате стоял массивный стол из обожженного дерева, а вокруг него выстроились несколько деревянных стульев с очень высокими изголовьями. Добравшись до третьей комнаты — самой дальней, я так и застыла на месте, ведь там расположилась широкая кровать. Я тотчас представила, как буду спать здесь с ним, и слезы с новой силой полились из глаз. Тогда бросилась к Лумее, крепко обняла ее.

— Я не хочу! Лумея, я не хочу!

— Но вы же говорили…

— Знаю, что говорила, но не могу. Мне придется спать с ним! С этим монстром! Понимаешь?! — слова периодически прерывались всхлипами, а в груди не хватало воздуха. — Что мне делать?!

— Я не знаю, Амена. Вам придётся.

Придётся! В этом слове сконцентрировалось сразу всё — отчаяние, страх, безысходность, бессилие. Я отпустила Лумею и прошла в эту комнату, где упала на кровать лицом вниз. Сейчас вся боль вернулась разом: та, которую испытала в день получения проклятого свитка, та, что была в ночь заключения союза и та, которая появилась только что. Мне хотелось одного — открыть глаза и осознать, что все это лишь кошмар.

— Оставь меня, — произнесла сдавленным голосом.

Сколько я так пролежала, не знаю. Время уже не имело никакого значения, ведь каждый проведенный здесь день будет равнозначен вечности.

— Госпожа, — раздался голос помощницы. — Номары принесли ведра с горячей водой, не желаете принять ванну?

— Да. Пожалуй.

Что ж, от ванны отказываться глупо, тем более я не мылась в горячей воде с тех самых пор, как покинула Мазарат. Лумея тем временем все подготовила и пришла за мной.

— Какие масла вам подать? — и поставила на большой сундук корзинку с пузырьками.

— Карскую розу и таманские травы.

Я зашла помещение, заполненное густым паром, по центру коего меня дожидалась купель, наполненная водой до середины. Дело оставалось за малым — раздеться и залезть внутрь. Я крайне осторожно сняла жилет, не без помощи Лумеи размотала повязку, после чего забралась в чашу. Теплая, даже чуть горячая вода окутала подобно кокону, из которого совершенно не хотелось вылезать. Лумея периодически подливала горячей воды, а я все лежала, не имея сил пошевелиться. Лишь спустя час все-таки решила помыться. Лумея тогда поднесла травяные настойки. Таманские травы хорошо очищали тело, заживляли ссадины и ранки, да и аромат их благодатно воздействовал на сознание. Завершив купание, я нанесла на кожу масло, которое будет согревать всю ночь, после завернулась в простыню и проследовала в спальню. На кровати меня уже дожидался поднос с едой. Видимо, для номаров не существует никакой иной пищи, кроме как мясной, ведь на жестяном блюде лежал приличных размеров кусок зажареного тукка, а рядом на втором блюде поменьше скромно пестрели корнеплоды, приготовленные кое-как.

Тут ко мне снова зашла служанка:

— В чем желаете спать? Есть халат или ночная рубашка.

— Пожалуй, не в том и не в другом. Останусь в этом, — подергала за простыню.

Лумея же смущенно посмотрела на меня и прошептала:

— Сегодня у вас первая ночь с Эфином. Вам страшно?

— Одно понимание того, что он где-то рядом уже наводит ужас, а сегодня ночью я перестану себя уважать.

Всеми силами я гасила в себе ужас предстоящего испытания. Ибо находиться в руках столь сильного и большого существа, а главное жестокого — это ужасно. Если он будет груб, я точно не доживу до утра.

— Крепитесь, госпожа. Пусть боги смилостивятся над вами.

И Лумея вышла, оставив меня наедине со своим страхом. А ведь скоро Эфин придет. Я время от времени вставала с кровати и бродила взад-вперед, всё пыталась представить, что меня ждет, но как только представляла, сразу садилась обратно и сжимала голову руками. На том самом сундуке горела свеча, спасая маленький клочок пространства от темноты, а ее дрожащая тень отражала происходящее в моей душе. Внутри меня сейчас все так же трепетало. Я не знала, что делать, не знала куда бежать, потому продолжала вставать, ходить и садиться снова. В таких муках провела пару часов, на улице уже успело окончательно стемнеть, но Эфина по-прежнему не было.

Промучившись еще немного, наконец-то выбилась из сил.

Вдруг занавес качнулся, и в комнату вошел он. Эфин стоял без рубашки, его рельефное тело блестело в свете догорающей свечи, грудь степенно вздымалась при каждом вдохе, а взгляд черных глаз прожинал насквозь. Глядя на него, я криво усмехнулась и решила сдаться. Бороться все равно нет смысла. Против него я жалкая пичужка. И, развязав узел на груди, почувствовала, как легкая ткань слетела вниз. Я собралась было лечь, как Эфин покачал головой. Как ни странно, но он смотрел в глаза, а не на обнаженное тело. Спустя пару минут номар подхватил меня на руки и осторожно положил на кровать. Сердце в этот момент готово было взорваться, в легких резко закончился воздух, и я точно оцепенела в ожидании его дальнейших действий. А Эфин склонился надо мной, чтобы поцеловать, отчего я зажмурилась. На что он тихо прошептал:

— Ты можешь поцеловать меня так, как в реке? Скажи, Амена, я хочу услышать честный ответ.

— Нет. Я не могу этого сделать.

— Почему? В реке я не казался тебе таким уж отвратительным. Порошок не мог настолько затуманить твой разум.

— Потому что … — мне было тяжело говорить, но я собралась с силами. – Я не люблю тебя, Эфин. Как и ты меня.

— Не делай поспешных выводов. Если бы мне было все равно, я бы уже давно взял тебя силой.

— Что ты и сделаешь сейчас. Я не намерена бороться с тобой, я смирилась. Поэтому лучше сделай то, зачем пришел. Не заставляй меня мучиться еще больше.

В ответ он повел пальцами по моему лбу, носу, губам, затем все-таки не удержался и коснулся груди, отчего мое тело натянулось подобно струне, но тут всё закончились. Он вдруг встал, подобрал упавшую простыню и протянул мне:

— Ты очень заблуждаешься, жена моя. Я не зверь и не насильник, мне нужно не только твое тело, но и твоя душа, поэтому сегодня ничего не будет.

— Какая разница. Ни за завтра, ни за послезавтра я не полюблю тебя.

— Знаю, вот почему даю тебе время.

— Сколько?

— Год. Я буду ждать двенадцать месяцев, однако если за это время твои чувства ко мне не изменятся, я возьму то, что принадлежит мне по праву. А теперь спокойной ночи, – он уже собрался уйти, но остановился и добавил. – Завтра с восходом солнца буду ждать тебя на тренировочном поле. Захвати свой меч.

И Эфин вышел из покоев, я же села, накрылась простыней. Номар не стал брать меня силой? В этот момент вспомнились мгновения у реки, там он тоже остановился. Видимо ему все-таки важно, что я чувствую. Но он не любит меня и в этом я абсолютно уверена.

Глава 5

Предыдущая глава Следующая глава

Новые и старые раны

Ночь тянулась медленно. Я задавалась десятками вопросов, пыталась ответить на них, но многие так и не находили своего ответа. И кровать казалась неудобной, и подушка — жесткой, и тишина вокруг — давящей, я без конца ворочалась, периодически давала о себе знать рана. Мне не хватало воздуха, не хватало того пейзажа, который открывался из окон отчего дома. Здесь все было чужим и отталкивающим. Особенно то, что творилось за воротами этого небольшого клочка земли. Та грязь, кровь, вонь, уродливый облик номаров буквально застряли в голове. Но в какой-то момент усталость победила, и мое сознание оборвало связь с реальностью. Наконец-то я ощутила легкость и невесомость, а главное, покой. Если бы так могло быть всегда, но остаток ночи пролетел слишком быстро.

С первыми лучами в комнату вошла Лумея и принялась меня будить. Я совершенно не хотела вставать, усталость еще не прошла, да и куда мне торопиться? Муженек дал целый год на принятие своей печальной участи. Но Лумея была непреклонна. Порою складывалось впечатление, будто она исполняет не мои приказы, а Эфина. Впрочем, ничего удивительного. Он так ее запугал! Несчастная боялась, что за мои ошибки номар будет винить ее, потому безжалостно растормошила меня, отняв последние мгновения утренней дремы:

— Амена? Пора. Эфин просил, чтобы вы были на поле. Вот, – указала на одежду, висевшую на спинке кресла, что появилось у кровати, — оденьтесь. Я все почистила и зашила.

— Спасибо конечно, но я даже не собираюсь идти на это треклятое поле и, тем более, встречаться со своим ненавистным мужем. Так что оставь меня в покое, – и я накрылась с головой.

— Госпожа, вы же знаете, Эфин не любит, когда его не слушают

Кто бы мог подумать, она начала вытягивать меня за ноги из-под одеяла!

— А мне все равно, — кое-как отбилась от такой дерзости. — Уходи и больше не буди меня.

Она все-таки сдалась и вышла из спальни, а я снова задремала. Но спустя несколько минут мой покой вновь потревожили — жуткий скрежет чего-то массивного по полу окончательно разбудил:

— Лумея! Прекрасти это немедленно! Я же сказала, что не пойду!

— Мне ты еще ничего не говорила, — раздался низкий голос.

Я тотчас затаилась, будто это могло бы меня спасти.

— Эфин?

— Да, – ответил спокойно и тихо.

— Я не спала почти всю ночь, позволь мне немного отдохнуть.

— Зато я прекрасно спал, хотя мог бы кувыркаться всю ночь в постели с законной супругой, претворяя в жизнь все свои фантазии. Вставай, собирайся и иди на поле.

— Зачем? Я для тебя не воин.

— Там все объясню. Учти, упрашивать не стану. Если не встанешь через минуту, отнесу тебя туда в том, в чем ты есть.

А спала я обнаженной, поэтому не решилась искушать судьбу, ведь Эфин сделает, что обещает и глазом не моргнет, поэтому выбралась из своего кокона:

— Хорошо. Я встану. Только окажи одну услугу.

— Какую же?

— Отвернись. Я не одета.

Эфин усмехнулся, затем взял мою одежду в руки и уселся в кресло как раз напротив:

— Знаешь, если я дал тебе времени, это не значит, что я буду скромно отворачиваться и краснеть аки прыщавый юнец незнавший женского тела. Так что, вперед.

— Эфин. Ты негодяй.

После этих слов я села на край кровати, ощутив на себе весь огонь его черных глаз. Деспот был спокоен и расслаблен, а я наоборот — скована и напряжена. Но делать нечего, посему набралась храбрости и встала, предусмотрительно прикрывшись одеялом:

— Давай, – протянула руку в надежде, что мне отдадут одежду.

— Тебе явно неудобно, — покачал головой. — Убери одеяло, и я отдам вещи, — покрутил их передо мной.

— Нет! Не уберу. Лучше верни одежду. По-хорошему прошу.

В ответ Эфин подался чуть вперед, схватил край одеяла и дернул. В тот же миг одеяло оказалось на полу. Я же настолько разозлилась, что позабыла про стыд. Даже не стала прикрываться, а снова протянула руку.

— Теперь ты отдашь мои вещи?

— Как я могу думать о каких-то тряпках, когда передо мной стоит голая дочь правителя Мазарата?

Тогда я подошла к нему и хотела выхватить одежду, но он резко встал, а спустя секунду я уже была схвачена, тогда как мои руки скручены за спиной. Грудью я прижалась к его жилету, отчего все металлические элементы, что были на нем, неприятно впились в кожу. Пришлось застыть на месте, ибо любое движение и ссадин не избежать.

— Эфин. Ты ведь обещал. К чему это все?

— А может, я просто хочу осмотреть твою рану?

— Сейчас ты ее не осматриваешь, а распускаешь руки.

— Надо же не только осмотреть, но и ощупать, – он медленно провел пальцами по шраму. – Так не больно?

— Нет. Кажется, мне значительно лучше, а теперь не мог бы ты отойти от меня?

— Теперь мог бы.

Эфин действительно отошел в сторону и сразу отдал вещи, а после вышел из покоев. А я, сглотнув ком, что образовался в горле, выдохнула с облегчением. Он не оставит меня в покое. Он снова и снова будет провоцировать, лапать, унижать. В конце концов, я проснусь с ним в одной постели, опозоренная и полностью раздавленная. Как же плохо, что женщины не носят лат из металла, я бы даже спала в них, будь у меня такая возможность.

Мне пришлось одеться и спешно наведаться в купальную, где меня уже дожидалось ведро с горячей водой. Я быстренько выполнила утренний туалет, после чего закрепила на поясе ножны, и собралась было на улицу, как не удержалась — схватила ведро и вылила остатки воды себе на голову.

Мучительная духота тянется с ночи, а значит, сегодня будет жарко.

Покинув шатер, я первым делом прислушилась к звукам, что доносились из той части деревни. Крики, рычание, лязг металла — жизнь номаров кипит. Интересно, где же ночевал Эфин? У брата в шатре или средь своих одичалых родичей? И где он сейчас?

Я направилась в сторону поля. Дорога к нему пролегала как раз мимо второго шатра. И стоило дойти до него, как мне навстречу вышел Фарон. Что ж, вместо приветствия я услышала тихое неразборчивое рычание и ощутила на себе ненавистный почти звериный взгляд номара. Будь его воля, разорвал бы меня на части. Неприязнь на грани отвращения Фарона стала очевидна еще в нашу первую встречу, когда я сидела с ними за одним столом. Фарон с ярым негодованием на лице перехватывал взгляды Эфина в мою сторону. Но Эфин вожак, поэтому его брату ничего не оставалось, кроме как смириться с его решением.

Когда Фарон ушел, я продолжила путь. Аж мороз по коже от этого зверя. А Эфин тем временем был на поле и самозабвенно тренировался. Мешать ему я не посмела, тем более захотелось поглазеть на мастерство самого свирепого воина Севера, потому я облокотилась на ограждение и застыла в созерцании боевого танца. Номар проделывал удивительные маневры. Его приемы не шли ни в какое сравнение с нашими. Тогда я начала понимать, почему армия крианцев потерпела крах. Номары знатоки своего дела, война — их призвание, их природа. Каждый шаг, каждый выпад, или взмах меча Эфина доведен до совершенства. И как только он остановился, сейчас же развернулся в мою сторону:

— Понравилось? — всадил меч в песок.

— Недурственно. Впервые вижу такую технику.

— Это не просто техника, Амена, это практическая наука о выживании на поле боя, – затем он снял с себя жилет, обнажив торс, собрал волосы в высокий хвост и поманил меня к себе. — Присоединяйся.

— Для чего? Ты будешь тренироваться на мне?

— А ты и вправду всего лишь глупая самка. Я буду учить тебя. Тот случай с нападением Карукка показал твою абсолютную неспособность к выживанию за пределами Мазарата. Неужели Минекая не смог научить тебя ничему стоящему?

— Он учил меня тому, что знал сам.

— Видимо, нет. Минекая отважный воин, он часто давал нам отпор. И если бы ты умела хотя бы половину из того, что умеет он… — покачал головой. — Но ничего, сейчас я воочию оценю твою подготовку. Становись в исходную.

Я не стала с ним спорить, все-таки соскучилась по тренировкам. К тому же у меня появился шанс сразиться с номаром. Прямо как я и мечтала. Ха-ха. Встав в исходную позицию, я отвела меч в сторону и приготовилась, Эфин проделал то же самое.

— Нападай, — произнес спокойным голосом. Его рука была опущена, меч расположился вдоль опорной ноги. Ни намека на волнение.

Мы находились на расстоянии двух метров друг от друга. И только я хотела податься вперед, как остановилась. Мне вспомнились слова Минекая. Он часто повторял, что не стоит поддаваться провокациям врага, надо дождаться, когда ему надоест лицезреть твое бездействие, и он первым пойдет в атаку. Я решила последовать его совету и замерла. Возможно, Эфин решил, что глупая самка испугалась, поэтому еще несколько раз повторил свое требование, но я оставалась на месте. Мы стояли, выжидая, что будет делать каждый из нас, однако Эфин произнес с отчетливым раздражением в голосе:

— Если ты сейчас же не сдвинешься с места, то … — но я его перебила.

— То что? Ты с одного размаха отсечешь мне голову? Не думаю.

Ответа не последовало, вместо оного Эфин сорвался с места, а мгновение спустя клинок его меча очутился у моей шеи. Правда, я так и не сдвинулась с места.

— Ты будешь сражаться, либо я клянусь, сейчас прольется кровь.

На что я закрыла глаза и прислушалась к своему сердцу, оно билось неспешно, бесстрашно. Все ж я прекрасно понимала, что если моя кровь и прольется, то не сегодня и точно не здесь.

Уличив момент между ударами, я резко ушла вниз и, крутанувшись на коленях, отскочила назад. Вот этот маневр Эфину понравился, он довольно улыбнулся и направился ко мне. В следующий миг мы скрестили мечи. Номар наносил удар за ударом, невзирая на то, что перед ним та самая слабая самка. Отражать его неверотяно тяжелые выпады с каждым разом становилось все сложнее, у меня стремительно заканчивались силы. И когда рука дрогнула, из-за чего я чуть не выронила меч, Эфин в одном рывке оказался у меня за спиной, а его меч снова оказался в сантиметре от моей шеи. На этом наша первая битва закончилась. Продлилась она до смешного недолго, однако успела вымотать. Что сказать, Эфин — это смесь силы, скорости и техники, а я подле него слабая девчонка, которая видела только то, то ей позволяли видеть, и делала только то, что позволяли делать. По сути все, что происходило на поле между мной и Минекая в Мазарате — это игра в войнушку с деревянными мечами. Я никогда не стояла на настоящем поле битвы, никогда по-настоящему не сражалась.

Спустя секунду номар убрал меч в ножны, затем стряхнул с моей спины налипший песок:

— Для первого раза неплохо, — и развернул меня к себе лицом, — хотя с мечом ты обращаешься, как младенец с погремушкой. Впрочем, что еще взять с женщины, — после чего кивнул на мою рану. — Сильно болело в моменты резких движений?

— Не знаю, не заметила.

— Значит, несильно. Я устроил этот поединок в основном для того, чтобы встряхнуть тебя и проверить степень заживления.

— Что ж, мы выяснили, кровью я не истекаю. Как выяснили и то, что я младенец с погремушкой, — и собралась уйти, но он остановил.

— Не спеши с капризами, Амена. Наша сегодняшняя встреча не последняя. Тебе надо многому научиться. Жить среди номаров и не владеть мечом нельзя.

— Среди вас в целом нельзя жить. И еще! Я буду находиться здесь в заточении? Мне запрещено покидать деревню?

— Всему свое время, — коснулся моего подбородка. — А теперь ступай.

— Почему ты не выбрал себе подобную женщину? Почему решил остановиться на мне? — ну нет, так быстро он от меня не отделается. — Если думаешь, что сильно насолил моему отцу, то спешу разочаровать, не насолил вовсе. Он с большой радостью избавился от меня, ибо никогда не считал достопочтенной крианской девой.

— Смотрю, маленькая битва породила большие эмоции, — довольно ухмыльнуся, блеснув клыками. — Отвечу так. Я не стремился насолить твоему отцу. Мне это было ни к чему, ведь я пришел взять Мазарат под свой контроль. А сейчас иди, Амена, освежись. Все-таки от достопочтенной девы не должно разить потом.

— От меня не разит потом! — какое хамство! Да, как он смеет?!

— Уверена? Все ж у меня нюх прекрасный, звериный.

— Нахал! — выпалила и устремилась прочь.

По пути к шатру я принюхалась к себе. Да уж, драка под палящими лучами солнца принесла свои неприятные плоды. Эфин тем временем взял под уздцы коня, который ждал его в конце поля, и направился к задним воротам. Вскоре он покинул деревню. А я дотопала до шатра, где первым делам отыскала купель.

— Что между вами происходит, Амена? — вдруг спросила Лумея, стоило мне опуститься в теплую воду. — Вчера Эфин быстро вышел от вас. Хотя должен был оставаться до утра.

— Между нами ничего не было. Он благородно дал мне времени на то, чтобы привыкнуть, — и я усмехнулась, — а точнее, подчиниться. Эфин жаждет власти и превосходства, но я не покорюсь ему. Мой дух отправится к Скайре свободным.

Так потекли дни и ночи. Эфин приходил по утрам, мы шли на тренировку, где он постоянно объяснял, как правильно держать меч, как уходить от ударов, как идти в атаку и вовремя отступать, показывал множество приемов-ловушек и еще массу всего, а к полудню уходил через задние ворота. На поле с ним я чувствовала себя свободно, так как делала то, что любила больше всего — сражалась и училась. Мы часто сходились в клинче, Эфин в эти моменты откровенно пожирал меня глазами, я же чувствовала смущение, отчего старалась быстрее высвободиться и нанести ему ответный удар.

Иногда на поле приходил Фарон. Он вставал у ограды и, молча, наблюдал за нами. Его взгляд каждый раз выражал лишь недовольство, и только когда я оказывалась на песке от мощного толчка или пинка, Фарон довольно улыбался. Его забавляло то, что мне больно или стыдно, поскольку Эфин частенько отправлял меня на песок хорошим пинком под зад. Безусловно, делал он это из лучших побуждений — вызывал гнев, задорил перед атакой.

В постоянных тренировках прошли три месяца моей жизни в деревне номаров, все это время я ни разу не выходила за ее пределы, из-за чего чувствовала себя зверем в клетке. Каждую ночь мне снились сады Мазарата, бесчисленные тропы и существа, бегающие по ним. Каждую ночь я просыпалась в холодном поту, а потом снова ложилась на подушку, закрывала глаза и очередной раз оказывалась на эфемерной свободе. Неизвестно, как долго продолжалась бы эта мука, если бы не случай, окончательно переполнивший чашу моего терпения.

Проснувшись рано утром, я как всегда ждала Эфина. Прошел час, потом второй, но он так и не появился, тогда я отправилась на поле одна. В этот момент внутренние ворота, что ведут в деревню номаров, отворились, и на пороге появился Фарон, но он был не один. Держа за волосы, зверь волочил самку номаров за собой. Она вырывалась, упиралась, рычала, однако Фарон уверенно тащил женщину в направлении своего шатра. Вскоре они скрылись внутри, а буквально через минуту раздались дикие крики. Я же словно приросла к земле, не имея сил сдвинуться. Перед глазами начали возникать жуткие образы того, что негодяй творил со своей жертвой. Долго сей ужас не продлился, Фарон вышвырнул номарку спустя минут десять. Вся одежда этой женщины была порвана, волосы на голове частично вырваны, из носа и рта текла кровь, на ушах зияли рваные раны. Еле поднявшись, она поплелась в сторону ворот. Пока шла, несколько раз останавливалась и сплевывала кровь. После такого зрелища я решила немедленно вернуться в шатер, но на полпути наткнулась на Фарона. В его глазах буквально вспыхнула ярость, он схватил меня за руку, оттащил в сторону и прошипел сквозь зубы:

— Если хоть слово произнесешь Эфину, то же самое произойдет и с тобой, — и настолько сильно сжал мою руку, что она посинела.

— Я не знаю, что у вас там произошло и не желаю этого знать. Отпусти!

— Учти, крианка, я предупреждаю всего один раз. Это мой братец может нянчиться с тобой и развлекать, не имея воли залезть под юбку. Но не я. Запомни, тебе здесь не рады.

После он отпустил меня и сразу же удалился, а я поторопилась в шатер, не понимая, чего сейчас хочу больше, то ли рыдать, то ли бежать со всех ног.

— Госпожа? — встретила меня Лумея. — Госпожа, что с вами? Что он вам наговорил? Я все видела!

— Ты ничего не видела, Лумея! Поняла? — схватила ее за руку, но тотчас отпустила. — Ты меня поняла? — спросила спокойнее.

— Да, поняла. Но?

— Никаких «Но»! Нас не касается то, что номары делают друг с другом. Это их жизнь. Мы не лезем в их дела! Уяснила?

— Хорошо, я все поняла.

— Вот и отлично, а теперь принеси мне листьев кассиса и холодной воды, надо избавиться от синяка, — к этому моменту на моем запястье уже красовался огромный багровый синяк с кровоподтеками, надо было срочно его скрыть.

Листья кассиса хорошо рассасывают гематомы и убирают синеву, но на это нужно не меньше суток. Эфин, скорее всего, вернется к утру, значит, у меня в запасе почти день и вся ночь. Лумея меж тем принесла листья и воду, после чего я удалилась в купальную. Там взяла листья, обмотала их вокруг руки и перевязала тканью, смоченной в теплой воде.

Что ж, к утру от синяка остался едва различимый след, а к приходу Эфина я быстро убрала появязку и, как всегда, собралась на тренировку, но он снова не пришел. Я осталась в полной изоляции от окружающего мира еще на целый день! Мне вовсе не хотелось видеть именно его, мне просто хотелось общения, но Эфин словно испарился в той чаще, что произрастала за запасными воротами. Хотя, на этот раз мне никто не помешал потренироваться в одиночку, дабы отвлечься и отточить все новые удары и приемы.

И пока лезвие моего меча обхаживало деревянный столб, я думала о том, что произошло в шатре Фарона. Удивительно, насколько разными оказались братья. Эфин никогда бы не дотронулся до самки низших номаров, он испытывал к ним отвращение, а вот Фарон не гнушаеся ничего, хотя внешне походит на брата — гладкая кожа, идеальная осанка и внешность более грубая, чем у брата, но совершенно другая, чем у низших. Н-да, я ничегошеньки не знаю о братьях, об их семье и происхождении. В деревне номаров все ясно как день, они наполовину звери, наполовину разумные создания, живут стаей и вершат свои низменные дела так, как им определено самой Скайрой, но какова история братьев? Эфин благородный воин и лидер, который не будет сидеть в луже с грязью, и мыть в ней волосы, он не станет есть сырое мясо и не будет спать среди дурно пахнущих воинов, он всегда держит дистанцию, но не забывает о нуждах своих солдат. Фарон иной, однако стремится быть похожим на брата, хотя получается у него весьма скверно. В нем больше той животной сущности низших номаров. Кто они? И почему я никогда не слышала о таких, как они? Мне всегда казалось, что номары отвратительные недалекие монстры, пожирающие плоть своего врага и разрушающие все вокруг себя, а выходит, это не так. Над ними есть контроль таких, как Эфин и Фарон.

Повоевав со своим деревянным противником, я легла на песок, чтобы немного отдохнуть. Мой взгляд устремился к небесам. Небеса единственное место, где нет заборов или границ, там царит полная свобода. Несмотря на то, что Мазарат долгие годы был закрыт от внешнего мира, я все равно не ощущала себя там закованной в кандалы и ходящей по кругу, по сравнению с этим местом. Если бы не тренировки и редкие появления Эфина, я бы уже лишилась рассудка. Лумея тоже страдала, она каждый вечер приходила ко мне, и мы вспоминали дом, свою жизнь, тех, с кем общались, кого любили. Оказывается, Лумея давно как влюблена в своего соседа пекаря — молодого юношу с забавными кудряшками на голове, на которых вечно белела мука. Она ждала моей свадьбы с Тарту, чтобы получить благословление Правителя и стать невестой, но ее жизнь в ту ночь изменилась до неузнаваемости, как и моя. Пусть Лумея и называла меня госпожой, все же мы смотрели друг на друга как на равных, иногда, конечно, приходилось пользоваться своим положением, но как только все дела заканчивались, две крианки превращались в подруг и болтали по вечерам за чашкой теплого молока.

Сегодняшний вечер не стал исключением. Мы с ней как всегда сидели за столом и беседовали, как вдруг послышался скрип отворяющихся ворот, за коим последовал топот лошадиных лап. А спустя пару минут, в шатер зашел Эфин. Он, молча, проследовал к нам, после чего взял меня за руку и вывел на улицу. Его взгляд был очень уставшим, на руках и шее виднелись свежие порезы, уходящие глубоко под жилет. Видимо, его отсутствие связано с очередными сражениями. Глядя на его каменное выражение лица, я не стала ничего спрашивать, а он провел меня к своему коню и сухо произнес:

— Фарон сказал, тебе скучно здесь. Это так?

— Пожалуй, — зато Фарону очень весело в отсутствие брата.

— Тогда позволь предложить небольшую прогулку по здешним местам.

И он снова протянул мне руку, помог сесть на коня, следом забрался сам, и мы направились к воротам, что вели в неизведанные дали. Сразу за воротами начинались воистину джунгли. Из-за опустившихся сумерек я смогла рассмотреть лишь силуэты черных деревьев и лиан, да узкие тропы, убегающие в неизвестном направлении и теряющиеся в темноте. Мы ехали быстро, Эфин все это время молчал, а спустя полчаса остановился:

— Все. Мы на месте.

Он ловко спрыгнул, спустил меня и, взяв за руку, повел за собой. Пробираясь сквозь чащу, я начала замечать туман. Само собой, моя шелковая рубаха за считанные секунды напиталась влагой и прилипла к ногам. И пока я боролась с налипшей тканью, Эфин остановился перед занавесом из листьев. Эти гигантские листья принадлежали саяновым лианам, что росли исключительно у воды и образовывали плотные занавесы, дабы скрыть влагу от чужих глаз.

— За ними река? — осмелилась заговорить.

— Не совсем. Проходи.

И он отодвинул часть листьев, когда же мы зашли внутрь, в лицо обоим тотчас ударил горячий пар. Пройдя еще несколько метров, мы встали напротив небольшого озера. Вода в нем местами бурлила, огромные пузыри вырывались на поверхность, лопались и испускали пар. Так, вот откуда густой туман. Это горячий источник с минеральной водой.

Эфин развернулся ко мне и тихо сказал:

— Прошу, горячая купель подана, — после чего он проследовал к краю берега, неспешно снял с себя всю одежду и зашел в воду.

Мне же стало неловко от увиденного. Впервые я видела номара в чем мать родила, а посмотреть там было на что. Высокий, широкоплечий, с идеальной фигурой и внушительным тири[1]. Да уж, природа наградила.

Тогда я села на берегу, ноги опустила в горячую воду, где они тут же покрылись тысячами пузырьков.

Эфин плавал, периодически уходил под воду. Видимо, это то место, где он отдыхает и набирается сил после очередной битвы. Я, конечно же, хотела искупаться, но смущал тот факт, что мне снова придется раздеваться перед ним и ощущать на себе его голодный взгляд.

— Так, ты идешь? Или опять будешь изображать стыдливую особу? В конце концов, я твой муж, — подплыл вплотную к берегу.

— Мне как-то не хочется пасть жертвой твоих шаловливых рук, — усмехнувшись, ответила я.

На что он засмеялся, а в следующий миг схватил меня за ноги и затащил в воду. Я опомниться не успела, как оказалась по шею в горячей воде. Эфин же продолжал смеяться над тем, как я пытаюсь найти опору под ногами и не запутаться в рубахе.

— Зачем ты это сделал? — кое-как балансировала на скользкой кочке.

— Не люблю упрашивать. Кстати, тебе надо снять платье. Оно явно лишнее.

— Надеюсь, я утону, — заявила, едва не хлебнув воды.

— Давай помогу.

Только он это сказал, как сразу же нырнул под воду, а через секунду я ощутила его руки. И вот, я голая, опять.

— Так ведь лучше, – подмигнул, затем выбросил мою рубаху на берег. – Следуй за мной, здесь есть пороги под водой.

Мы поплыли к той части озера, где большие каменные глыбы уходили под воду, образуя лестницу. Добравшись до них, забрались на те, что имели плоскую форму.

Впервые за несколько месяцев я смогла расслабиться. Эти пузырьки на теле словно вытягивали все напряжение и усталость. Эфин сидел, откинувшись на камни, с закрытыми глазами и лишь иногда двигал плечом, на котором поблескивали свежие раны. А мне вдруг захотелось пододвинуться к нему и посмотреть на порезы. Я медленно подсела, оказавшись совсем близко, и вытащила руку из воды, чтобы дотронуться до плеча. И коль Эфин не проявил озабоченности моей дерзостью, я таки коснулась его плеча и осторожно повела пальцами вдоль порезов:

— Раны напоминают следы от когтей. Не хочешь рассказать, где ты был эти два дня?

В ответ он приоткрыл глаза и посмотрел на меня с некой ленцой.

— Это не важно. Главное, что тот, кто оставил эти следы, уже мертв.

— Эфин? Кто ты?

— Номар, – и усмехнулся.

— Ты же знаешь, о чем я. Те номары, что живут в деревне совершенно другие. Вы с Фароном сами называете их низшими.

— Амена. Не спрашивай о том, о чем тебе пока лучше не знать. Со временем я все расскажу, — он взял за руку и подтянул меня к себе так, что наши носы соприкоснулись. — Не желаешь поцеловать супруга после столь долгого расставания?

А такое желание действительно было. Каждый раз, находясь с ним в столь опасной близости, мое сердце начинает истерично колотиться, щеки краснеть, дыхание сбиваться.

— Не знаю, — но я хотела, поэтому положила ладонь ему на шею, закрыла глаза.

И только наши губы готовы были соприкоснуться, откуда-то со дна вырвался воздух и сотнями огромных пузырей забурлил рядом со мной, отчего я взвизгнула, а следом запрыгнула к Эфину на колени. Он успел лишь поймать меня и прижать к себе:

— Снова твои игры, крианка? — произнес и сразу же поцеловал.

Его руки скользили по моей спине, ногам, разгоняя пузырьки, а губы целовали так нежно, что я потерялась во времени. От осознания его нежности и одновременного ощущения его силы, сравнимой с животной, я аж застонала. Но как только Эфин попытался коснуться груди, пришла в себя:

— Эфин! Подожди. Нам не стоит…

— Но ты же сама хочешь. Я чувствую.

— Это временное помешательство. Порыв, не более. У нас с тобой уговор.

Тогда он выдохнул и без зазрения совести сбросил меня в воду.

— В таком случае, — добавил с раздражением, — не надо подсаживаться ко мне, касаться, а затем запрыгивать на колени. Я мужчина и в следующий раз не буду терпеть. И еще! Ты ведешь себя как типичная адна (продажная девка на крианском)

Последние его слова задели за живое. Он обвинил меня в непристойности поведения, сравнил с фривольной девицей!

— Ах, значит, если я не хочу поддаваться на твои бесконечные провокации, то сразу превращаюсь в девку? Что ж, ты тоже не образец благородства и чистоты нравов. Грязный номар!

После всего сказанного поплыла к берегу. Как же хотелось схватить какой-нибудь камень и запустить в этого мужлана. Когда же выбралась на берег, подняла рубаху и с большим трудом натянула на себя мокрую холодную ткань, из-за чего все тело покрылось мурашками. Эфин вышел через пару минут. Он тоже оделся и быстрым шагом направился к тому месту, где оставил своего коня. А я семенила за ним, держа подол в руках, и пыталась понять, зачем снова полезла к нему, ведь сейчас не было ни порошка, ни чего бы то ни было другого, что могло вызвать помутнение рассудка. Получается, сама этого хотела, а отказав, повела себя весьма глупо. Эфин не виноват, он по праву рассердился. Он каждый раз находит в себе силы остановиться, а я веду себя отвратительно, сначала даю повод, потом отталкиваю. Возможно, мне стоит поумерить свои желания и прекратить обнадеживать его.

С одной стороны, мне хочется понять свои чувства к нему и вызвать в нем ответные чувства себе, но с другой стороны, я не хочу больше жить в этой проклятой деревне, не хочу каждый день слышать рычание и крики, не желаю больше видеть Фарона. Он постоянно находится рядом, следит за мной. Да, да, именно следит…

Эфин доставил меня до ворот и ускакал прочь, не сказав ни слова на прощание. А за воротами, какая неожиданнсоть, меня встретил Фарон. Ждал, значит. Номар в свою очередь нагло усмехнулся и, молча, проводил меня до шатра. Фарон подобно птице Сарга, что преследует свою жертву, пока та не упадет без сил, после чего нападает и задирает заживо.

В шатре я обнаружила плачущую Лумею, она сидела на кровати, ее трясло.

— Лумея? Что с тобой? Почему ты плачешь? — подбежала к ней.

— Пока тебя не было приходил Фарон.

— Что он сделал? — я почувствовала, как кровь закипает в венах. Неужели зверь сотворил ужасное?! — Говори же! Он надругался над тобой?

— Нет, но был близок к тому. Когда я вышла, чтобы набрать воды, он подозвал к себе, а затем силой затолкал в свой шатер и… — Лумея снова заплакала.

— И, что?

— Прижал к кровати, подержал так с минуту, затем отпустил и сказал, чтобы я благодарила тебя. Что если бы не ты, он бы сделал со мной все, что захотел.

— Так и сказал?

— Да, Амена, — закивала. — Слово в слово.

— Я уже ничего не понимаю, — села с ней рядом, обняла.

Какого беса произошло? Почему Фарон указал на меня, зачем вообще полез к Лумее? В любом случае, жизнь здесь приобретает все более кошмарный вид. Я не знаю, чего хочет Эфин, не знаю, зачем нас терроризирует Фарон. Кто эти братья и чего они добиваются?

Спустя пару часов Лумея успокоилась, но она слезно попросила, чтобы я больше не покидала ее, так как оставаться наедине с этим порождением демона нельзя. Он делает все, что только ему заблагорассудится, а Эфин не обращает внимания на бесчинства брата. Получается, он вовсе не желает понравиться мне, не желает стать лучше, он хочет лишь одного — укротить самку, сделать ее своей. По всей видимости, братья не очень-то отличаются друг от друга, разве что один признал свою сущность и живет законами номаров, а второй пытается казаться существом высшего порядка, однако является все тем же бесчувственным и жестоким убийцей.

Глава 6

Предыдущая глава Следующая глава

На распутье

С тех пор прошло еще четыре месяца моего заточения. Эфин приезжал редко и лишь для того, чтобы потренироваться. Он практически не разговаривал со мной. Фарон в свою очередь продолжал следить за мной и контролировать жизнь в деревне. Мне казалось, хуже быть уже не может, однако ошиблась.

В один из дней я решила попросить Эфина о том, чтобы он разрешил нам с Лумеей прогуляться за пределами деревни, ибо мы уже чувствовали себя запертыми в клетке животными, которые только и делают, что спят, едят да ходят по кругу.

Номар прибыл рано, как всегда позвал меня на поле, где мы сражались до полного истощения моих сил. Все это время его взгляд был холоден, а мысли сосредоточены на бое. И когда все закончилась, Эфин собрался было покинуть поле, но я встала у него на пути:

— Подожди!

— Что еще? — посмотрел на меня нехотя.

— Прошу, позволь покинуть деревню, хотя бы ненадолго.

— Нет. Ты сможешь выйти только тогда, когда я этого захочу.

— А ты не хочешь? — сейчас же ощутила прилив злости.

— Не хочу.

— Даже домашний скот требует выпаса, а ты решил замуровать нас здесь. Ты только и делаешь, что тренируешь до изнеможения, после чего исчезаешь, не говоря ни слова.

— Жизнь здесь станет тебе хорошим уроком, — заложил руки за спину. — Ты должна понять, кто такие номары и чем они живут, должна научиться слышать их, улавливать настроение.

— Сидя за высоким забором? Как это вообще возможно?

— Хочешь познакомиться с ними поближе? — он вложил меч в ножны и вызывающе посмотрел на меня. — Хорошо! Идем. Выйдешь за ворота и посмотришь на них. Покажешь себя.

Но я стояла как вкопанная, боялась, что Эфин силой заставит идти.

– Ну, раз ты не торопишься, тогда молчи и делай то, что тебе говорят.

Когда же он собрался уйти, вдруг обернулся и сказал напоследок:

— Амена, ты должна четко уяснить, что здесь не та прекрасная и беззаботная жизнь, какая была у тебя раньше. А я не тот, кто будет вывозить тебя на прогулки дивными ночами, чтобы вместе встретить рассвет. Здесь мы боремся за выживание, поэтому будь добра, выброси из головы все девичьи мечты и научись выживать в моем мире. Я дал тебе возможность тренироваться, чтобы ты смогла постоять за себя, когда настент момент.

После чего он ушел. А я от накатившей ярости метнула меч в деревянную мишень, и, надо же, попала точно в центр. Раньше у меня так не получалось. Минекая сотни раз пытался научить меня метать ножи, но все его старания каждый раз разбивались вдребезги. Видимо, единственное, в чем хорош Эфин, так это в способности быть терпеливым и обучать.

Но для чего мне понимать номаров? За эти месяцы я и так научилась различать их эмоции по одним лишь звукам: когда они сердятся, когда ликуют, а когда готовятся к очередной драке. Номары практически не разговаривают друг с другом, они либо рычат, либо издают нечленораздельные звуки, точно животные. Все их общение сводится к сигналам и не более того. Вот Фарон каждый день проводит среди них, обучает, тренирует, он взращивает в них воинов, приучает к жесткой дисциплине и абсолютному послушанию, поэтому зачастую я слышу свист плети и вопли того несчастного, кто посмел ослушаться предводителя. Возможно, именно в этом причина грубости и жестокости Фарона, он слишком много времени проводит с низшими номарами, впитывает их агрессию и примитивные повадки.

Однако все это не отменяет того, что я не смогла добиться желаемого — Эфин фактически послал меня куда подальше с моими потребностями. Лумея тоже расстроилась, когда узнала, что наше заточение увеличивается на неопределенный срок. И день снова прошел в набивших оскомину ритуалах: еда, купание, беседы о насущном и сон…

Правда, уснуть не удалось.

Всю ночь я пыталась понять причины происходящего вокруг. В далеком детстве наставницы нам объясняли духовный цикл Скайры, суть коего заключается в том, что каждое живое существо приходит в этот мир с определнной миссией, ибо ничто не рождается просто так. У всего есть смысл, у каждого есть предназначение. Так, в чем мое предназначение? Неужели в том, чтобы страдать до конца своих дней, не познав ни любви, ни нежности, ни чувства гордости за свой народ, освободившийся от гнета?

Сон пришел лишь под утро, но едва мои веки сомкнулись, как в покои вбежала перепуганная Лумея. Ее руки тряслись, слова путались:

— Госпожа, там пришел… — она пыталась собраться с мыслями. — Он.

— Кто? Эфин? — я нехотя привстала и посмотрела на нее с прищуром.

— Нет. Фарон!

Тогда-то я окончательно проснулась:

— Фарон? Что ему нужно?

— Он сказал, что сегодня будет сам тренировать вас. И советовал не опаздывать.

Что ж, я решила не испытывать судьбу, уж точно не с ним, поэтому быстро собралась и вышла на улицу. Фарон стоял около входа в шатер и чертил что-то мечом по земле, а увидев меня, выпрямился и лениво произнес:

— Доброго утра.

— Где Эфин?

— Сегодня я за него, — ехидно ухмыльнулся.

— Так ли это необходимо? — идти с ним на поле не было ни малейшего желания.

— Ты права. Необходимости в этом нет никакой. Я искренне не понимаю, зачем брат пытается обучить глупую зверушку технике ближнего боя, но его просьба закон. Так что, идем. Не хочу тратить слишком много времени на никчемные дела.

Мне тотчас стало не по себе. Я не знала, что Фарон выкинет в момент тренировки, ведь от него можно ждать чего угодно. Но ослушиться не посмела. Проследовав за ним на поле, я без лишних слов встала в исходную позицию и приготовилась. Но Фарон, чего я и боялась, не захотел привычного сражения, он предпочел испытать меня на прочность и заставил забраться на самый верх тренировочной трапеции. Когда я вскарабкалась, глазам предстала вся деревня. На некоторое время я даже ощутила, пусть и мнимую, но свободу. Порывистый ветер трепал волосы, придавал сил, а окружающий вид напоминал о том, что мир не заканчивается за этим забором. Однако Фарон прервал мое единение с природой, забравшись следом. Он потребовал, чтобы я прошла по балке в полметра шириной и встала в самом ее центе. Все это казалось полным безумием, ведь я никогда не поднималась так высоко. Само собой, ноги сейчас же подкосились, дыхание сперло, а сердце запросилось наружу, отбивая дикий ритм:

— Это сумасшествие! Я не смогу! — постаралась перекричать свист ветра.

— Не бойся, крианка! Даже если упадешь, сети тебя поймают. Иди, — в свою очередь демонстрировал полнейшее спокойствие и уверенность.

— А если я не пойду?!

— Тогда мне придется затащить тебя силой. Ты же знаешь, я не торгуюсь.

Это-то я очень хорошо знала, поэтому аккуратно и медленно начала движение вперед. Порою казалось, что ветер вот-вот собьет с ног, и я улечу в бездну, но это лишь страх, который надо преодолеть.

Добравшись до середины, встала напротив Фарона в ожидании его следующего шага.

— Теперь становись в исходную, да так, чтобы обе ноги были поперек балки. Найди опору и сосредоточься. Сейчас ты должна выработать чувство равновесия, а иначе даже небольшой толчок может отправить тебя в полет.

Послушавшись его совета, я встала в нужном положении, но едва он занес меч, как я вздрогнула и пошатнулась, сию секунду ноги потеряли равновесие и вот он — мой первый полет. Слетев с трапеции, я угодила прямиком в страховочные сети.

— Молодец! — кникнул мне сверху этот деспот. — Красиво грохнулась! Забирайся обратно!

Я снова поднялась на эту проклятую балку, гонимая злостью и жаждой мести:

— Это даже забавнее, чем я предполагал! — встретил меня словами номар. — Летающая крианка!

— И сколько еще мне придется упасть, чтобы удовлетворить тебя?! — кажется, он выдумал это только для того, чтобы потешить свое самолюбие и развлечься.

— Чтобы удовлетворить меня, милая Амена, тебе недостаточно просто падать! — а глаза Фарона в этот момент опасно вспыхнули.

— Кто бы сомневался, — я вытерла пот со лба и снова встала в исходную.

Однако спустя пару минут опять летела вниз, и так продолжалось целых два часа. К концу тренировки я уже не боялась высоты, как и выпадов Фарона, но мне все еще не хватало равновесия, чтобы сдерживать удары и одновременно отходить назад.

Как только мы спустились вниз, Фарон подошел ко мне и произнес с некоторым удовольствием в голосе:

— Завтра повторим. И будем повторять до тех пор, пока ты не научишься крепко держаться на ногах.

— Надеюсь, завтра меня придет тренировать Эфин?

— А что, разве нам было плохо вдвоем? — он усмехнулся и подошел ближе. — Эфин сейчас занят, так что, будешь заниматься со мной. Поверь, из меня учитель не хуже, я каждый день тренирую номаров. И если Эфин просто развлекается с тобой, то я — нет.

— Эфин многому научил меня.

— Да, но этих навыков недостаточно. Надо уметь приспосабливаться к любым условиям, будь то горы, реки, поля или леса. В горах надо не бояться высоты, в реке нужно суметь устоять, а в лесу использовать деревья, лианы, все, что может помочь укрыться от удара, либо нанести его.

— Возможно, это необходимо для вашей армии, но зачем мне?

— А что ты будешь делать, если однажды Эфин бросит тебя на растерзание рассвирепевшей стае врагов, будь то номары или тумо?

— Никогда не думала об этом, — мне стало обидно и больно от его слов, ведь я действительно не задумывалась о подобной участи. А вдруг он что-то знает?

— Так подумай.

И Фарон ушел, оставив меня наедине с тяжелыми мыслями. С каждым днем моя вера в лучший исход слабеет, сердце наполняется горечью и чувством безысходности. Кто знает, в какие еще дьявольские игры предстоит сыграть? Эфин не просто так выбрал меня. Очевидно, ему нужна была дочь правителя, которую он намерен использовать для чего-то, ведь за все эти месяцы он ни разу не показал своих чувств, ни разу не попытался стать мне ближе. Если бы ему просто нужна была женщина, он бы уже давно сделал меня своей, как это делает Фарон со своими самками, но Эфин выжидает и возможно, в скором времени я узнаю весь ужас своего бытия.

Дни сменялись один за другим, мы с Фароном каждое утро шли на поле и продолжали тренировки, я уже не так часто падала и значительно лучше держала удар. После того разговора я перестала ждать Эфина и перестала надеяться. Я превратилась в немого воина, беспрекословно выполняющего приказы главного. К слову, Фарон прекрасно учил. Он занимался со мной с полной самоотдачей, чего требовал и от меня. А главное, теперь он ждал наших встреч. Порою приходил даже раньше положенного времени и больше не говорил, что занимается бессмысленными делами, обучая глупую зверушку.

В одно прекрасное и на редкость прохладное утро, когда в воздухе царило бзветрие, а карапэллы кружили высоко в небе, лаская слух своим гулким пением, я стояла на вершине трапеции с закрытыми глазами. Не было ни страха, ни сомнений, была лишь я и таинство природы вокруг. В какой-то миг я наконец-то ощутила то равновесие, о котором говорил Фарон. Оказывается, надо было провести на высоте всего лишь месяц, чтобы преодолеть очередной барьер в сознании.

— Да это успех! — раздалось в тишине.

Фарон забрался ко мне и велел приготовиться. Мы бились долго, то он шел в атаку, а я отступала, то наоборот. Лязг соприкасающегося металла единственное, что сотрясало тишину. Когда Фарон очередной раз пошел в атаку, он неожиданно сделал мне подсечку. Конечно же, я сорвалась, но успела зацепить и его, поэтому вниз мы полетели вместе, а когда достигли сетки, оказалось, что Фарон все это время держал меня за руку. Он лежал рядом и смотрел наверх:

— Забавно. Значит, когда ты падаешь, ты утягиваешь за собой, — произнес, продолжая созерцать небо. — Хотя, это даже приятно, — и он повернулся ко мне. — Я бы упал с тобой на дно самого глубокого ущелья.

— Сомнительный комплимент, – и я засмеялась, ведь за этот месяц мое мнение о нем изменилось. Теперь Фарон не казался таким уж чудовищем. Он всего лишь номар, который живет по своим законам.

— Почему же? — пододвинулся еще ближе, и его рука коснулась моего бедра. — Скаж-ка, а что ты чувствуешь к брату?

— С чего я должна обсуждать с тобой свои чувства? Ты же противник этого. Считаешь, что между мужчиной и женщиной нет ничего, кроме природных нужд.

— А с чего ты взяла, что я так считаю? Из-за того случая с номаркой?

— Да.

— Что ж, тот случай носил скорее воспитательный характер, я всего-навсего спилил ей клыки. Она кусалась и не выполняла приказов.

— Клыки? — мои глаза округлились от удивления.

— А ты о чем подумала? Решила, что я был с ней близок? — и он залился смехом. — Не ожидал, что ты такого обо мне мнения. Я и эта самка!

— Тогда почему велел молчать и чуть не раздробил мне кости?

— Потому что Эфин не одобряет таких методов. Он надеется, что сможет перевоспитать номаров, сделать их подобными себе. Но это невозможно, они никогда не станут такими как мы, Скайра создала номаров кровожадными существами.

— Однако ты их тренируешь.

— Единственное, чего у них не отнять, так это способности подчиняться вожаку, у них это в крови. Я делаю из номаров воинов, которые будут биться за своего лидера до смерти. Но, мы отвлеклись, — и он снова посмотрел мне в глаза. — Ответишь на вопрос или как?

— Я не знаю, что чувствую. Эфин скрытен и замкнут. Он либо пытается подчинить меня, либо отталкивает, — не знаю, зачем я решила рассказать об этом Фарону, но смысла таиться уже не было.

После этого разговора неожиданно почувствовала себя лучше. Пусть Фарон и не тот, кому можно излить душу, но с ним я чувствовала себя спокойнее. Не надо было постоянно переживать о том, как повести себя или что сказать. Все было проще. Его, порою, отчаянная дикость оправдывалась его жизнью, его делом, поэтому Фарон таков каков он есть.

А Эфина все не было, а время продолжало идти, и оно уже было далеко не на моей стороне. До окончания нашего уговора оставалось всего четыре месяца, но кроме того, что мы стали хорошими партнерами по бою, больше ничего не изменилось. Фарон продолжал приходить и заниматься со мной. Он многому научил, теперь я была готова к любым испытаниям. Лучшим местом тренировок была все та же трапеция. На ней я чувствовала себя свободной, поэтому после очередных сражений на земле, забиралась наверх и частенько встречала там закат. Солнце медленно опускалось за линию горизонта, ветер стихал, а две луны заливали все вокруг нежно-лиловым светом, Скайра медленно засыпала. Мне же хотелось сидеть наверху как можно дольше, лишь бы не спускаться вниз — в этот темный угрюмый мир, который почти год держит нас с Лумеей в заточении.

Сегодня по привычке я решила встретить ночь на бревне, что находилось в шести метрах от земли. Но мое одиночество нарушил Фарон. Он не нашел меня в шатре, потому направился сразу на поле. Забравшись наверх, номар сел рядом:

— Тебе здесь настолько нравится? — достал из-за пояса кинжал и одним четким ударом вонзил его в бревно на всю длину клинка. Он всегда так делал, чтобы в случае падения, можно было схватиться за рукоять.

— Да. Здесь есть то, чего нет там — внизу.

— И чего же?

— Свободы, Фарон, сво-бо-ды.

И повисла тишина. Мы еще полчаса сидели в абсолютном молчании, после чего номар спросил:

— А почему ты не интересуешься, где Эфин?

— Зачем? Все и так понятно. Скоро истекает срок нашего уговора, и он придет за мной.

— Какого уговора?

— А ты не знаешь? Удивительно, что брат не поделился с братом, — мне захотелось рассказать ему все. Как говорится, наболело. — Эфин дал слово, что не тронет меня в течение года, но если спустя это время у меня не появится чувств к нему, он просто возьмет свое. Вот такой вот уговор, — произнесла на выдохе.

— Выходит, он еще не был с тобой? — Фарон сразу напрягся.

— Нет.

— Мой брат идиот! — и он широко улыбнулся, обнажив клыки.

— Нехорошо так говорить о вожаке за его спиной, — усмехнулась следом.

— Просто, если бы я был на его месте, все было бы иначе.

— Как же? Ты бы не дал времени своей женщине?

— Не знаю, но она бы хотела быть со мной, — тогда он посмотрел на меня и слегка коснулся руки.

— Ты не менее самонадеенный. Эфин угрозами забрал меня из отчего дома, пообещав в противном случае уничтожить мой народ, потом поселил в месте, где я медленно схожу с ума, а сам исчез. Он не дал нам шанса.

— Эфин увидел в тебе особый трофей. Он пошел на то, чтобы вести с Мазаратом переговоры о торговле вместо того, чтобы превратить крианцев в рабов. Я не понимал его и не одобрял подобных шагов до недавнего времени. Ты действительно особенная. За годы войн и нападений на различные города и деревни, я ни разу не видел таких как ты.

— Какая же я? В чем сам Фарон увидел во мне особенность?

— Ты не боишься грязи, не боишься оступиться. А еще, твои глаза, они завораживают, отвлекают внимание, заставляют противника открыть свое слабое место, — и он указал на сердце.

— Только Эфин не открыл своего слабого места.

— Но Эфин еще не весь мир. Есть и другие, кто готов отбросить оружие и отдаться на волю судьбы, — он медленно взял мою руку и слегка сжал ее.

А у меня по спине мороз подежал. Неужели Фарон испытывает ко мне чувства?

Глава 7

Предыдущая глава Следующая глава

Риск — благородное дело

Спустя пару недель Эфин все-таки появился. Он выглядел измотанным и обессиленным. Этот высокий и сильный номар был очень слаб. На его спине появилось множество шрамов, которые еще не успели зажить. Все это — цена его стремления к господству. Наверно, мне было бы жаль его тогда, но не теперь. Отныне я смотрела на него без какой-либо надежды и, тем более, вожделения.

Эфин зашел вечером в мой шатер и пригласил за стол. Он не настаивал, не проявлял грубости, он тихо и спокойно попросил присесть с ним за общий стол. Оказавшись рядом, я сразу же опустила взгляд, не имея желания как смотреть на него, так и разговаривать с ним. Эфин же напротив, не спускал с меня глаз, а через несколько минут заговорил:

— Мне кажется, я должен извиниться перед тобой.

— За что? — мои щеки тотчас вспыхнули, сильное чувство злости нахлынуло подобно гигантской волне на Большой воде.

— За то, что был вынужден отсутствовать столь долгое время.

— Ничего страшного, я прекрасно проводила время, ни капли не скучая. Фарон об этом позаботился.

Тогда Эфин нахмурил брови и так странно посмотрел на меня:

— Фарон? Что значит, позаботился?

— Ты же велел ему тренировать меня, он и тренировал. Причем его новые приемы были значительно интереснее, чем та детская игра, в которую ты со мной решил поиграть.

— Значит, брат развлекал тебя, — он встал, положил ладони на стол и подобного голодному Карукку навис надо мной. — И его присутствие тебя привлекло больше?

Мне тогда захотелось нанести удар по его самолюбию. Чтобы его аж передернуло.

— Да! — я задрала голову и посмотрела ему в глаза. — С ним было хорошо! Жаль нам не удалось посетить тот горячий источник.

После этих слов глаза Эфина потемнели, вены на шее вздулись, на скулах заходили ходунов желваки. В следующую секунду он отшвырнул стул в сторону и, подойдя ко мне вплотную, схватил за плечи.

— Ну, продолжай. Мне очень интересно послушать, чем еще вы здесь занимались.

— Тем, чем не занималась с тобой!

И он оттолкнул меня в сторону, а сам вышел из шатра.

Кажется, я только что перегнула палку. Он же убьет Фарона! И побежала за ним следом. Выскочив на улицу, я увидела, как Эфин входит в шатер брата, а спустя мгновение Фарон выкатился наружу. Началась драка, два брата сцепились словно звери, а я не знала, что могу сделать, чтобы это прекратить. Сначала они были на земле, но вскоре встали и обнажили мечи, теперь их драка могла закончиться плачевно. Братья не замечали ни меня, ни чего бы то ни было вокруг:

— Я оставил тебя здесь, чтобы присматривать, а не лезть к моей жене под юбку! — Эфин скалился и пытался нанести удар, но Фарон уклонялся.

— Ты оставил ее здесь, в этой деревне. Признай брат, Амена для тебя ничего не значит, ты лишь хочешь своего особенного потомства, чтобы добавить в Тарон новую кровь.

— Я оставил ее в деревне, чтобы защитить! В Тароне сейчас небезопасно, и ты это знаешь. Я и не думал, что мой брат окажется такой змеей. Мне приходится каждый день отстаивать свой город, каждый день проливать кровь своих воинов!

— Это был твой выбор! Я никогда не хотел участвовать в этом кровосмешении! — откровенно рычал. — Мы номары, наш отец был номаром, а ты избрал путь никчемного лизоблюда! Хочешь быть правителем?! Считаешь нас ниже себя, вот и проваливай в Тарон! Здесь уже не твоя территория, а значит и Амена не твоя! — Фарон искусно уходил от ударов и сразу же шел в атаку.

Они продолжали наносить удары один за другим, в свете лун вспышками рассыпались искры от раскаленного металла.

— Ошибаешься брат, здесь все мое! Я лидер и номары это знают, наши законы незыблемы! И Амена моя жена!

— Жена? Не смеши меня, она еще ни разу не была с тобой! Амена то, чем ты никогда не будешь владеть, ты познаешь с ней то же, что познал с нашей матерью!

В этот момент Эфин остановился. Видимо Фарон затронул в нем что-то мрачное.

— Амена другая, — тогда он обернулся и наконец-то посмотрел на меня.

Фарон тоже остановился и повернул голову в мою сторону. А я не верила своим ушам, все это время меня держали как самку для разведения, чтобы я в скором времени принесла потомство, пополнив ряды, таких как Эфин и Фарон. Теперь все начало обретать свой истинный облик.

После непродолжительного молчания я подошла к Эфину и влепила ему пощечину, что было сил, а сразу после поклонилась:

— Эфин, правитель Тарона! Я виновата перед вами, ибо солгала. У меня ничего не было с вашим братом. И я очень прошу вас оставить меня в покое на оставшиеся месяцы, а потом вы сможете сделать все, что захотите. Вы победили, я Амена — дочь Нитте признаю вашу власть над собой.

Сказав это с болью в сердце и комом в горле, удалилась в свой шатер. Как гласит дух Великой Скайры, судьба каждого из нас давно предопределена, мы идем по уготованному пути и даже если оступаемся или пытаемся изменить судьбу, это все равно часть задуманного. Я должна пройти свой путь, нравится он мне или нет, или все напрасно. Остается лишь склониться и принять свою участь.

Спустя какое-то время в мои покои зашел Эфин, он осторожно сел на край кровати:

— Амена, — его голос впервые звучал так нежно. — Я многого не рассказал тебе, о чем очень жалею.

— Мне не стоит этого знать. Я не хочу. Ты дал мне времени, чтобы принять неизбежное, чтобы осознать, что я в этом капкане навсегда. Я осознала. А теперь, сделай одолжение, оставь меня в покое. У меня осталось всего ничего, чтобы попрощаться со своей честью и гордостью.

— Не говори так. Я бы ни за что не оставил тебя здесь насовсем. И если бы не обстоятельства, то и последние пару месяцев был бы рядом.

— Нет, — посмотрела на него глазами полными отчаяния. — На самом деле, эти два месяца без тебя были самыми лучшими. Я не знаю, Эфин, кем ты хочешь быть, но в душе ты по-прежнему жестокий монстр, который рожден для того, чтобы коверкать чужие судьбы. Видит Скайра, я пыталась увидеть в тебе хотя бы каплю света, но нет, в твоей душе только тьма.

После этих слов Эфин ушел. Он не разозлился, не попытался ответить, он просто встал и вышел прочь. Я же так и осталась лежать на кровати.

На следующий день мне стало чуть легче, ибо я приняла все, что со мной происходило, происходит, и еще будет происходить. Поразительно, как смирение может исцелять! Выйдя на улицу, я вдохнула полной грудью и отправилась на поле. Мне захотелось снова забраться на трапецию, чтобы встретить рассвет на высоте. Оказавшись наверху, я осмотрела уже привычные пейзажи и решила сделать то, что Фарон никогда бы мне не позволил — сальто вперед. На земле у меня это трюк получался с легкостью, но вот на высоте! Безусловно, я рисковала свернуть себе шею, если оступлюсь хоть на миллиметр. Хотя, терять мне особо нечего, поэтому можно и попытать удачу. Я отошла к самому краю трапеции, затем разбежалась и прыгнула. В этот момент мое сердце замерло, но как только я открыла глаза, обнаружила, что все еще стою на бревне. У меня получилось! Сейчас же захотелось повторить прыжок, только на этот раз не вперед, а назад. Однако снизу меня окликнули. Фарон подбежал к лестнице и немедля полез ко мне, а забравшись наверх, закричал:

— Ты что творишь, безумная?! Ты еще не готова к такому! — он был очень зол и, кажется, напуган.

— Ты прав, ума и вправду лишилась, живя здесь! Поэтому могу делать все, что захочу! Сумасшедшим все можно! Тем более, мой первый прыжок удался!

— Я не позволю тебе повторить его!

— Почему же?! Неужели Эфин настолько запугал, что ты начал думать о моей безопасности?!

— Мне плевать на мнение брата! Я просто не хочу, чтобы ты переломала себе все кости! Тем более, от тебя слишком многое зависит! Не забывай, если умрешь, Эфин расторгнет договор с Нитте!

— Знаешь, Фарон? Мне уже все равно! Вы постоянно лжете! Я не верю в то, что Эфин сдержит обещание! Тем более, для него ничего и никого не существует! Чего он хочет? Зачем мучает меня? Ты можешь мне ответить?

— Брат хочет изменить то, что не может быть изменено. Его цель — новый вид, новые номары. Он пытается воплотить в жизнь идеи отца, но отец хотел лишь одного — получить идеальных воинов, а Эфин желает получить номаров, которые будут такими же оседлыми и мягкотелыми, как и многие из обитателей Скайры. Для этого ему нужна ты, для потомства. Он держит тебя здесь, чтобы ты стала покорной и смирилась с этой клеткой. В его новом мире нет места ни тебе, ни его народу, — и он указал на деревню, — там будут только они — полукровки, а Эфин будет их правителем.

И я опустилась на балку. Вот он какой — великий план Эфина. А Фарон подсел ко мне, взял за руку:

— Амена? Брат никогда не полюбит тебя.

— Что ты знаешь о любви? Ты такой же, как он.

— Ты права. Мы совершенно не созданы для романтики, но у меня есть сердце, и оно способно чувствовать. Если ты только позволишь, я могу все изменить.

— Зачем тебе это? Ты должен быть заодно с братом, таковы ваши правила и законы.

— Я не хочу смотреть, как Эфин превращает низших в рабочий скот. Они кочевые воины, они не могут жить на одном месте, это сводит их с ума. Эти номары рождены для другого. Но я бы мирился с политикой брата еще долго, если бы не ты, — он посмотрел на меня с надеждой. — Ты не должна так жить.

— Почему? Я же никчемная крианка.

— Просто, — он долго собирался с мыслями и, в конце концов, произнес, — я люблю тебя. И я готов пойти против брата, лишь бы ты не досталась ему.

Затем Фарон подался ко мне и поцеловал. Казалось, что это все происходит не со мной, что это не я сижу здесь, не мои губы касаются его губ. А через минуту сего забвения нас окликнули.

Внизу стоял Эфин. Не знаю, как долго он был там, но выражение его лица говорило о том, что сейчас умру либо я, либо Фарон, либо мы оба. Когда же мы спустились на землю, Эфин немедля подошел ко мне, схватил за руку и потащил прочь с поля. Как выяснилось, он тащил меня к воротам, что ведут в деревню. Я пыталась вырваться, умоляла его остановиться, но он был непреклонен и продолжал тащить за собой. Добравшись до ворот, Эфин открыл их и швырнул меня вперед, прямо в огромную грязную лужу, после чего вышел сам:

— Значит, вот твоя благодарность за все? — прорычал в гневе.

И я не смогла молчать. Поднявшись, отряхнула руки, убрала комья грязи с лица, после чего посмотрела не него с вызовом:

— А за что мне благодарить тебя? — сразу вспомнился разговор с отцом и матерью, когда они продали мою душу демону. — За то, что ты решил использовать меня в своих целях? За то, что хочешь навсегда оставить здесь, превратив в безмолвное животное? За то, что хочешь превратить здесь всех в безмолвный скот?

— Скот?! Это Фарон сказал?! — тогда он схватил меня за шею и повернул лицом к палаткам, в которых жили номары. — Смотри, Амена, смотри внимательно, что такое номары.

И передо мной открылась картина, от которой захотелось плакать. Некоторые самцы дрались между собой до глубоких ран и увечий, другие хватали своих самок и волоком тащили в палатки, а сразу после вышвыривали оттуда детенышей. И если эти дети попадались под ноги другим, их либо топтали, либо ногами отбрасывали в сторону. А когда матери выходили из палаток, все растрепанные и побитые, они брали обмякших детей на руки, трепали их за волосы и если те не подавали признаков жизни, то просто-напросто выбрасывали в ближайшие канавы, либо в полыхающие костры без жалости и сочувствия. Они испражнялись там, где ели и пили, мылись в лужах с протухшей водой. Все это повторялось снова и снова. Не знаю, сколько времени прошло, пока я наблюдала за этим ужасом, а Эфин меж тем был рядом и наблюдал за мной. Очнулась лишь тогда, когда ощутила руку Эфина. Он снова схватил меня и повел обратно, где уже отпустил. И я, молча, проследовала в свой шатер, а он зашел следом:

— Сядь, Амена, — указал на стул.

Что ж, я послушно села.

— Теперь ты видишь, как живут номары? — сел напротив. — Фарон считает, что это нормально, что это их право, их наследие. Они не просто животные, они хуже. Я же пытаюсь изменить это. Пытаюсь приучить их к дисциплине, привить хоть какие-то знания и манеры, но начинаю думать, что это бесполезно. Их нельзя выпускать, нельзя давать им возможность и дальше разрушать все, что только попадается на пути.

— Тогда почему я все еще здесь? Среди этих монстров? Значит, моя жизнь для тебя ничего не значит.

— Ты здесь потому, что сейчас небезопасно там, где я хотел бы, чтобы ты жила. Мы ведем борьбу с обезумевшими тумо, которые каждый день осаждают стены Тарона.

— Но тумо ваши дальние родственники. Зачем им это?

— Мы запретили им убивать другие виды, отогнали их, но они практически истребили все живое на отведенных им территориях. Голод привел их обратно. У тумо, как и у номаров, есть неписаный закон — закон крови, по которому они не могут ослушаться своего лидера. Однако нашлись смелые отщепенцы, они сбились в группы и решили уничтожить лидера, то есть, меня, это их единственный шанс освободиться. Моя армия пытается оттеснить их, однако они каждый раз возвращаются.

— А какова моя роль во всем этом? — хоть я и знала ответ, но все равно хотела услышать, что он скажет.

— Ты мне нужна.

— Для чего?

— Пока не могу сказать.

После его ответа я встала и, не сказав ни слова, удалилась в свои покои. Насколько же малодушен Эфин, коль не может признаться в том, что хочет превратить меня в самку, покорно приносящую потомство.

Он тоже ушел, а я еще долго не могла заснуть. Всё пыталась осмыслить сказанное им. Когда же ночь укрыла лиловым саваном землю, и вокруг все стихло, я вышла на улицу. Перед глазами так и мелькали те ужасы, которые увидела в деревне. А еще я представляла, как буду вынашивать детей для Эфина, много детей, а он будет появляться набегами и насиловать меня снова и снова. В какой-то момент я села у шатра, закрылась руками, уткнулась лицом в колени. Неужели я заслужила все это? Неужели такова цена за спокойствие моего отца? Нет, я не хочу такой судьбы, не хочу и не буду жертвой этих монстров. Пусть Эфин строит свою империю на крови и страданиях других. Тогда в голове пронеслась мысль: «Бежать, только бежать!» Пора! Поскочив с места, я вернулась в шатер, где разбудила Лумею:

— Что случилось, госпожа? — подскочила от испуга.

— Тише, — я затушила свечу и заговорила шепотом. — Мы сегодня бежим отсюда.

— Как?

— Не задавай лишних вопросов, у нас мало времени. До восхода осталось часов семь, надо торопиться.

— Но, как же ваш отец?

— Плевать. На все плевать. Я не позволю, чтобы они издевались над нами. Нам придется обойти деревню, чтобы взять лошадей. Без них далеко не уйдем.

— Куда же мы направимся?

— В Тихий лес. Он начинается у той скалы, где на нас напал Карук, эти хищники водятся только там. Но до скал без лошадей быстро нам не добраться.

Лошади номаров паслись за первыми воротами, поэтому нам надо было обойти всю деревню, добраться до пастбища и взять пару коней. Мы быстро собрались и крадучись пошли в сторону запасных ворот. Благо, они никем не охранялись, так как Эфин был уверен, что мне даже мысли в голову не придет бежать. Фарон так же ни о чем не подозревал и спокойно спал в своем шатре. Добравшись до ворот, я аккуратно сняла засов и приоткрыла створу, к нашему счастью они были хорошо смазаны. Оказавшись по ту сторону, мы пошли вдоль забора. Приходилось часто останавливаться, прислушиваться к происходящему вокруг, но кроме звуков спящих джунглей ничего не слышали. Спустя какое-то время мы достигли конца деревни, но чтобы пройти к главным воротам и пастбищу, надо было пересечь широкий ров с черной водой, в которой плавало множество останков различных животных. Зловоние исходило от воды такой силы, что у нас заслезились глаза, а к горлу подступила дурнота. Однако, выхода у нас не было, пришлось спуститься в эту мерзкую жижу. Я держала Лумею за руку и чувствовала, как ее трясет, но она хорошо держалась и не издала ни одного звука, хотя было видно, что находится на грани нервного срыва. Миновав ров, мы выбрались на берег и оказались как раз справа от ворот, в метрах десяти от которых раскинулось пастбище.

Однако перед нами стояла еще одна сложная задача — оседлать этих диких и крайне агрессивных лошадей, доверяющих исключительно своим наездникам. Когда мы добрались до пастбища, я вытащила из сумки пару кусков мяса, которое прихватила с собой, и стала всматриваться в лежащих на земле хищников. Они спали, периодически встряхивая шерстяной гривой. Скоро мой взгляд остановился на одной из них, что была в стороне. Я осторожно прошла к ней, села рядом, сердце в этот момент готово было выпрыгнуть, ведь либо эта лошадь нападет, либо примет дар и позволит оседлать себя. В конце концов, лошадь Эфина однажды позволила мне подойти.

Положив перед носом могучего зверя кусок мяса, я легонько погладила его по спине, тогда лошадь лениво открыла глаза и с явным недоверием уставилась на непрошеную гостью. Я же сидела неподвижно. Спустя несколько минут, когда лошадь поняла, что ей ничего не угрожает, она взяла с земли мясо и жадно проглотила его, после чего потянулась к моей сумке в поисках добавки, но вместо лакомства, я положила руку ей на морду и ласково произнесла:

— Тихо, тихо… Ты получишь еще, только давай сначала прогуляемся, — после чего поднялась. — Ну, вставай милая, вставай.

Она не заставила себя долго ждать и поднялась. В ее глазах уже не было страха или недоверия, поэтому она спокойно стояла и ждала, что будет дальше. Теперь дело за мылым — найти вторую такую же покладистую лошадь, но искать ее не пришлось. Мне в спину кто-то дыхнул горячим паром и толкнул сумку с едой. Медленно повернувшись, я обнаружила коня, не сводящего глаз с моей сумки. Я аккуратно достала еще один кусок мяса и протянула ему, он сразу же схватил угощение и мигом проглотил. Когда доверие было налажено, Лумея достала две веревки. Мы обвязали ими шеи каждого, после чего потянули лошадей за собой. Чтобы не привлекать к себе внимания, идти решили сквозь стадо, которое к этому моменту поднялось и с любопытством наблюдало за нами.

До рассвета оставалось около трех — четырех часов, надо было торопиться. Однако идти пришлось пешком и вести за собой лошадей, дабы не поднимать шума. Направляясь по дороге, по которой прибыли в деревню, мы все время оглядывались и прислушивались, но как только отошли настолько, чтобы часовые не смогли нас увидеть или услышать, оседлали аттаринов и тихо поехали вперед. Отъехав еще на несколько километров, прибавили ходу и уже поскакали так быстро, как только могли. Солнце должно подняться всего через пару часов, мы спешили добраться до лесов, кои начинались сразу после выжженных равнин. Вскоре впереди показалась темно-лиловая стена из деревьев, тогда я поравнялась с Лумеей, и мы остановились:

— Ты помнишь наш путь?

— Да, госпожа, помню.

— Тогда разделимся. Каждая из нас поскачет в свою сторону, чтобы сбить их со следа, а встретимся у реки. Если ехать, не останавливаясь, доберемся до нее через шесть или семь часов. Доберешься первой, жди около часа, если я не появлюсь за это время, уходи.

— Но, Амена?

— Не спорь. Делай то, что говорю. По пути может случиться все, что угодно. Я также буду ждать тебя ровно час.

— Но почему мы не можем поехать вместе?

— Номары — одни из лучших следопытов, поедем вместе, упростим им задачу. Вот, держи, — я протянула ей кинжал, который висел у меня на поясе.

Она взяла его, и мы распрощались. Лумея поскакала направо, я — налево. Теперь жизнь каждой из нас в наших собственных руках, остается только молиться Скайре, чтобы она помогла и защитила нас в момент опасности.

Глава 8

Предыдущая глава Следующая глава

Братья номары

Первые лучи солнца коснулись верхушек деревьев, после поползли по равнинам, озаряя черную выжженную землю. Деревня постепенно оживала, приходила в движение. Фарон тоже проснулся, он лежал в своей кровати, что-то обдумывал, как вдруг к нему ворвался Эфин и силой вытащил из постели:

— Это твоя работа?! — прогремел и с силой прижал его к центральной балке, что удерживала купол шатра.

— Какая работа?! О чем ты?!

— Амена! Ее нет!

— Что?! — Фарон отбросил руки брата и оттолкнул его в сторону. — А служанка?!

— Ее тоже нет. Они бежали! Видимо, ночью, пока ты портил самок во сне! — Эфин сел на кровать и уставился себе в ноги. Сердце этого беспощадного воина рвалось вон из груди, а голова горела огнем. Сбежала! Не побоялась ни гнева его, ни последствий.

— Я здесь ни при чём, брат, — пробубнил Фарон, задумавшись. Выходит, Эфин так и не смог покорить крианку, что не может не радовать.

— Учти, если это твоих рук дело, я лично четвертую тебя.

Но Фарон сразу же пришел в себя и спросил:

— Стоит ли так переживать? Она сбежала, а значит, нарушила уговор. Можешь собирать войско и идти в Мазарат.

Но Эфин лишь оскалился и вышел из шатра. Он впервые не знал, что ему делать, ведь в его душе зародились чувства, которые терзали каждый день и каждую ночь. Эфин уже давно ложился спать с образом Амены перед глазами, а, просыпаясь, мечтал увидеть ее. Этот номар был груб, жесток и переполнен ненавистью ко всем, кто встречался ему на пути, но только не к ней. Не зная и не понимая тех необычных чувств, каких никогда не было раньше, Эфин мучился и презирал себя, однако не мог перестать думать о дочери правителя Мазарата.

Зайдя в покои сбежавшей жены и осмотрев вещи, которые она оставила нетронутыми, он взял ее шелковый шарф, втянул носом его аромат. Перебирая в руках этот кусочек ткани, который так нежно пах ее телом, Эфин вспоминал все, что сделал, но самое главное, вспоминал то, что сделал не так — бросил Амену здесь, в деревне кишащей дикими монстрами, потерявшими контроль и жаждущими лишь насилия и крови. Фарон тем временем обследовал путь, которым ушли крианки. Братья встретились на дороге, ведущей в деревню:

— Что скажешь?— Эфин со злостью в глазах смотрел на него.

— Уходили ночью, — пожал плечами. — Пробрались на пастбище, взяли двух лошадей, затем еще какое-то время шли по дороге, а потом оседлали аттаринов и направились к лесу.

— А дальше?

— Дальше они разошлись. Амена направилась в восточную часть, а служанка в южную. Как думаешь, куда они направляются?

— Не знаю, но разными путями они не пойдут. Служанка у нее безмозглая трусливая курица, а значит, должны где-то встретиться. Им известен только тот путь, коим мы прибыли сюда.

— И ты будешь ее искать? — Фарон казался спокойным, но то спокойствие было лишь внешним, внутри у номара все кипело, ведь он тоже желал Амену и каждую ночь представлял ее в своих руках. — К чему это все?

— Она моя жена, тем более у нас уговор.

— Кого ты пытаешься обмануть, Эфин? — зло усмехнулся. — Причина уже давно не в этом треклятом перемирии, а в ней, в Амене. Тебе нужна она, ибо твое чёрное, засмоленное убийствами сердечко беспомощно трепыхается в груди, изнывая от любви.

Тогда Эфин подошел вплотную к брату и, обнажив клыки, произнес:

— А что? Твоё не трепыхается? М-м, Фарон? Не ты ли трусливо протянул к ней свои грязные лапы, пока меня не было?

В ответ Фарон так же оскалился:

— Амена знает, для чего ты ее держишь здесь и что хочешь получить. Тебе нужны полукровки, которыми ты заполняешь Тарон, а она идеальный вариант: здоровая, красивая крианка, наследница критти, в ее венах течет кровь великих кочевников, кому не было равных в хитрости и жестокости. Даже номары веками содрогались перед топотом копыт их лошадей, оставляя свои земли и бросая добычу, лишь бы миновать столкновения. Хочешь создать непобедимую армию, забыв о том, кто ты есть? Знай Эфин, номары не будут долго ждать, их терпение на пределе, — затем подумал с минуту и добавил. — Хотел ты, брат, на двух стульях усидеть, да не выйдет. Амена тебя так и не признала, как бы ты ни осторожничал с ней. А номары в тебе разочарованы, ибо понимают, что они для тебя всего-навсего звери, которых ты держишь на поводке.

В ответ Эфин отошел от брата и направился к своему коню, а оседлав, произнес:

— Следи за деревней. Надеюсь, с этим ты справишься, и номары не разбегутся от тебя под покровом ночи. Я найду Амену и вернусь, тогда и решим, кто из нас здесь лидер, а кого стоит посадить на поводок вслед за низшими.

Через несколько минут Эфин скрылся из виду, а Фарон остался стоять, провожая взглядом брата. Кажется, пришло время действовать в своих интересах.

Глава 9

Предыдущая глава Следующая глава

Сразись со мной!

Я еду уже несколько часов, но до реки путь неблизкий. Пришлось остановиться у попавшегося на глаза ручья, и дать возможность коню напиться. Аттарины могут долгое время обходиться без еды, но вода для них очень важна, без нее эти могучие животные слабеют и теряют скорость. Пока конь жадно вбирал воду в свою пасть, я присела у ручья и умылась. Сквозь деревья проглядывало солнце, его лучи мелким бисером рассыпались по травяному ковру, отчего вся земля блестела и переливалась. Вокруг нас раскинулись густые леса, которые казались бесконечными и одинаковыми, неопытному путнику здесь однозначно не сдобровать. Благо, я запомнила одну особенность — красноватый цвет коры деревьев с той стороны, откуда мы пришли, а значит, я следую правильным путем. Надо лишь набраться терпения и не терять надежды.

Сейчас меня совершенно не волновало то, что я нарушила наш с Эфином договор. Я бежала оттуда, где нет жизни. Номары подобны ходячим мертвецам, их души давно прокляты, тела многих покрыты язвами и волдырями из-за грязи, их шерсть кишмя кишит паразитами. Возможно, Фарон прав и оседлая жизнь убивает эти создания, но если им дать возможность идти вперед, они начнут разрушать вокруг себя все, не зная пощады. Лучше уж пусть они перебьют друг друга в той проклятой деревне, чем заберут тысячи невинных душ за ее пределами.

После небольшой передышки я снова двинулась в путь. Если все верно, то до реки осталось еще два — три часа. Очень хочется верить, что там меня будет ждать Лумея, и до Тихих лесов мы отправимся уже вместе.

Меж тем впереди показались густые заросли. Здесь-то я и попалась в свою первую ловушку. Продираясь сквозь колючий кустарник в два метра высотой, я едва уворачивалась от острых шипов, норовивших впиться в кожу. Увы, моей лошади избежать шипов не удалось. Скоро стало ясно, я угодила в Каршевые заросли. Вонзаясь в плоть птиц или зверей, кустарник питается кровью, оставленной на шипах случайными жертвами. А мы попали в самый рассадник этих кровососов. Конь беспрестанно рычал, мотал гривой, кренился то вправо, то влево, но продолжал идти вперед. Как только Каршевая чаща осталась позади, мы остановились, и я какое-то время стирала кровь со своего лица, шеи и рук. Досталось всем. Казалось, будто нас изрезали сотнями тонких лезвий, все порезы жутко чесались и постепенно начинали болеть. Видимо, эти хищные заросли еще и ядовиты, а скоро я стала замечать, что аттарин прихрамывает, словно ноги не слушаются его.

Спрыгнув на землю, я решила осмотреть несчастное животное. Спустя мгновение моим глазам открылась чудовищная картина — все тело коня было покрыто глубокими порезами, из которых сочилось что-то желтого цвета, очевидно, яд. Раны вздулись и продолжали увеличиваться, а я ничего не могла сделать, аттарин постепенно угасал. Аккуратно усадив его на землю, достала из сумки бурдюк с водой и дала ему попить напоследок. Он сделал несколько глотков, после чего его голова упала мне на колени. Как оказалось, самые ядовитые шипы у зарослей располагаются ближе к земле, поэтому основной их удар пришелся на коня, я же получила меньшую дозу. В моем теле ощущалась слабость, слегка кружилась голова, но я все-таки могла двигаться. Произнеся молитву за душу усопшего животного, погладила его по гриве на прощание и пошла дальше. До реки осталось недолго, значит, надо спешить, иначе Лумея уйдет.

Продолжая идти на ватных ногах, то и дело хватаясь за стволы деревьев, ибо голова шла кругом, я вспоминала дни, проведенные в деревне. Почему-то самыми запоминающимися стали именно встречи с Эфином, нежели с Фароном. В Эфине было что-то особенное. Сквозь дерзость и грубость все равно прокрадывалась нежность. Он тщательно ее скрывал, старался не показывать, но я ее все равно чувствовала. Возможно, Эфин и переживал за свой народ, пытаясь сделать его лучше, но это не в его силах. И как же было больно от того, что он решил безжалостно использовать меня в своих планах. Я надеялась на него, на возможность быть с ним и надеялась на те чувства, которые, как казалось, возникли между нами, но это все ложь. Эфин одержим, отчего не видит и не понимает любви.

В столь горестных мыслях прошло еще около полутора часов моего пути. Сумерки постепенно опускались на леса, лиловые лучи проникали сквозь деревья, заполняя пространство особенным ночным сиянием. Мне же становилось не по себе. Бродить в здешней чаще посреди ночи не сулило ничего хорошего. Но скоро я заметила блеск, пробивающийся сквозь плотно сросшиеся кусты. Добравшись до них, раздвинула листья, и на моем лице сама собой появилась улыбка. Река! Наконец-то! Мне удалось найти то место, где мы останавливались. Я вышла из чащи и села на прибрежные камни. Лумеи не было, потому радость быстро сменилась тревогой. Нужно было что-то делать дальше, то ли ждать, но тогда велик риск оказаться в лапах номаров, то ли уйти, но куда я пойду в ночи, без лошади!

Единственное, что пришло в голову — это забраться на дерево, чтобы не стать жертвой какого-нибудь хищника, и подождать еще. Вдруг я услышала треск веток. Шум донесся с той стороны, откуда должна была появиться Лумея, но то были не шаги лошади. Я попыталась всмотреться в темноту лесной чащи, однако кроме мрачных стволов и черных пустот ничего не увидела, словно кто-то прятался там — в глубине в ожидании удобного момента. Возможно, зверь, желающий отужинать мной, я же стояла здесь точно открытая мишень. Кажется, попытка сбежать закончилась провалом. Лумеи нет, лошади нет, нет ничего, что могло бы помочь, кроме меча, но какой толк от оного, если здесь обитают те, кто по праву зовутся властителями леса.

Через минуту треск повторился, некто приближался медленно, но уверенно, а спустя секунду я увидела фигуру, которая подняла руку, и что-то бросила в мою сторону. Из темноты вылетело нечто легкое и подобно сизому облаку спустилось на землю. Я же сделала шаг вперед, чтобы поднять. И тогда убедилась окончательно, что сбежать не удалось. На земле лежал мой шарф. Тем временем из тени вышел он, и грустная усмешка появилась на моем лице:

— Эфин, – я прошептала его имя, опустив взор на шарф.

— Ты думала я не найду тебя? — произнес тихо и спокойно, в его голосе не было злости или раздражения, словно мы оба боялись потревожить ночной лес.

— Я надеялась на это.

— Почему? — Эфин сделал еще несколько шагов вперед и остановился в паре метров от меня.

— К чему отвечать, ты и так все знаешь.

— Но ты не дала мне шанса рассказать тебе.

— Я уже все знаю. Прости, Эфин, но я не могу так жить. Если ты хочешь, то можешь собрать армию и пойти на Мазарат, мне уже все равно.

— Я не отпущу тебя, ты моя жена.

— Нет, не жена. Перед Скайрой я не стала твоей женой, так как наш союз был заключен без любви. А значит, ты мне не муж и ты не сможешь больше удерживать меня.

Тогда Эфин достал свой меч и еще больше вышел на свет:

— Хорошо, в таком случае давай заключим новую сделку. Если ты нанесешь мне хотя бы один удар, и твой меч окрасится моей кровью, я отпущу тебя, а если нет, мы вернемся обратно вместе.

— Что ж, справедливо.

Я тоже достала меч и приготовилась. Эфин как всегда стоял спокойно, был абсолютно расслаблен. Но первый удар нанес он, лезвие его меча коснулось моего, и искры посыпались на землю. Мы сражались яростно, так как каждый хотел добиться своего, я изо всех сил пыталась ранить его, а он без труда уклонялся, словно мои удары наносились не мечом, а пером. Спустя некоторое время тщетных попыток, я вспомнила, чему меня учил Фарон. Он говорил, что атаковать надо ровно в тот момент, когда враг только заносит свой меч. И, дождавшись этого момента, я выставила меч вперед, чтобы отвлечь Эфина, а сама незаметно вытащила миниатюрный кортик, который хранился в сапоге. В тот миг, когда Эфин отбил основной удар, я полоснула кинжалом по его животу. Эфин тотчас оттолкнул меня и отошел в сторону, а я встала напротив и подняла вверх кортик, лезвие которого было покрыто кровью. Тогда Эфин посмотрел на свой живот и, проведя рукой по броне, обнаружил кровь. Следом его губы искривились улыбкой:

— Я горжусь тобой, Амена. Ты впитала все, чему мы тебя учили. Стала настоящим воином, как и твои предки.

— Не важно, — ответила, пытаясь отдышаться. — У нас был уговор. Теперь я свободна.

— Да! Только позволь сказать тебе на прощание, — и он подошел совсем близко. — Я пришел в Мазарат, чтобы подчинить вас, но там — на поле среди солдат увидел одного, чьи глаза рассказали о нём все. То были глаза женщины. Страстной, нежной и сводящей с ума женщины. И потом эти же глаза я увидел, распахнув двери залы твоего отца. С того момента все изменилось.

— Что же изменилось? Ты решил использовать одну меня, вместо всех?

— Я не собирался использовать тебя. Конечно, дети рождаются, но не ради каких-то целей. Мне хотелось познать то, о чем я лишь слышал, — затем помолчал и добавил. — Любовь. Да, Амена, я люблю тебя.

— Снова ложь, — я ощутила подступивший к горлу ком, а глаза защипало от слез.

— Я не пытаюсь убедить тебя. К моему глубокому сожалению, я не обучен говорить так, как нравится женщинам. С малых лет меня учили воевать и убивать, а не выражать свои чувства.

Мне так хотелось поверить ему, но в памяти всплыло всё, что произошло за последнее время, все слова Фарона, вся жестокость и дикость номаров и то, что Эфин месяцами не появлялся, бросив меня на волю судьбы.

— Прости, Эфин. Но я тебе не верю. Ты воин-номар, который привык брать. И меня ты взял, чтобы я сидела взаперти и рожала для тебя полукровок.

Услышав последнее слово, Эфин резко переменился в лице, в нем словно что-то надломилось, отчего взгляд наполнился печалью и разочарованием:

— Полукровок? — а голос зазвучал холодно, жестко. — Даже если бы у нас родились дети, ты посчитала бы их выродками? Скажи, — и он не выдержал. — Скажи, крианка!

Я желала лишь одного, скорее уйти отсюда и забыть все, что произошло, а главное, забыть его, поэтому ответила совершенно не то, что хотела бы:

— Да!

— Что ж, можешь идти. И еще, не забудь забрать свою служанку, она ждет там, — указал себе за спину, — за деревьями.

Мое сердце заболело, сильно заболело, ведь я сказала нечто ужасное. Не знаю, почему Эфин испытал такое разочарование, но я разочаровалась в себе не меньше. Меня учили любить этот мир, любить детей. Только дети могут спасти заблудшую душу и излечить израненное сердце, в детях мы находим благословение Скайры, ее одобрение и покровительство. История знавала немало случаев рождения тех, в ком текла кровь двух и более видов, и это никогда не было причиной ненавидеть такого ребенка или презирать его. Надеюсь, Скайра знает, что на самом деле я думаю иначе.

Эфин сел на камень и принялся смывать с себя кровь, я же понимала, что все, вот она — свобода, стоит лишь повернуться к нему спиной и идти навстречу чему-то хорошему, однако ноги не шли. Вдруг Эфин посмотрел на меня и произнес сквозь зубы:

— Убирайся. Надеюсь, наши пути больше никогда не пересекутся.

— Прости… и прощай, — ответила шепотом, после чего повернулась в сторону чащи, где должна была ожидать Лумея, но как только сделала шаг вперед, из темноты выскочили оба коня, на одном из них сидела Лумея, она быстро соскочила с лошади и, спотыкаясь, подбежала ко мне. Ее глаза были полны ужаса, с лица все краски сошли.

— Что случилось?

В этот момент поднялся Эфин и, поравнявшись с нами, велел замолчать. С полминуты он слушал чащу, затем сказал:

— Здесь тумо. Трое или четверо и идут прямо сюда.

— Тумо? Разве они водятся здесь?

— Нет, но они, скорее всего, шли за мной. Я пришел один, без войска, а им только этого и надо.

— Ты справишься с ними? — посмотрела на него с ужасом.

— Не знаю. В одиночку с ними практически бесполезно сражаться. Тем более вот так — лоб в лоб.

— Тогда надо бежать. Лошади здесь, садись и скачи прочь.

И только мы собрались оседлать лошадей, как два монстра выскочили из леса и остановились в нескольких метрах от нас. Я впервые видела их так близко. Полураскрытые пасти с огромными кривыми клыками, из которых беспрестанно текла слюна, горящие оранжевым светом глаза, порванные уши, приплюснутые носы, все их тело было прокрыто густой шерстью. Они стояли, полусогнувшись и расставив лапы с когтями в разные стороны. Даже Карукк на их фоне терялся, ибо рост монстров стремился под два с лишним метра.

Эфин в этот момент обнажил меч и зарычал. Такого звериного рыка я еще не слышала, зато тумо сразу отреагировали, зарычав в ответ. Они приняли его вызов и немедля обступили Эфина, один стоял спереди, другой за спиной, а спустя пару минут, к ним подоспели еще двое. Эфин оказался в кольце, откуда, казалось, невозможно вырваться.

— Амена?! — подбежала ко мне Лумея, схватила за руку и начала тянуть в сторону лошади. — Давай, нам надо уходить. Сейчас самое время, пусть эти звери растерзают друг друга!

Но я не могла бросить Эфина, не хотела.

— Нет. Я останусь, а ты иди.

— Что?! Зачем же тогда вы бежали, раз остаетесь здесь на верную смерть?!

— Эфин не должен погибнуть от лап этих мерзких тварей.

И, вытащив свой меч, пошла в направлении тумо. Они не обращали на меня внимания, так как были всецело сосредоточены на Эфине, ведь он их главная цель. Тогда я подняла с земли камень поувесистее и, что было сил, бросила в голову одного из них. Тумо получил удар в затылок и резко развернулся, его глаза засверкали еще сильнее, он выпрямился и медленно направился ко мне, в этот момент Эфин нанес первый удар, началось сражение. Тот, что шел на меня, постепенно опустился на землю и на четырех лапах помчался вперед. Я же побежала от него в сторону деревьев, и, добравшись до них, одной ногой уперлась в ствол, а другой обхватила ближайшую ветку. Спустя пару секунд уже была наверху. Тумо вскарабкался следом, но я перебиралась с дерева на дерево, хватаясь за лианы, коими были опутаны все здешние деревья, что для зверя оказалось непростой задачей, из-за его размеров. Я спешила к ветвям, что росли, нависая, над рекой. Как только подо мной заблестела вода, я остановилась и замерла в ожидании монстра. Тумо, не обращая внимания ни на что, пробирался ко мне, и когда ему оставалось только броситься, я ухватилась за лиану. Тумо выставил когти вперед, после чего прыгнул, а я оттолкнулась и, держась за лиану, обогнула его, нанеся в этот момент удар ровно между ребрами. Зверь хотел поймать меня, но запутался в лианах и полетел в воду, я же бросилась на него сверху и вонзила меч в шею, вдоль позвоночника. Однако тумо схватил меня, вонзив в плечо когти, и отшвырнул в сторону. На большее его не хватило, в следующий миг тело зверя рухнуло и медленно погрузилось под воду. Что ж, минус один.

Выбравшись на берег, я посмотрела на Эфина. Он тоже разделался с одним. Остались двое, но они не собирались отступать. Чудовища действовали слаженно — когда один оборонялся, второй шел в атаку и наоборот. Я побежала к Эфину, но как только он заметил меня, то резко ушел в сторону и не позволил мне приблизиться. Попытки отвлечь тумо на себя не увенчались успехом. Тогда я снова забралась на дерево, что раскинуло ветви над сражающимися, и, дождавшись момента, спрыгнула, оказавшись прямо в центре. Тумо тогда расступились, а Эфин попытался вытолкать меня:

— Уходи отсюда, глупая самка! — прорычал, продолжая толкать.

— Нет! Я уложила одного, так что могу помочь!

— Здесь ты только помеха! Эти двое братья, они сражаются вместе.

— Вот именно, их двое, а ты один! Как можно быть таким волком-одиночкой?!

— Мне на роду написано быть одному, так что все! Пошла вон!

И он хотел уже вытолкнуть меня, как я увидела за его спиной тумо. Зверь размахнулся и всей своей мощью нанес удар Эфину, его даже отбросило на три метра в сторону берега. Оказавшись на песке, Эфин остался лежать, не проявляя признаков жизни. А тумо направился к нему, чтобы завершить начатое, но как только приблизился, резко остановился и все, что я слышала после — это свист стрел. Из чащи начали выскакивать один номар за другим, выпуская стрелы в тумо. Номары бросались на них, нанося удар за ударом, из-за чего монстры растерялись, поэтому замешкались и позволили убить себя. А под конец из темноты выскочил конь, на котором сидел Фарон, он проследовал к нам и, спустившись с лошади, направился к Эфину. Тот продолжал лежать с закрытыми глазами, его дыхание было прерывистым и мне казалось, что он вот-вот умрет, поэтому подбежала и постаралась перевернуть его, чтобы взглянуть на рану. Мне помог Фарон, а когда мы уложили Эфина на живот, то обнаружили три глубокие раны, тянущиеся от правого плеча до левого бока. Кровь лилась ручьями.

— Надо прижечь! — обратилась к Фарону.

— Раны слишком глубокие, кровь не остановится. Надо либо зашивать, либо дать ему умереть. Но, иголок и ниток здесь нет, как назло я забыл свою корзиночку с шитьем дома, — он ехидно усмехнулся.

— И ты вот так просто сделал выбор?! Он же твой брат!

— А ты жена, которая сбежала и, по сути, стала причиной всего, что случилось, — не проявил ни капли волнения или сочувствия. — Но я готов выслушать твои предложения.

В этот момент я вспомнила, что несколько острых шипов Каршевых кустов застряли в моей одежде. Я их вытащила, но не стала выбрасывать. Тогда достала их, после отыскала шелковый шарф, который принес Эфин, и вытянула из него нити.

— Вот, что я предлагаю, — вернулась к ним. — Я могу зашить его раны, здесь достаточно ниток, надо лишь сделать из этого шипа иголку, — протянула шип Фарону. — Яда в нем уже нет.

Фарон нехотя взял свой кинжал и проделал в шипе небольшое отверстие, после чего вернул мне. Я же немедленно вставила в ушко нить и попросила, чтобы с Эфина сняли жилет. Когда все было сделано, я села рядом с ним и помолилась Скайре.

Фарон стягивал края рассеченной плоти, а я сшивала их. Часы тикали, на небе забрезжил рассвет, но мы продолжали, время работало против нас. Эфин терял слишком много крови, и мне надо было торопиться. Сшивая последнюю рану, я чувствовала, как дрожат руки, но не останавливалась. Фарон иногда смотрел на меня, и на его лице блуждала печальная ухмылка. Он видел, что я устала:

— Ну, брат, за тобой должок, если все-таки очнешься, — нарушил тишину.

— Очнется, обязательно очнется, — я наносила последние стежки, а в глазах уже все сливалось.

— Ты и впрямь хочешь, чтобы он выжил? Тебе это так важно?

Тогда в голове пронеслась мысль, что да, важно. Да, хочу! Мы с Эфином в чем-то схожи, мы оба не любим отступать:

— Важно. Я ему задолжала свою жизнь. Однажды он меня спас. Теперь мы квиты.

— Только ли в этом дело? Знаешь, что мне кажется очень забавным, Амена? Вы оба постоянно болтаете о договоре, долге и ответственности, но как-то все это отдает лицемерием и трусостью.

Я ему ничего не ответила, ведь он прав. Не знаю, как насчет Эфина, но я действительно боюсь. Боюсь ему верить, боюсь его любить, хотя уже люблю. Да, черт побери, уже люблю…

Закончив с ранами, я отсела в сторону и попросила, чтобы мне принесли раскаленный кинжал. Им я прижгла края ран, чтобы окончательно остановить кровь, так же прижгла и тот порез, что оставила Эфину на животе. К счастью он все это время был без сознания, хотя этот номар из тех, кто может пришить себе ногу в полном сознании. Главное, что Эфин дышал, а агония прошла. Обработав напоследок раны той мазью, что номары всегда носили с собой, я закрыла его спину оставшимся куском шарфа.

Теперь можно было отдохнуть. Номары тем временем развели костер, поймали кого-то в лесу и уже медленно зажаривали его на вертеле. Я же сидела, прислонившись к дереву, и смотрела на реку, на то, как вода плавно бежит куда-то, шумит, мерцает. Ее вид умиротворял, однако долго наслаждаться единением с природой не получилось, ко мне подсел Фарон. Он принес кусок зажаренного мяса:

— Вот, держи, — протянул мне добычу. — Оказывается ты не только женщина-воин, но еще и лекарь. Не перестаешь меня удивлять.

— Чему только не научишься, живя с такими, как вы, — и я усмехнулась. — Кстати, а что ты здесь делаешь?

— Долг! — засмеялся Форан. — Мы же братья, — в его словах было столько иронии, что я невольно тоже засмеялась.

— Хороший же ты брат, пришел спасти, но решил оставить его умирать.

— Я не за ним пришел. Эфин хороший воин, так что моя помощь ему не нужна.

— Что же ты здесь делаешь?

— Хотел поймать тебя и вернуть на законное место.

— Но я жена твоего брата, — посмотрела на него с притворным удивлением.

— Перед Скайрой ты ему не жена, — а вот эти слова удивили по-настоящему. — И, да. Я знаю законы нашего мира, чту их. Это Эфин считает себя превыше всего, даже самой Скайры, а мне не нужны его лавры, не нужен его Тарон и все эти полукровки, которых он так опекает. Я хочу идти своим путем. Но не один, а с дорогой сердцу женщиной.

— Ты тоже другой, вы с Эфином оба смешанные.

— Но я не отказываюсь от своей сути, в отличие от него, — кивнул на лежащего в стороне Эфина.

— Отчего же столько ненависти к полукровкам?

— Из-за матери, — и Фарон стал серьезным, его взгляд наполнился тяжестью. — Наша мать принадлежала к бескалам, тем, что проживают в Тихих лесах. Наш отец — истинный номар. Однажды он понял, что дальше существовать безумной стаей нельзя, пора обрести дом, традиции, свою землю. И первым делом он решил породить воинов, обладающих умом, хитростью и проворством, ему надоело управлять кучкой бестолковых зверей. Тогда номары начали похищать женщин других видов, выбирая тех, чьи предки были великими воинами. Эти несчастные самки жили как рабыни и рожали им детей, смешанных. От союза номара Танафера и бескаллины Ат-тури появились мы с братом, но наша мать ненавидела нас всем своим существом, как ненавидела и отца. Мы для нее были животными. Эфин старший и он как-то сразу привязался к отцу, а я не мог понять, почему женщина родившая меня, выкормившая своим молоком, так ненавидит. Позже я все понял, но легче не стало. Эфин эту боль скрывает в себе, ибо верен высоким целям и следует заветам отца.

Теперь-то ясно, почему Эфин так разочаровался во мне, услышав о том, что рожденные от него дети — это выродки, полукровки, не заслуживающие любви и ласки.

Пока Фарон рассказывал их историю, я заметила, что солнце уже высоко и пора принимать решение, то ли уйти, то ли вернуться в проклятую деревню. Тогда я поднялась и подошла к Эфину, он был по-прежнему без сознания. И казался сейчас таким красивым. Передо мной лежал мужчина с идеально прямым носом, пухлыми губами, длинными черными ресницами, сейчас я не видела в нем номара. Вдруг поймала себя на мысли, что не просто смотрю на него, а любуюсь. Тем более, я проделала такую работу, спасая его, что просто не имею права бросить все на полпути. Я вернусь в деревню, чтобы продолжить ухаживать за ним…

Спустя еще несколько часов мы начали собираться. Номары уложили Эфина на самодельные носилки из связанных между собой ветвей. А Фарон посадил меня на своего коня.

Всю дорогу шеей я ощущала его горячее дыхание, отчего мурашки то и дело бежали по спине. Но у меня не осталось сомнений, я выбрала Эфина и сделаю всё, чтобы вытащить из него настоящие чувства.

Глава 10

Предыдущая глава Следующая глава

Весь путь

Мы вернулись в деревню в ночи. Номары занесли Эфина в наш шатер и положили на кровать. Я же набрала в таз воды, Эфина надо было привести в порядок.

И когда смочила тряпку водой, когда склонилась над ним, чтобы обтереть, то буквально застыла. Так странно… в чаще в окружении номаров мне было не до любований, а сейчас вокруг нас ни души, любуйся не хочу. И я залюбовалась им. Большой спящий воин. Его руки, длинная шея с прожилками вен, губы — это особенное блаженство для глаз. Ниже смотреть я просто не решилась. Однако от штанов стоило бы избавиться, они все в засохшей грязи.

Для начала я стянула с него сапоги, затем осторожно развязала шнуровку на ширинке, но прежде, чем стянуть штаны, накрыла Эфина одеялом. Да, я видела его обнаженным, но все равно стыдно, а еще страшно. И только скрыв все низменное, не без труда стащила с номара штаны. Удивительная странность, мне было совершенно не страшно зашивать его раны, лицезрея рваную плоть и кровь, но до жути страшно увидеть вблизи то, чем мужчины ублажают женщин. Правда, в случае с номарами об удовольствиях со стороны их женщин не может быть и речи, там сугубо продолжение рода, притом чисто инстинктивное, бессознательное. Каков в этом смысле Эфин, я не знаю. Более того, я даже не знаю, готова ли к подобному с ним! Ох, ужас, ужас… Лучше не думать об этом… лучше заняться полезным делом.

Я стерла с его тела всю запекшуюся кровь, увлажнила лицо, сменила повязки, после чего поняла, что откровенно валюсь с ног. А он все еще крепко спал. Вот бы и мне вздремнуть… Я легла на тахте, на которой спала Лумея, и едва коснулась головой подушки, как утомленное сознание прервало связь с реальностью.

Слишком многое произошло за эти два дня, которые показались вечностью. Говорят, беды и болезни сближают, возможно, это так, ведь пока я была по локоть в крови Эфина, пока пыталась зашить его раны, я думала, что он только мой и ничей больше, корила себя за бегство, за нетерпеливость, за все дурные слова. Но вот… те страшные события позади, а передо мной снова туманное будущее. А Эфин снова тот самый безжалостный воин, которому нужна плодовитая самка. В столь скверных мыслях я встретила восход…

И чтобы хоть как-то взбодриться, я первым делом отправилась на поле. Бег трусцой, легкая зарядка, несколько заходов к деревянному манекену и вот, на душе уже не так горько, не так безысходно. А когда солнце поднялось выше и начало припекать, я вернулась в шатер, чтобы искупаться, но как только зашла внутрь, услышала Фарона. Он стоял рядом с братом, и они разговаривали. Эфин наконец-то пришел в себя, я же предпочла не мешать, схоронившись за шкурами:

— С пробуждением, спящая красавица, — пытался казаться довольным Фарон.

— Честно говоря, не ожидал, что ты придешь за мной, — Эфин видимо хотел приподняться, но не смог, в итоге смачно выругался и, судя по скрипу кровати, лег обратно. — Благодарю за спасение.

— Меня можешь не благодарить, штопала тебя она. Я бы не стал, – и Фарон усмехнулся.

— Кто, она?

— Странно, ты вроде головой не бился. Что ты вообще помнишь из той ночи?

— Помню, как отпустил Амену, как напали тумо, и как эта никчемная крианка пыталась все время мне помешать.

Меня слегка задели его слова, но я понимала, отчего он так говорит. Злится…

— Так, ты ее отпустил? — Фарон удивился, ведь он думал, что я вернулась не по своему желанию. — Получается, она явно что-то здесь забыла.

— Амена здесь? — раздалось настороженно.

— Да. Здесь. Это она спасла тебя, так что, радуйся.

После этих слов Фарон вышел из покоев, по пути он встретил меня. В его глазах я прочитала разочарование.

— Чувства, значит, — произнес чуть слышно, — глупо, Амена, очень глупо…

После чего он спешно покинул шатер. Проводив его взглядом, я снова посмотрела на шкуры, что сейчас отделяли меня от Эфина, но зайти в покои не смогла, струсила. Вдруг он погонит меня? В конце концов, последний наш разговор «по душам» оставил у Эфина неизгладимый отпечаток. Однако взглянуть на него одним глазком хотелось, тогда я слегка отвернула шкуру. Эфин продолжал лежать, одну руку он положил на глаза, вторая лежала на бедре. И меня откровенно бросило в жар. Что же такое происходит? Опять какое-то помутнение? Я скорее вышла из шатра и направилась к колодцу. Набрав ведро воды, вылила на себя и только тогда мысли просветлели. Я не должна влюбляться в него, пусть мое сердце болит из-за него, но любовь станет для нас наказанием.

Зайти к нему я осмелилась разве что к вечеру. И едва оказалась в покоях, как столкнулась с хищным взглядом номара, полным недоверия и, конечно же, обиды. Что ж, отчасти я заслужила его обиду, но при этом я спасла его. Правда, благодарностей не получила, да и плевать. Главное, Эфин жив. А он предпочел сохранить молчание.

Так побежали дни…

Я, молча, приносила ему еду, меняла повязки и обрабатывала раны, он так же не говорил ни слова и каждый раз демонстративно отворачивался, когда я заходила. Спустя неделю Эфин начал вставать, ноги еще плохо его слушались, но он не подпускал меня, чтобы помочь. В один из вечеров номары натаскали воды в купальную, чтобы их вожак смог нормально помыться. Тогда я решила настоять на помощи и без позволения зашла в покои. Эфин выглядел весьма беспомощно, пытаясь снять повязки так, чтобы не отодрать их вместе с нитками:

— Я помогу, — встала перед ним и начала аккуратно снимать бинты. Раны выглядели значительно лучше, швы получились на удивление ровными и тонкими. Стоит отдать должное, Эфин и бровью не повел, пока я отмачивала присохшую ткань. И как только все было сделано, я устремилась в помывочную.

— Куда это ты собралась? — соизволил заговорить. Он шел за мной и прямо-таки бесился, либо делал вид, что бесится. — Амена, нет!

— Неужели у самого Эфина Номарского прорезался голос? — глянула на него с усмешкой. — Лучше не спорь. Твои раны не позволят тебе нормально помыться, швы разойдутся, — хотя я солгала, швы бы уже не разошлись.

Тогда он снова замолчал, но зайти с ним в купальную позволил. Раздевшись, Эфин залез в воду. Я же в этот момент была в тонком платье, которое в считанные секунды пропиталось влагой от пара и прилипло к телу, благодаря чему Эфин периодически косился на меня, но как только я ловила его взор, сразу же отводил взгляд. Вот и смотри, обиженный номарище! Я водила по его спине, груди, животу губкой из фалийских водорослей очень осторожно, чтобы не потревожить раны. А он сидел, подавшись вперед, и ему это явно нравилось, ибо дыхание стало более глубоким. Затем я снова коснулась его груди, но тут губка выпала из руки и, скользнув по телу Эфина, ушла под воду. Я тогда продолжила его мыть голыми руками, проводя ладонями по плечам, шее и снова спускаясь к груди. Вдруг он поднял взгляд, посмотрел на меня как раньше, после чего взял за руки и потянул к себе, а буквально через секунду вылил мне на голову целое ведро с холодной водой, отчего прямо развеселился:

— Не ожидала, крианка? Или ты думала, что я снова попытаюсь поцеловать тебя?

Мне же стало обидно, обидно по-настоящему. Мерзавец унизил меня, посмеялся! И за что? За то, что все это время ношусь вокруг него? Я тотчас отдернула руки и вышла прочь. Еще бы чуть-чуть и Эфин увидел мои слезы. В итоге я схватила боевой костюм, ножны и отправилась на поле. С волос капала вода, со щек — слезы, я корила себя за то, что опять угодила в те же сети. Эфин никогда не перестанет издеваться. Спрятавшись за столбами, я быстро переоделась и забралась на свое единственное желанное сейчас место — на трапецию, где просидела до глубокой ночи, созерцая красоту двух лун и размазывая слезы по лицу. Возвращаться в шатер не было ни малейшего желания, но и спать здесь не представлялось возможным, так что, пришлось спуститься. Назад я не шла, а скорее плелась. Как бы хотелось незаметно пройти внутрь и быстренько уснуть. Но едва я зашла в шатер, как заметила горящую свечу в покоях, Эфин меж тем крепко спал. А стояла свеча слишком близко с кроватью, что чревато пожаром. Прокравшись в покои, я взяла со столика медный колпачок, и уже было потушила свечу, как Эфин повернул голову и в тот же миг схватил меня за руку, после чего поднялся:

— Прости, — навис надо мной. — Я не хотел обидеть тебя. Ты вернулась, заботишься обо мне. Я повел себя недостойно, — и он замолчал, а спустя несколько секунд спросил. — Почему ты вернулась, Амена? Из-за брата?

— Нет, не из-за него, — смотрела ему в глаза точно завороженная, тогда как сердце стремительно набирало обороты.

— Тогда почему? Я отпустил тебя, ты могла бы вернуться домой, найти себе крианца и жить счастливо с кучей чистокровных детишек.

Да уж… обида в нем так и сидит.

— Эфин? — накрыла его руку своей. — То, что я сказала тебе у реки, не правда. Мне жаль, что ты это услышал, жаль, что я это произнесла.

— В таком случае ответь, почему ты вернулась.

И я сглотнула образовавшийся в горле ком. Пора признаться ему, себе, обоим:

— Из-за тебя, — ответила на выдохе. — Меня тянет к тебе. Не знаю почему, но это так.

Больше Эфин ничего не сказал, он лишь подошел совсем близко и поцеловал, я же не стала сопротивляться. Его пальцы медленно развязали шнуровку на моем жилете, затем на брюках, а когда руки Эфина коснулись кожи, я инстинктивно втянула живот, чему он улыбнулся. Вот-вот между нами всё случится, вот-вот я приму этого мужчину, отдам ему свою честь, а главное, любовь.

— Я хочу тебя, — прошептал мне в губы и слегка прикусил за нижнюю.

Я тоже хочу его. Дико хочу, хотя даже понятия не имею, каково оно.

Эфин подвел меня к кровати, позволил забраться на нее с ногами, а сам стянул с себя рубаху и штаны, отчего у меня дыхание в зобу сперло. Он был возбужден!

— Тебе может быть больно, — скорее перевела взгляд на его шрамы.

— Я номар, Амена, — подошел к краю кровати, уперся руками в перину, — для меня боль куда привычнее, чем вот это, — и припал губами к шее. С каждым его поцелуем во мне словно что-то обрывалось, из-за чего я вздрагивала, а сердце ухало в груди.

Я даже не заметила, как оказалась на спине, не заметила, как Эфин накрыл собой, прижал. Все происходило будто в вязком тумане, от коего сознание откровенно плыло.

— Эфин, мне страшно, — пробормотала в миг просветления, который случился от того, что я ощутила болезненное давление внизу.

— Боишься меня? — посмотрел в глаза.

— Боли…

— Если ты позволишь, я сделаю так, как это принято у нас, чтобы не было так больно.

На что я судорожно кивнула, тогда Эфин склонился к моему уху и довольно сильно прикусил его, а спустя секунду качнулся вперед. Меня хватило лишь на то, чтобы сделать глубокий вдох, ибо я ощутила его в себе. Притом не ощутила той ужасной боли, о которой любили рассказывать повитухи еще нетронутым девушкам. И когда Эфин вошел, он сразу же отпустил мочку.

— Я могу остановиться, если ты не … — заговорил сквозь тяжелое дыхание.

— Не останавливайся, — обхватила его за шею, — я хочу чувствовать тебя.

И он начал двигаться. Сначала медленно, осторожно, а в какой-то момент крепко прижал мою ногу к своему бедру и вошел быстро, до упора, отчего я не смогла сдержать громкий стон. Да, было больно, но эта боль не шла ни в какое сравнение с какой-либо другой. Эта боль, помноженная на тяжесть его тела, на прикосновения его рук, на его горячее дыхание на коже, на вкус его губ, мне безумно нравилась. Как часто я раньше слышала о том, что девушки после первой брачной ночи плакались своим матерям из-за обманутых ожиданий, проклинали миг единения с мужем, некоторые даже требовали немедленного развода. И все из-за первой крови. Сумасшедшие… Или это я сумасшедшая…

— Теперь ты моя, Амена, — вдруг вышел, а следом я ощутила нечто очень горячее, что хлынуло на низ живота.

— А ты мой, — прикрыла глаза, — ты ведь мой?

— Целиком и полностью, — снова поцеловал.

Отныне мы одно целое. Я и мой номар, он и его крианка. Навсегда… Эфин подарил мне нежность, ласку, он не был груб, не спешил, не требовал, он любил. Я словно растворилась в нем…

Следующую пару минут я наблюдала за тем, как Эфин поднялся, взял со стула полотенце и осторожными движениями стер с меня результат нашей страсти. Тогда же я заметила на полотенце кровь. Мою первую кровь…

После чего он лег рядом, обнял и не отпускал до самого утра.

Проснулись мы вместе. Я лежала на его плече, держала за руку, ощущала вздымающуюся при каждом вдохе грудь, а Эфин вычерчивал бесконечный круг на моей ладони:

— Ты не жалеешь о том, что вернулась? — спросил, когда я снова задремала.

— Нет.

— Я бы хотел, чтобы между нами все началось иначе.

Тогда я перевернулась на живот, приложила его пальцы к своим губам:

— Неважно, как всё началось. Всё дурное осталось в прошлом.

— Мудрая крианка, — улыбнулся, оголив клыки.

— Хочешь еще мудрость? — подмигнула ему.

— Давай.

— Нам еще только предстоит узнать друг друга, но часть пути уже пройдена. У нас в Мазарате совместный путь мужчины и женщины изображают двумя волнистыми линиями, которые исходят из двух разных точек и начинают закручиваться в спираль, при этом постепенно сближаясь. В какой-то момент они пересекаются. Линии стремятся к центру, который символизирует конец земного пути для двоих.

— И что это значит?

— Значит, что муж и жена познают друг друга всю жизнь. Они могут сходиться во мнении или же спорить, но истинно любящие друг друга будут идти вместе до самого конца.

— Мы с тобой уже начали закручиваться в спираль? — спросил с усмешкой.

— Думаю, да.

— Отрадно слышать. Но для меня все куда проще, Амена.

— Насколько проще?

— Я просто люблю тебя. А любовь номара по природе своей дикое необузданное чувство, нуждающееся во взаимности.

— А я люблю тебя, — не стала его томить, ибо заметила блеск в его глазах.

Мы еще какое-то время лежали. Я все пыталась поверить в то, что теперь Эфин мой мужчина, и что он любит меня. Казалось, будто теперь все будет по-другому: без угроз, насмешек, постоянного страха. Что Эфин заберет меня отсюда в свой таинственный город Тарон.

Когда настало время вставать, я оделась и вышла на улицу, чтобы принести воды, но стоило сделать шаг, как передо мной возник Фарон. Он посмотрел как-то странно и, ничего не сказав, даже не кивнув в знак приветствия, проследовал в наш шатер. Братья долго о чем-то разговаривали, иногда спорили, а когда я зашла в покои, то обнаружила одетого Эфина:

— У меня накопилось очень много дел, — коснулся моего лица, — придется покинуть тебя на некоторое время.

— В Тароне?

— Да. Но я обещаю, что долго тебе ждать не придется.

— Я могла бы поехать с тобой. С тумо уже встречалась, джунглей не боюсь, в бою могу подсобить.

— Ты видела только четверых, а там их десятки. Оголодавших, диких и обезумевших зверей, которые осаждают нас. Сейчас там не место для тебя. Город закрыт, жители напуганы и не готовы к переменам.

— Хорошо, — кивнула на выдохе. Я могла бы с ним поспорить, попробовать настоять, но зачем, если он не хочет брать меня с собой.

Мне казалось непонятным его нежелание показывать мне Тарон. Мазарат тоже осаждали номары и тумо, но это не мешало жить в нем. А оставаться здесь среди диких номаров, признающих исключительно грубую силу, по-настоящему опасно. Но я постаралась смириться, решив дать Эфину время, и понадеялась на то, что теперь-то между нами не будет лжи.

К полудню Эфин покинул деревню, я же осталась на попечении Фарона, снова. Дни начали неспешно сменять друг друга, Эфин продолжал спасать свой город, Фарон сутки напролет тренировал номаров и лишь изредка появлялся, чтобы научить меня очередному трюку. Я оказалась одна, ведь Лумеи больше не было рядом. Надеюсь, она нашла путь обратно и вернулась домой. Перед ней теперь вся жизнь, свобода и право выбирать, я же могла только порадоваться за нее.

Спустя неделю Эфин все-таки появился. Я очень соскучилась, поэтому без лишних слов отдалась ему. Мы провели ночь, а к утру его снова не стало. Нет ничего хуже томиться в ожидании, понимать, что эти встречи скоротечны и на следующий день ты опять будешь одна. Так продолжалось почти два месяца. Он появлялся, а к утру словно растворялся, оставляя меня в полной растерянности и тоске. Постепенно ко мне начинали возвращаться прежние страхи и сомнения, а вдруг это все обман и нет никакой любви, вдруг это все не по-настоящему, вдруг Эфин всего-навсего воплощает в жизнь задуманное?

Затем он исчез еще на месяц, тогда я поняла, что больше так жить не хочу, либо он заберет меня отсюда, и мы будем вместе как семья, либо я уйду. Очень сложно верить в любовь, когда мы постоянно в разлуке. Увы, Эфин считает разлуку нормальным явлением, его не заботит то, что я здесь страдаю в одиночестве. В Мазарате было принято, что муж и жена вместе всегда и во всем, даже если война. Мужчины и женщины были рядом друг с другом, пусть жены не воевали, но они в любой момент были готовы прийти на помощь. А я по-прежнему словно пленница, которая не имеет права выйти за пределы этого клочка земли. По словам Эфина здесь везде поджидает опасность, будь то номары, или тумо, или еще сотни жутких тварей, жаждущих моей крови. Возможно, он просто не хочет быть рядом, потому что привык к одиночеству. Я же не могу так, мне хочется чувствовать его, заботиться о нем, помогать, пусть это будет просто, как поднести кувшин с водой или подстраховать в бою.

Меж тем прошло три месяца, которые окончательно меня убедили в том, что я обманываю себя. В один из дней, когда ждала Эфина, чтобы наконец-то поговорить с ним начистоту, вместо него ко мне в шатер зашел Фарон. Уверенным шагом он прошел к столу, сел и зада вопрос, от коего у меня к горлу подступил ком:

— Тебе нравится такая жизнь?

— О чем ты? — постаралась сделать невозмутимый вид.

— Не притворяйся, Амена, я вижу, как ты страдаешь, — он смотрел на меня с жалостью, которую я так ненавижу. — Эфин появляется на одну ночь, использует тебя и снова исчезает.

— Чего ты хочешь, Фарон?

— Хочу помочь тебе понять, кто есть на самом деле мой брат. Неужели ты не видишь, глупая, мой брат не стал другим, не начал любить тебя как, возможно, обещал. У него есть цель, которую он преследует и не откажется от нее.

Его слова больно полоснули по сердцу, но в них определенно есть правда.

— Раз ты все знаешь за своего брата, то ответь, почему он не заберет меня?

— В Тарон? — усмехнулся. — Здесь всё просто. Там нет места для тебя. Тарон — город для избранных, в нем живут лишь смешанные. Ах! Да! Есть еще одна причина, по которой ты не можешь жить с ним в Тароне.

— Какая же?

— Женщина. У него в Тароне есть женщина. Она станет его женой и будет править вместе с ним.

— Врешь! — я не верила своим ушам. – Ты всё врешь! Тебя заело, ведь я досталась ему, а не тебе! — но слезы все же выступили из глаз.

— Не веришь? Тогда я докажу тебе, — вдруг он опустился на колени передо мной. — Амена, то, что ты провела с ним несколько ночей, не означает, что я оступлюсь и перестану бороться за твое сердце. Разве тебе нужна такая жизнь? Разве ты хочешь до конца своих дней сидеть здесь взаперти и рожать ему смешанных детей, которых он будет забирать в Тарон? Ты не создана для такого, в тебе есть жажда к приключениям, к чему-то особенному, а не к этому, — и Фарон брезгливо окинул взглядом все вокруг.

— Чем ты сможешь доказать то, что у него есть другая? — ни о чем ином я и думать не могла.

— Наглядным способом. Я тайно проведу тебя в Тарон. Никто не узнает, что ты была там. Я покажу тебе дом, в котором живет он и его будущая жена.

А по моим щекам покатились слезы.

— И что мне делать, если твои слова окажутся правдой? — этот вопрос я скорее задала себе, но ответ хотела услышать от него.

— Уйти навсегда. Эфин недостоин тебя. Ты должна быть с тем, кто больше никогда ни на кого не посмотрит, кто даст тебе свободу и положит весь мир к твоим ногам.

— И это ты? — мои губы искривила горькая усмешка.

— Да, Амена. Это я. Мне плевать на все, что задумал Эфин. Я давно готов уйти сам и увести номаров. Они больше не верят ему. Мой одиозный брат перестал заботиться о них, переложив деревню на мои плечи.

— Когда ты отведешь меня в Тарон?

— Завтра, как только сумерки коснутся земли.

— Тогда до завтра, Фарон, я хочу отдохнуть.

Он легко коснулся моего лица, стер слезы со щек:

— Конечно.

И Фарон покинул шатер, а я добрела до кровати, свернулась на ней калачиком и дала волю эмоциям. Слезы лились ручьями, во мне все переворачивалось от обиды, от унижения и позора. Видимо, мать была права, я никогда не буду настоящей девой, меня превратили в вольную девицу, рабыню, которую используют когда хотят.

Дожидаясь вечера следующего дня, я не могла найти себе места. Хотелось орать во все горло, но как только наступила ночь, я вдруг успокоилась. Словно кто-то свыше дал приказ отпустить все переживания, возможно, это Скайра, и она сейчас рядом, помогает, ведет меня как слепого детеныша сэти. Фарон прав, я недостойна такой жизни, в моих венах течет кровь критти — кочевников, поэтому пора признаться себе и решиться на отчаянный поступок. Я хочу оседлать лошадь и мчаться по равнинам, хочу пробираться сквозь леса и скалы, но не сидеть здесь в ожидании ночи с тем, кто не видит во мне ничего, кроме детородной самки. Это несправедливо и неправильно.

Глава 11

Предыдущая глава Следующая глава

Сладкая месть

Сегодня Фарон был сам не свой. Он обдумывал план, с помощью которого наконец-то уберет брата с дороги. Или сейчас, или никогда! Ведь именно сейчас Амена уязвима, и он просто обязан убедить ее в предательстве Эфина.

Одержимый идеей, Фарон ранним утром направился в Тарон.

Величественный город стоял на побережье, с одной стороны его окружали леса, а с другой раскинулся голубой океан. Город от деревни номаров отделял негустой перелесок, потому Фарон уже через час прибыл на место. Пройдя через ворота, он прямиком направился к дому давней знакомой Сафиры, в надежде получить от нее помощь. То была молодая женщина из нового рода номаров, потерявшая в сражениях своего мужа, в чем винила Правителя. Она мечтала отомстить за свою утрату и вступила в связь с Фароном, который клятвенно пообещал ей помочь в получении возмездия.

Фарон постучал в двери, и как только Сафира открыла, он подхватил ее на руки и занес в дом. Следующие несколько часов они провели вместе в одной постели, а под конец Фарон взял ее за волосы, подтянул к себе, слегка прикусил за ухо:

— Я соскучился, моя самка.

— Давно же ты не появлялся. Неужели был так занят?

— Да. Жизнь в деревне кипит, номарам необходим постоянный контроль. Но я все же вырвался, чтобы увидеть свою дикую кикку (самка карукка).

— Что-то сдается мне, не только скука тебя привела.

— С чего ты взяла?

— Перестань Фарон, я знаю тебя не первый день. Ты никогда не появляешься просто так.

— Справедливое замечание, — усмехнулся. — У меня и впрямь к тебе есть очень важное дело. Ты ведь еще хочешь испортить жизнь моему брату?

— Да, — она приподнялась на локте, глаза вмиг вспыхнули не то злостью, не то азартом.

— Тогда слушай. Эфин взял в жены крианку.

А Сафира аж рот открыла:

— Что?! Когда?

— Около полугода назад.

— А почему в Тароне до сих пор никто не знает об этом? Кто она? Красива, молода?! Она уже пожалела, что родилась на этот свет?

— Не перебивай! — прикрикнул, рассердившись на болтливость. — Она не пожалела, потому что брат влюблен в нее, но крианка временно живет в нашей деревне, и Эфин не спешит с ее переездом, отчего в ее душе появились сомнения, а ты, моя милая Сафира, должна будешь их подтвердить.

— Как же я это сделаю? Эфин появляется поздно ночью, около его дома всегда дежурит охрана. Они не пропустят меня.

— А ты что-нибудь придумай, а я тебе кое-что дам, чтобы сделать брата податливым и на всё согласным, — и Фарон вытащил из своего жилета небольшой сверток с порошком внутри, протянул его Сафире. — Вот, возьми. Подмешай ему в питье и уговори выпить, все должно быть сделано к полуночи. Если промедлишь, брат быстро поймет, что в его рядах предательница и тебе ой как не поздоровится. Ты же знаешь, что у нас делают с предателями.

Номарка резким движением выхватила сверток и встала с кровати.

— Не надо пугать меня. Я все сделаю так, что эта крианка навсегда исчезнет из его жизни. Разве что позволь просить. Какая мне с того польза? Я жажду видеть смерть твоего брата, а не его страдания из-за разбитого сердца.

— Ты как-то туповата, Сафира. Разбитое сердце способно ослабить даже очень сильного воина, а где слабина, там и погибель.

— Сдается мне, ты все-таки испытываешь к нему родственную жалость.

— Что я к нему испытываю, моя дорогая, не твоего ума дело, — и начал одеваться.

Все это время Сафира, молча, наблюдала за ним, а как только Фарон покинул дом, она швырнула в дверь глиняный горшок, отчего тот раскололся и рассыпался по каменному полу десятками черепков. Предложенная Фароном месть совсем не то, на что она рассчитывала. Слишком слабо, однако другого шанса может и не быть. Тогда Сафира села и погрузилась в мысли. Ей предстоит проникнуть в покои Правителя Тарона этой ночью.

В охранниках у Эфина были два номара, которые страсть как любили выпить настоя из перебродивших ягод кумата. Таковой у нее имелся в достатке, и Сафира поспешила в кладовую, где разлила по бутылям настой, затем всыпала в каждый порошок из сон-травы.

Ближе к вечеру она, нарядившись в свое лучшее платье, направилась в сторону дома правителя. Эфин уже прибыл, в его окнах горели факелы, а охранники как должно стояли у дверей. Сафира меж тем зашла за угол и, немного растрепав волосы и одежду, вышла вперед. Ее шатало, в руках раскачивалась корзина, где позвякивали бутылки. Номары сразу заметили ее и немедля остановили, ибо в Тароне после захода светила, женщинам строго запрещалось гулять в одиночестве, да еще с затуманенной головой. Охранники потребовали показать содержимое корзины:

— Доставай! — один стоял напротив, а второй поддерживал опьяненную деву.

— Мальчики, ну, почему одинокой женщине нельзя немного выпить? Откуда такие глупые законы?

— Ты сейчас стоишь у дверей правителя, хочешь, чтобы мы сопроводили тебя к нему?

— Не хочу, — уверенно мотнула головой и тотчас рассмеялась.

— Тогда давай сюда корзинку и топай домой.

— Вы мерзкие создания! — Сафира специально тянула слова. — Я буду делать то, что хочу-у-у. И не вы, ни этот. Ну, тот, — она, качаясь, указала на окно, — что зовется Эфином, не помешаете мне запивать свое горе.

Номары не пожелали более ее слушать и, взяв под руки, сопроводили к Эфину.

Правитель в это время сидел за столом, о чем-то думал, вдруг в его двери ввели пьяную номарку.

— Эта женщина разгуливала по городу в неподобающем виде, а также смела грубо высказаться в вашу сторону, — произнес один из охранников.

— Что? — он отвлекся от мыслей и нехотя повернулся в их сторону.

— Пьяная ходила по городу в одиночестве, — и номары отпустили ее.

— Ладно, ступайте, — поднялся, прошел вперед, а когда охрана удалилась, обратился к женщине. — Ты кто такая? — обошел ее, принюхался.

— Меня зовут Сафира и я не пила! — продолжила свою игру.

— Да? А что же тогда от тебя разит на весь Тарон? С чего ты решила, что имеешь право идти против моих законов?

И тогда Сафира резко села на пол, заплакала:

— Вы не понимаете, я осталась совсем одна. Мой муж погиб, сражаясь за Тарон. Мне больше ничего не осталось кроме как напиваться с горя. Лучше уж так, чем изо дня в день скорбеть. Раз я нарушила закона, так отправьте меня в подземелье, где я наконец-то сгину.

Эфин скривился, ибо не выносил пьяных женщин:

— Поднимись. И иди, сядь на стул, — указал на место подле своего.

Сафира медленно встала и направилась к столу, она села, разрыдавшись еще сильнее:

— Вы не понимаете моей боли, ведь вы никогда и никого не любили! Что вы можете знать о таких чувствах! Мой муж был для меня всем, а теперь его нет.

— В сражениях многие погибли. Не одна ты осталась вдовой. Как звали твоего мужа?

— Тафен, его звали Тафен. — Сафира вытирала слезы и одновременно осматривала комнату в поисках кувшина с водой. Спустя несколько секунд ее взгляд остановился на глиняной чаше, что стояла рядом с дверью, а рядом с чашей покоился черпак.

— Он отдал жизнь во имя нашего народа, а ты, вместо того, чтобы позорить его память, занялась бы полезной работой. В городских лазаретах нужны свободные руки.

— Вы правы, простите меня, — прекратила рыдать, склонила голову.

— Смотрю, тебе лучше?

— Да...

— В таком случае ступай. На первый раз я тебя прощаю.

Сафира встала и собралась было уйти, как обернулась и спросила:

— Вы не будете против, если я выпью немного воды?

— Можешь пить, — и он указал как раз на ту чашу. – Вон, там вода.

Номарка подошла к чаше и пока набирала воду в черпак, высыпала содержимое свертка в оставшуюся воду, затем отпила немного из черпака, поблагодарила правителя за проявленное великодушие и вышла из покоев. Она тихонько спустилась вниз, где удостоверилась в том, что охранники благополучно опустошили отобранные у нее бутылки и уже вовсю зевают, после чего затаилась в неглубокой нише под лестницей. Осталось дождаться главного, когда правитель пожелает испить воды…

Эфин еще какое-то время сидел за картами, обдумывая всевозможные варианты защиты от тумо, но как только на небе появились планеты, подошел к чаше и выпил из нее. День выдался тяжелый и, увы, бесполезный. Потому лучше пораньше лечь спать, чтобы завтра с новыми силами отправиться на очередные поиски, засевшего в лесах врага.

Голова правителя Тарона закружилась уже через пару минут, перед глазами все поплыло, в ушах появился гул. Он, качаясь из стороны в сторону, добрел до кровати и, едва не промахнувшись мимо, рухнул на нее.

Снадобье не просто вскружило голову, оно вызвало галлюцинации, притом оставило в сознании. А спустя несколько минут вернулась Сафира. Она осторожно заглянула в покои.

— Чудесно, — пробормотала чуть слышно, обнаружив Эфина на кровати. Тогда Сафира подошла к нему, склонилась над самым ухом и тихо прошептала. — Я могла бы сейчас достать кинжал и отправить тебя к праотцам, но у кое-кого на тебя большие планы, поэтому мы сегодня устроим небольшое зрелище. К утру ты даже ничего и не вспомнишь, но последствия сегодняшней ночи будут ошеломляющими.

После этих слов номарка сняла с правителя всю одежду, разделась сама. Она легла рядом с ним и начала его ласкать, Эфин чувствовал прикосновения, но имя произносил только одно: «Амена».

Глава 12

Предыдущая глава Следующая глава

Большое разочарование и маленькая надежда

Фарон явился за мной, когда на небе уже показалась первая луна. Мы вышли за ворота, оседлали лошадей и поехали вглубь леса. Вокруг стояла тишина, лишь изредка раздавалось хлопанье крыльев ночных созданий. Деревья казались огромными монстрами, спящими в лиловом свете, их ветви то и дело цеплялись за волосы, оставляя на них жухлые листья. Я очень боялась того, что должна была увидеть, и, несмотря на то, что больше не хотела жить в деревне, вдруг ощутила страх перед таинственным городом. Фарон же был до безобразия спокоен и расслаблен, тогда как мне хотелось пришпорить коня и умчаться как можно дальше, ведь если он прав, и Эфин обручен с другой женщиной, то моя жизнь превратится в кошмар. Нет, я не прощу себя за то, что впустила в сердце двуличного негодяя.

Пока мы ехали, на небе показалась вторая луна, она озарила лес еще сильнее, теперь все вокруг выглядело не так мрачно, а спустя полчаса мы вышли на дорогу, которая вела к Тарону. Когда я увидела темные очертания города, сердце заколотилось в груди с такой скоростью, что в легких стало не хватать воздуха. Чем ближе мы подходили, тем хуже мне становилось, а руки и вовсе начинали трястись. Правда, за километр мы вдруг остановились. Фарон повернулся ко мне и протянул плащ:

— Накройся, в городе не должны тебя видеть, иначе у меня будут проблемы.

Я быстро надела плащ, натянула на голову капюшон, после чего мы отправились дальше.

Скоро впереди замаячили огни, а наши лошади ступили на каменный мост, ведущий к главным воротам города, что возвышались на три метра над землей.

— Я прибыл к брату и привел дозорного! — выкрикнул Фарон привратнику.

— Поберегись! — раздалось сверху, затем тяжелые створы пришли в движение.

Когда же врата раскрылись, передо мной развернулся город, в котором все улицы были вымощены камнем, дома возвышались в три этажа, располагаясь друг напротив друга, везде стояли клумбы с цветами, где-то кучковались деревья, а вдоль улиц стояли фонари. Я никогда таких не видела, они были сделаны из железа и стекла, с горящими внутри факелами. Удивительно, но этот город был прекрасен, однако на восхищение не оставалось времени, ведь я пришла сюда, чтобы подтвердить свои самые страшные опасения, либо опровергнуть. Но почему-то сердце готовилось к худшему.

Фарон свернул с главной улицы и поехал по брусчатке, что поблескивала в свете двух лун, извиваясь змейкой между двух линий высоких зданий. Я следовала за ним, а через несколько минут впереди показалась небольшая площадь, в конце которой стоял дом в четыре этажа. В окнах верхнего этажа горел свет, хотя время шло к полуночи. Меж тем мы остановились у главного входа, слезли с лошадей. Фарон зашел первым, после чего пригласил меня. Поднимаясь по ступеням на четвертый этаж, я надеялась увидеть Эфина одного. Как только мы поравнялись с дверью в покои правителя, Фарон повернулся ко мне и тихо сказал:

— Иди, я буду ждать тебя здесь.

Я прошла в комнату, осмотрелась, прислушалась к звукам, затем сняла капюшон. Кровать находилась в углу за ширмой, поэтому тихо обогнув ее, остановилась прямо напротив. В кровати лежал Эфин, а на нем сидела обнаженная номарка. Они занимались любовью, не обращая на меня никакого внимания. Не знаю почему, но какая-то странная улыбка насильно растянула мои губы в улыбке, будто бы я получила то, зачем пришла и теперь моя душа успокоилась. Не было желания плакать или кричать, хотелось только одного — развернуться и уйти отсюда навсегда. Так я и поступила! Покинув покои, я посмотрела на Фарона, а едва он хотел заговорить, как я опередила:

— Благодарю тебя за то, что не дал мне ошибиться в вас.

— В нас? Это Эфин сейчас забавляется с той номаркой, не я.

— Это так, но ты не многим отличаешься от брата. Твое желание уничтожить его величие настолько сильно, что ты ни перед чем не остановишься и это лишь малая часть твоей большой игры.

— Что ты такое говоришь?

— Давай прогуляемся по этому чудесному городу, — и я поспешила вниз. — Напоследок.

Фарон побежал следом, явно не понимая моего настроения. Он, скорее всего, ожидал много слез, проклятий в адрес брата, но никак не того, что я захочу пройтись по улицам ночного Тарона.

— Да, что с тобой происходит? Ты будто бы рада, что уличила Эфина в измене, — схватил меня за руку уже на улице.

— Я вовсе не радуюсь. Просто на меня снизошло прозрение. Неважно, смешанные вы или чистокровные, но вы — номары одинаковы по сути своей. Лживы, изворотливы и невероятно эгоистичны. Вот ты. Скажи, — я приложила руку ему к сердцу и пристально посмотрела в глаза. — Зачем тебе все это нужно?

Тогда Фарон накрыл своей ладонью мою руку:

— Я уже говорил, что влюблен. Что хочу тебя и не желаю отдавать брату для его грязных целей.

— Ты меня хочешь? — и я рассмеялась. — Возможно, прямо сейчас?

— Не шути со мной Амена, я грежу тобой уже очень долгое время.

— Так что же тебе мешает? Эфин там, развлекается со своей женщиной, а ты здесь! Ведешь глупые беседы.

После всего сказанного я направилась к своей лошади и, оседлав ее, помчалась прочь, Фарон проделал все то же самое. Мы подобно двум молниям пронеслись по сонным улицам и выскочили за пределы ворот. Добравшись до леса, еще какое-то время гонялись друг за другом, а потом остановились на небольшой поляне. Фарон снял меня с лошади и, не отпуская, отнес к высокой траве. Едва мы опустились за землю, как он начал целовать меня, обнимать и постепенно раздевать. Не знаю, что я делала в этот момент и зачем, но спустя минуту этого безумия, перед глазами возник Эфин, словно это он обнимает, целует, тогда-то и пришло просветление:

— Нет! — я замотала головой. — Остановись!

— В чем дело?

— Я не могу так поступить.

Фарон часто дышал, в его глазах плескалось дикое разочарование:

— Почему же?

— Потому что люблю твоего брата.

— Любишь? — захохотал в голос. — За что? За то, что он силой и угрозами забрал тебя из дома? Или за то, что он держит тебя как зверька в клетке, расслабляясь в это время на стороне? За это? Ты сумасшедшая?

— Возможно. Более того, я ему даже благодарна. Забрав из дома, он не дал мне вступить в союз со старым крианцем, что словно муха вился около отца. Когда оставил одну в деревне, он научил меня тому, чему бы я никогда не научилась будучи в Мазарате. И самое главное, он отпустил меня потом. Теперь я свободна! Я могу уйти в любое время, не боясь, что номары придут в Мазарат. Он закалил меня, сделал сильнее и выносливее. За это я его и люблю. И не могу изменить лишь из-за обиды.

— И что же ты намерена делать дальше?

— Вернуться домой. Вернуться свободной крианкой, которой больше не будут понукать.

— Могу ли я просить тебя остаться? — Фарон тогда резко поднялся, после помог подняться мне.

— Прости, но я не останусь. Не сейчас…

— Эфина ты тоже полюбила не сразу.

— Это правда, но я его полюбила, когда он был со мной груб и жесток, а значит, время здесь ни при чем.

— Твоя воля, Амена, — он тяжело выдохнул. — Я провожу тебя домой, в Мазарат. Сегодня же мы выдвинемся в путь. И кто знает, может по дороге мне улыбнется удача.

— Спасибо тебе, — и я обняла его.

Мы вернулись с рассветом, дождались пробуждения деревни, после чего Фарон отправился к номарам, чтобы собрать небольшое войско, а я зашла в шатер в намерении собрать вещи, но решила ничего не трогать и оставить все как есть. Зачем мне то, что будет напоминать об этой жизни? Зачем платья, в которых встречалась с Эфином? Зачем украшения, которые он надевал мне на шею? Единственное, что мне дорого — это мой меч, он со мной всегда и везде. Этот меч и так хранит самые главные воспоминания, от которых я не в силах отказаться. Так что, положив в мешок немного еды, я вышла на улицу. Когда Фарон закончил сборы, мы выдвинулись в путь. Вот и всё, пожалуй… Теперь точно всё…

Покинув деревню, я поняла, что часть меня осталась там навсегда — среди той грязи. За год с лишним я научилась терпеть боль, унижения и одновременно научилась любить. Способность терпеть тяготы и любить вопреки делает нас сильнее, выносливее и закаляет дух. Увы, любовь часто граничит с разочарованием, а жестокость с нежностью, между ними очень тонкая связующая материя. Сегодня мы можем ненавидеть и презирать того, кто идет рядом, но буквально одно случайное событие и всё меняется, а на месте прежних чувств возникают совершенно противоположные. Так было с Эфином, сначала я ненавидела его, но в самые ответственные моменты он был рядом и помогал, поэтому мои чувства изменились, однако сейчас они снова пережили трансформацию, к сожалению, очень болезненную, ведь любовь обратилась разочарованием.

Я дала себе слово, что мы не будем лишний раз останавливаться, так как вернуться домой хотелось как можно скорее. Пусть родители и отдали меня, но в этом был свой сакральный смысл и своя польза. Они получили долгожданный мир, а я — опыт. Теперь все будет иначе, больше никто не заставит меня подчиниться чьей-то воле.

Без лишних остановок до Мазарата нам предстояло идти не дольше недели. Выходит, уже скоро я увижу родные стены.

Фарон вел себя достойно, более не пытался приставать, не лез с разговорами, не вспоминал Эфина. Он вел нас вперед с высоко поднятой головой. Номары уважали его, и порою мне казалось, даже больше, чем Эфина. Они отлично понимали друг друга, Фарон был настоящим лидером этих диких созданий.

Первый день нашего пути прошел спокойно, и поскольку впереди нас ждали Тартовые леса, Фарон принял решение сделать остановку. С наступлением ночи он отдал приказ разбить лагерь. Двое номаров сразу же развели костер, а несколько других разбрелись по лесу в поисках еды. Фарон тем временем подошел ко мне:

— А ты молодец. Хорошо держишься.

— Возвращаться домой всегда легче, — я сидела, прислонившись к стволу дерева и смотрела на беснующиеся языки пламени. Дикий танец огня баюкал сознание, успокаивал, однако жутковатые звуки, что доносились из темной чащи напоминали о том, что нельзя расслабляться и терять бдительности.

— Все еще не передумала? — он улыбнулся и легонько толкнул меня в плечо. — Может, останешься со мной? Скажи «да» и мы немедленно отправимся в большое путешествие по Скайре. Ты ведь этого хочешь.

— Если бы мы с тобой встретились раньше, я бы согласилась, но сейчас мое сердце занято. Разве тебе хочется быть с той, которая каждый день и каждую ночь думает о другом?

— Я достаточно терпелив, чтобы дождаться того момента, когда твое сердце отболит. Однако настаивать не стану. Если сейчас ты не готова ответить согласием, что ж, я уважаю твое решение и готов примириться с ним.

— Спасибо. Знаешь, я бы очень хотела иметь такого друга как ты.

— Прости, Амена, но нет. Я всегда буду ждать большего, потому друзьями нам не стать. И вообще, ложись-ка спать, пока есть время. В Тартовых лесах мы останавливаться не будем.

На что я, молча, кивнула, а уже спустя пару минут веки отяжелели настолько, что бороться со сном оказалось бессмысленной затеей.

С первыми лучами все начали собираться. Фарон меж тем уже давно был на ногах, а я все сидела, закутанная в плед, и думала, вспоминала, пыталась понять свои чувства. Вдруг в голове вспыхнула мысль, а если Фарон прав и мое место рядом с ним? Пусть сейчас нет любви, но она может появиться со временем, ведь если я смогла полюбить Эфина, когда он был ужасен, то почему не смогу полюбить Фарона, который нежен со мной? Кто сказал, что мир крутится вокруг одного-единственного Эфина? Я не должна страдать из-за него, не должна мучиться чувствами в надежде увидеть его снова. Все это уже бессмысленно. Он там — в своем городе, со своей женщиной, а я всегда была где-то на окраине. Только воистину глупая самка может продолжать тешиться пустыми надеждами на воссоединение с предателем.

Однако, что меня ждет с Фароном? Он такой же номар, который презирает идеалы брата и желает выпустить на волю смертоносную силу, которая будет сметать со своего пути вся и всех. Я не смогу следовать за ним и мириться с постоянным насилием. Либо это убьет меня, либо превратит в такого же монстра, но я не хочу ни того, ни другого, а значит, наши пути впредь не должны пересечься. Кто знает, может быть, я еще встречу достойного мужчину, который будет видеть во мне весь мир, который даст мне веру в то, что взаимная и бескорыстная любовь существует. У Минекая много воинов, будет из кого выбрать.

Весь день мы потратили на путь сквозь чащу Тартовых лесов. Сегодня там было холодно как никогда: дули сильные ветра, неся за собой пыль и мелкие камни, по земле стелился ледяной туман, что оседал инеем на лапах лошадей. Нам пришлось облачиться в плащи, а лошадей накрыть попонами, чтобы не окоченеть. Фарон следовал как всегда впереди, а я сразу за ним. Благо, переход завершился благополучно, и к вечеру мы к границе Тихих лесов. До Мазарата остались считанные дни. Уже скоро я пройдусь по родным улицам, сквозь сады доберусь до казарм, где поприветствую воинов Минекая, а его самого крепко обниму. После я вернусь в свою комнату, из окна которой открывается завораживающий вид на Тихие леса. Помню, я покидала родной город с тяжелым сердцем и злыми мыслями, но со временем злость прошла, уступив место тоске по дому. Да, мне хочется домой…

Следующие четыре дня дались тяжело. Морально тяжело. Казалось, что мое стремление вернуться словно бы замедляло время. Особенно плохо стало в последний день, когда Фарон вспомнил-таки о брате. То ли намеренно решил поглумиться надо мной, то ли встал не с той ноги.

— Не пойму я, Амена, — произнес с усмешкой, когда мы вышли к реке, — отчего вы — женщины, любите тех, кто вытирает о вас ноги. Я уже не первый раз вижу подобное проявление чувств, что идет вразрез с моим мировосприятием. Моя мать, например, была правильным примером, она люто ненавидела нашего отца, да и нас заодно, ибо не в природе нормальной самки любить насильника и убийцу. А вот ты говоришь, что любишь Эфина, несмотря на его скотское поведение. Тогда как того, кто готов быть заботливым и искренним с тобой — отвергаешь. В чем смысл? Это какое-то извращенное стремление быть жертвой?

— Я и была жертвой, — глянула на него мельком. — И за Эфина вышла не по своему желанию. Однако твой брат не пошел путем насильника, он дал мне времени привыкнуть к новой жизни, а потом и вовсе отпустил, за что я дала ему шанс. Потому не стоит сравнивать Эфина с вашим отцом, который держал вашу мать, фактически, в плену.

— Возможно, но ты тоже находилась в плену, тоже страдала, боялась, рыдала по ночам, потом сбежала, тем не менее, добровольно вернулась и отдалась брату.

— Как и сказала, я дала ему шанс, увы, чем наказала себя еще сильнее. И прошу, давай больше не будем говорить о твоем брате. Как раз таки теперь это не имеет никакого смысла.

— Ладно. Но вразумительного ответа я все равно не услышал.

— Потому что его нет. Дела сердечные редко поддаются осмыслению.

Стало ли мне больно после столь непродолжительной беседы? Стало! На меня разом нахлынули воспоминания, отчего сердце сжалось, а к горлу подступил ком. Но я выдержу! Я не расплачусь!

А спустя еще несколько часов впереди показался Мазарат!

Глава 13

Предыдущая глава Следующая глава

Возвращение домой

Амена в сопровождении Фарона явилась к воротам Мазарата. Привратники тотчас засуетились, а едва ворота отворились, как навстречу к прибывшим вышел сам Минекая. Предводитель армии, увидев свою названую дочь целой и невредимой, не смог скрыть покрасневших от подступивших слез глаз, однако сохранил каменное выражение лица, дабы не показывать врагу слабости:

— Амена! Дочка, — он подвел своего коня к ее, после чего взял Амену за руку и крепко сжал девичьи пальцы, — я счастлив, что мои молитвы услышаны.

— Ты не представляешь моего счастья оказаться здесь, увидеть тебя в полном здравии, Минекая.

— Надолго ли Эфин отпустил тебя?

— Насовсем, отец, — Амена произнесла эти слова с грустью в голосе.

В ответ Минекая не сдержался и поцеловал Амену в голову.

Затем все проследовали к дому правителя. И только ему сообщили о прибытии старшей дочери, как он поторопился на улицу, позабыв обо всех правилах хорошего тона. Нитте все осознал, в его сердце уже больше года не было покоя, он ненавидел себя за то, что позволил номарам забрать дочь. Единственная, кому совесть позволила жить спокойно, была мать. Инзила отвергла дочь и больше не пожелала ее знать, однако неожиданное возвращение Амены поверг в шок и ее. Все ж она искренне верила в то, что дочь давно как сгинула во мраке.

Крианцы тоже повыбегали из своих домов, когда услышали горн, известивший город о прибытии номаров. Люди со страхом наблюдали за вереницей нежданных гостей, все до одного боялись, что номары пришли с дурными вестями, но как оказалось, Амена вернулась победительницей. И договор о мире между двумя видами продолжает действовать. В толпе стояла и Лумея. Девушка тихо улыбалась и шепотом благодарила Скайру за то, что та смилостивилась над госпожой.

— Дочка, — Нитте никак не мог поверить своим глазам, — как же ты… ведь Эфин…

— Все хорошо, правитель, — Амена склонила перед ним голову, — я вернулась домой, однако вашему спокойствию ничего не угрожает. Договор в силе.

— Бес с этим договором. Ты жива, — хотел ее обнять, но Амена продемонстрировала холодность. — Я понимаю, — закивал, — я всё понимаю, но прошу, дай мне шанс загладить свою вину, — после чего обратился к Фарону, все это время терпеливо ожидающему внимания Нитте. — Я и не думал, что когда-нибудь буду так рад встречи с тобой.

— Не могу ответить взаимностью, Нитте, но если позволитшь, я хотел бы обсудить с тобой кое-какие дела. Наедине. — Фарон говорил достаточно тихо.

— Что ж. Пройдем в дом…

Нитте указал на дверь, и вскоре они скрылись в тени коридоров. Проследовав в зал Советов, правитель Мазарата попросил всех благородных мужей покинуть помещение. Оставшись наедине с Нитте, Фарон сел за круглый стол и еще какое-то время молчал, слушая звуки удаляющихся шагов за дверью. Когда те стихли, номар подался вперед и произнес:

— Вам грозит опасность. Эфин собирает войско, чтобы в скором времени атаковать Мазарат.

— Что? Но Амена сказала, что договор в силе. Как же слово Эфина?

— Амена об этом не знает, — Фарон усмехнулся и посмотрел на Нитте свысока. — А слово моего брата — это эфир. Послушай меня внимательно, Нитте. Мой брат основал город Тарон, в котором живут и готовятся к бою сотни номаров подобных мне, они значительно умнее, проворнее и выносливее низших номаров. Эфин создал особое войско, несравнимое с кучкой тех звероподобных созданий, что стоят на улице.

Нитте принялся ходить из стороны в сторону, он был возмущен всем, что услышал. Возмущен и обескуражен. Правитель Мазарата понимал, что не готов к войне:

— Но зачем тебе посвящать меня в планы твоего брата, Фарон?

— Резонный вопрос. Видишь ли, в наших рядах уже давно назрели большие перемены. Низшие номары больше не хотят делить землю со смешанными, они желают свободы и нового лидера. Они считают себя преданными, поскольку Эфин полностью сконцентрировался на своих полукровках. Я же имею доверие у низших, они готовы идти за мной, но для этого мне необходимо лишить Эфина статуса вожака. А если номары отделятся от него, то отделятся и тумо — ударный кулак Эфина в войне. Понимаешь о чем я?

— Понимаю, но какова моя роль в этом всем? И что нам с этого будет?

— Помоги мне свергнуть брата, и я даю слово, что номары и тумо уйдут с этих земель. Вы больше о нас не вспомните.

— А как же армия полукровок?

— Придется повоевать. Другое дело, что ты на поле боя будешь не один, мы объединим наши силы. Ваши войска и мои нанесут поражение Эфину, захватят Тарон, погрузив его в хаос. Войска смешанных бесспорно хороши, но без помощи низших и тумо все-таки не настолько сильны, — после этого Фарон встал и направился к выходу. — Я приеду через две недели за ответом, Нитте, надеюсь, ты примешь правильное решение.

— Подожди, Фарон! — Нитте подошел к нему. — Ты говоришь, что слово твоего брата ничего не значит, но как насчет твоего слова? Сдержишь ли ты его?

— Сдержу. И знаешь почему? — Номар склонился к уху Нитте и прошептал. — Потому что люблю твою дочь.

— Как любишь? Ты же вернул ее.

— Да, вернул, чтобы потом забрать. Только ей не нужно об этом знать. Ради Амены я сдержу свое обещание, и Мазарат останется нетронутым. Вы вернетесь к прежней жизни и забудете о том, что с вами по соседству когда-то жили номары.

— Я не могу снова предать ее, — глаза правителя заблестели, ведь он снова должен распорядиться судьбой дочери.

— А никто не говорил, что будет легко. Наша жизнь — это постоянный выбор и борьба. Все зависит только от того, что находится на чаше весов. Подумай об этом. Если ты не поможешь мне, то Мазарат подвергнется налету сначала тумо и низших, которые уничтожат первую половину твоего войска, а затем настанет час смешанных, они додавят остальных. Так себе перспектива, не так ли?

И номар вышел прочь, оставив Нитте в полной растерянности и отчаянии, снова. На этот раз правитель не обратился за советом к приближенным, он решил все сохранить в тайне. Единственный крианец, кто об этом узнал, был Минекая, но даже Главнокомандующий армии Мазарата не знал, чего именно потребовал в обмен Фарон. Нитте также запретил Минекая что-либо рассказывать дочери, объяснив это тем, что Амена и без того настрадалась.

Меж тем Амена вернулась в отчий дом. Она зашла в комнату и сразу же поспешила к окну, чтобы наконец-то увидеть те загадочные дали, о которых слагалось так много легенд в детстве. Ей сразу стало легче, а в глазах воссияла некогда потухшая искра. Сейчас в душе поселилось то особенное ощущение безопасности, о котором несчастная успела забыть, проживая дни и ночи в деревне с монстрами по соседству. В конце концов, отчий дом — это то место, где обитают благие воспоминания. Амена все вспомнила, просмаковав каждое приятное сердцу событие. Ей даже показалось, будто той деревни и не было, как не было и Эфина, однако всё было... был страх, было одиночество, была любовь… и было предательство… Увы, эти воспоминания останутся с ней навсегда…

— Однажды я перестану тебя любить, Эфин, — прошептала чуть слышно, глядя на лиловый лес, мерцающий в свете первой луны, — обязательно перестану…

Глава 14

Предыдущая глава Следующая глава

«Все придет, когда ты уверуешь»

В моей комнате ничего не изменилось за все то время, что я провела на землях номаров. Все тот же ажурный полог над кроватью, те же скатерти на столах, то же зеркало, в котором я лицезрела несчастную невесту год назад. К слову, мама так и не пришла, чтобы порадоваться за меня или хотя бы поприветствовать. Зато пришли сестры, они с большим интересом слушали истории о дикой жизни номаров. Им казалось, будто я вернулась не с соседних земель, а с того Света. Хотя, так оно и есть…

Спустя несколько дней, когда страсти улеглись, и всё вернулось в прежнее русло, я начала ходить в казармы на тренировки, только теперь все было иначе. Минекая до глубины души был удивлен моими умениями и знаниями, потому решил больше не учить меня. Он лишь ставил своих солдат в соперники и наблюдал за боем. А главное, отныне я могла сражаться наравне с мужчинами, что породило множество слухов и сплетен среди горожан, что меня лично ни капли не задевало. Пусть судачат, коль заняться больше нечем. Важнее то, что я вернулась из Преисподней живой, сохранив при этом здравый рассудок.

— Молодец, Амена, — кивнул мне наставник, когда я завершила тренировку. — Хороший бой, достойный юной девы, — усмехнулся.

— Благодарю. И-и-и-и, — я подошла к Минекая с весьма заискивающим видом. — У меня к тебе есть просьба.

— Не нравится мне твой взгляд, но внимательно слушаю.

— Я хотела бы вступить в ряды твоих воинов.

— Что?! — едва воздухом не поперхнулся, все-таки военным Уставом строго-настрого запрещалось вовлечение в армию женщин, независимо от возраста и способностей. — Где такое видано, чтобы дева стояла среди них? — и указал на скопище крианцев, что валялись в грязи и боролись.

— Поверь мне, это меньшее из того, что должно тебя волновать. Я многому научилась и не хочу растерять полученный опыт, разгуливая в шелковых нарядах и пощипывая цветочки в городских садах. Это не мое, ты же знаешь. Тем более, отец вряд ли будет против.

— Что ж, если Нитте, глядя мне в глаза, даст свое согласие, я тебя приму. И то в качестве исключения, и довольствие ты получать не будешь, ибо не по Уставу. Однако тренироваться будешь как все, никаких поблажек.

— Согласна.

— Не вытерпишь, ведь… — посмотрел на меня с прищуром. — Одно дело посещать пару тренировок в день, совсем другое дневать и ночевать здесь, оттачивая не столько мастерство, сколько силу воли и воинский порядок.

— Я готова дневать и ночевать здесь, Минекая. Последний год моей жизни прошел, считай, что в казарме. Так что, мне не привыкать.

Отец, конечно же, дал согласие. Чувство вины, которое его не отпускало, сыграло мне на руку. И с того славного дня я перешла под покровительство Минекая. Увы, жить в казарме пока что не представлялось возможным, все ж отдельного места для женщин там не имелось, потому я возвращалась ночевать домой. Однако Минекая клятвенно пообещал, что в скором времени место для меня появится.

Тренировочные бои помогали мне забыться, отвлечься от треклятых мыслей и воспоминаний, которые меж тем продолжали одолевать по ночам. Прошло уже больше недели, как я вернулась, а Эфин даже не попытался встретиться со мной, что, наверно, к лучшему. Нам все равно не о чем говорить. Но сердце продолжало болеть, и болело оно сильно, особенно после захода солнца. Ведь я все еще люблю его. И преклоняюсь перед его силой. Мы многое пережили, не бросили друг друга в тяжелый момент, однако не сумели спасти своего счастья. Эфин предал меня, растоптал все, чего мы добились и просто исчез. Всё же номары не способны на любовь и уважение. Как бы Эфин ни стремился создать новое общество, он все равно не изменит принципов бытия своего народа, потому что сам не в состоянии измениться.

Частенько по вечерам, по пути домой из казарм или лежа в постели перед сном, я размышляла над тем, что будет дальше. Я силилась представить свою дальнейшую жизнь, однако впереди видела лишь пустоту. Сколько же еще должно пройти времени, чтобы я перестала страдать по тому, кому не нужна? Увы, это известно только Скайре. Несмотря на службу, на свободу, о которой всегда мечтала, я чувствовала, что внутри меня разрастается дыра, ибо туман будущего гасил все мои чаяния и надежды. Даже будучи у номаров я могла представить себя через несколько лет, мечтая или наоборот разочаровываясь, но сейчас передо мной ничего нет, ни единого образа, словно кто-то поставил глухую стену. Все слилось в единую серую массу, и только постоянная работа облегчала состояние, правда, на время.

Порой мне снились сны, в которых я была рядом с Эфином, но он каждый раз оставался в стороне, отчего я просыпалась с болью в груди. А ведь он сейчас счастлив и наверняка не вспоминает обо мне. Я же, как глупая самка, привязалась к нему и никак не могу отпустить. Удивительно, насколько несправедлива жизнь. Когда я его сторонилась и избегала, он не находил себе места, постоянно сердился, когда же открылась, пустила его в душу и сердце, он тотчас всадил туда нож, наверное, то была его месть.

Сегодня я вернулась домой с сумерками. Целый день на сборах под палящими лучами солнца настолько вымотал, что сил хватило лишь на то, чтобы дойти до своей комнаты и рухнуть в кресло у окна. Все ж лечь спать, не послушав песен Тихих лесов, я не могла. Звуки манили к себе, обещая спокойствие и умиротворение, но мое единение с природой нарушил отец. Он вошел в покои и очень робко спросил:

— Я не помешал тебе? Могу ли войти?

— Конечно, сейчас у меня редко бывают гости, — произнесла, не оборачиваясь. Увы, кроме редких визитов сестер больше никто ко мне не приходит.

Отец сел в кресло, что стояло рядом с моим и так же посмотрел в окно:

— Чем тебе так нравятся Тихие леса?

— Не знаю, они всегда успокаивали. В темноте их чащи таится множество опасностей, но с высоты они кажутся колыбелью покоя.

— Амена? Я давно хотел спросить.

— Да, — я перевела на него уставший взгляд.

— Почему Эфин отпустил тебя?

— Потому что я выиграла спор, — в этот момент отец приподнял брови, и на его лице появилась неуверенная улыбка. — Да-да, именно так. Он не такой уж и плохой, каким казался в самом начале. Мы поспорили, и он дал слово, что в случае моей победы, отпустит домой. Собственно, так все и вышло.

— А что с Фарном? — отец вдруг занервничал.

— А что у меня может быть с Фароном? Он проявил благородство и сопроводил в Мазарат.

— И все? Просто мне показалось, что он заинтересован тобой.

— Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

— Нет, нет, — в этот момент он откинулся на спинку кресла, постарался расслабиться. — Мне лишь показалось, что ты ему нравишься.

— Возможно. Номары любят женщин других видов. К тому же мы провели много времени вместе. Он учил меня, охранял, даже успокаивал. Но он не тот, кто мне нужен. Я больше не хочу быть чьей-то прихотью, игрушкой или просто порывом, мне нужно значительно больше.

— Я тебя понимаю, — и последовал тяжелый вдох. В голосе отца появились нотки печали. — Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за все, что я сделал.

— Папа, — я все-таки взяла его за руку. — Все, что произошло, было не случайно и имело важные для меня последствия. Чтобы освободиться, мне пришлось пройти этот путь. Я стала сильнее. А ты как мудрый правитель защищал свой народ. Не скрою, я сердилась на тебя, очень... На всех вас… Но сейчас успокоилась. Главное, что теперь всё будет иначе.

— Как иначе?

— Я сама буду распоряжаться своей жизнью, больше никаких договорных союзов или обменов. К тому же теперь я воин Мазарата.

— Да, Минекая взял тебя под свое крыло, но по Уставу ты все же не воин… И в случае необходимости наравне с мужчинами выйти на поле боя не сможешь…

— Иногда что-то надо менять, отец. Пойми, я рождена, чтобы держать меч в руках. Ты ведь знаешь, кем были наши предки.

На это он не нашелся, что ответить, а я продолжила:

— Критти были не просто кочевниками, они были захватчиками и великими воинами, которых веками боялись такие как номары. В наших венах течет их кровь. Увы, десятилетия благоденствия и оседлости сделали нас слишком мягкими. Мы запутались в своем прошлом, частично утратили его. Поэтому номары одержали верх. А вот если бы мы помнили о своих корнях, то никто бы не покусился на нашу землю. Пойми, отец, я больше не хочу быть одной из тех глупых девиц, которые умеют разве что примерять наряды и собирать плоды Капры. Мы должны вернуть былую славу во имя наших предков и потомков.

— Уже слишком поздно.

— Что значит поздно? Номары зареклись не трогать Мазарат, теперь у нас есть время, чтобы подготовиться.

— Я не хотел тебе всего рассказывать, но сейчас вижу, что окончательно паду в твоих глазах, если не признаюсь, — он так нежно улыбнулся и впервые посмотрел на меня, как на своего ребенка. — Ты не обычная девочка, Амена, в тебе всегда было что-то, что вызывало во мне восхищение и одновременно страх. Слишком своенравная, свободолюбивая, с обостренным чувством справедливости. Такими девушек воспитывать у нас не принято, ибо кротость — вот второе имя настоящей девы. Но я заблуждался на твой счет. Если Скайра наградила тебя силой воли и дерзким характером, значит, надо было это принять с честью.

— Так, в чем же твоя тайна?

— Фарон сказал, что его брат готовится к войне с нами. И он предложил мне объединить силы, чтобы противостоять Эфину, пообещав после уйти, забрав с собой низших номаров и тумо. Однако, он потребовал кое-что еще.

— Что же?

— Тебя. В противном случае они разрушат Мазарат.

После чего я прикрыла глаза и рассмеялась в голос:

— Фарон! Вот ведь негодяй, — пробормотала сквозь смех. — А я купилась… Значит, ему нужна я, а до кучи убрать со своего пути брата. Прекрасный план.

— Ты что-то знаешь?

— Нет, отец, я ничего не знаю. Я уже ничего не знаю. Хотя, единственное правильное решение, которое нужно принять, это никогда не верить номарам!

— Фарон скоро прибудет за ответом, я снова должен буду сделать какой-то выбор.

— Тебе необязательно играть по их правилам. Если братья решили бороться между собой за власть, то мы должны сделать все, чтобы избежать потерь среди наших. Нам тоже нужен план.

— Поделись мыслями, если таковые есть…

— Для начала мне надо встретиться с Эфином, — я резко поднялась и уставилась на лес, ощутив небывалый прилив сил.

— Зачем?! — отец поднялся следом. — Зачем тебе с ним встречаться?! А вдруг Фарон не лжет, и его брат готовится к нападению? Если ты встретишься с Эфином, то у него могут появиться подозрения.

— Отец, посуди сам, Эфин основал город, в котором взращивает смешанных номаров. Я, кстати, там была. Красивый город. В общем, Эфин желает быть правителем подобным тебе, он стремится к созиданию, тогда как Фарон хочет отделиться от брата, ибо не разделяет его взглядов, и что самое плохое, он стремится выпустить на волю изголодавшихся и свирепых монстров. Я знаю, о чем говорю, я видела их, видела как они живут. Эфин пытался удержать номаров, отведя им роль ручных псов, с чем в корне не согласен Фарон. У них намечается внутренняя война, а Мазарат Эфину ни к чему, это лишь попытки Фарона сделать из нас своих солдат, которых он первым делом пустит в расход, когда попытается перехватить власть. Конечно, это лишь мои догадки. Поэтому я и хочу поговорить с Эфином лично.

— Все слишком сложно. Мы не готовы обороняться в случае нападения, также мы не готовы воевать с Эфином, если, как ты говоришь, Фарон желает использовать нас. В любом случае нас ждет поражение.

— Для чего нам и нужен план. Собери всех благородных мужей и пригласи Минекая, нам необходимы их опыт и знания.

Вдруг отец обнял меня:

— Я очень горд, что вырастил такую дочь. Ты не крианка, ты самая настоящая критти. Завтра же будем держать совет, а сейчас ложись спать… нам всем нужен отдых.

После чего он вышел из покоев, а я принялась ломать голову в попытке придумать, как встретиться с Эфином до приезда его брата в Мазарат. Фарон должен явиться уже через несколько дней, я не успею за это время добраться до Эфина, ведь он может быть где угодно.

Так ничего и не придумав, решила лечь спать, возможно, завтра найдется какое-то решение.

Однако сон никак не шел. Я не могла понять, зачем Эфину Мазарат? Скорее всего, это проделки Фарона, очередная ложь, но уверенным быть нельзя. Когда же сон все-таки окутал сознание, мне привиделся он. В тот же миг я открыла глаза, уставившись на темную фигуру, что возвышалась надо мной. Как только я попыталась встать с кровати, чтобы зажечь свечу, незнакомец схватил меня. Его руки немедленно опустились к ногам, после чего он бросил меня обратно на кровать и накрыл собой. Тогда я рассмотрела его лицо, это был Эфин. Он ничего не говорил, лишь рвал на мне одежду. Хотелось кричать, но не получалось. В конце концов я зажмурилась, приготовившись к худшему, но в этот момент тяжесть исчезла. Открыв глаза, я никого не обнаружила, Эфин будто испарился, тогда как а я уже лежала не на кровати, а на берегу того озера, из глубин которого били горячие источники. На другом берегу в тумане виднелись двое, они дрались и каждый из них смотрел на меня, пытаясь заколоть своего противника. Затем снова все смешалось, теперь вокруг нас стояли тумо, они рычали, но не двигались, ожидая конца битвы. А как только рассеялся туман, рядом со мной появился Минекая. Мы какое-то время молчали, затем наставник произнес:

— Ты должна верить тому, кто хранит твое сердце.

Я посмотрела сначала на него, затем осмотрелась вокруг, не обнаружив больше никого? Куда они все делись? А Минекая продолжил:

— Сейчас здесь спокойно, но скоро все изменится, — и он повернулся к озеру. — Ты несешь истину, Амена, которой должна поделиться с хранителем твоего сердца.

— Кто он — этот хранитель? И что за истина?

— Не пытайся здесь и сейчас найти ответы, они пока еще слишком глубоко в тебе. Ты критти, а они никогда не спешили с ответами. Все придет, когда ты уверуешь…

После этого все растаяло, наступила темнота, и я проснулась. Мое сердце колотилось в бешеном ритме, все тело было покрыто испариной. За окном тем временем уже розовели первые лучи. Солнце нехотя выплывало из-за линии горизонта, комната была наполнена утренней прохладой. Но я все еще чувствовала ужас ночного кошмара. Хотя, это был не просто сон, это было жуткое видение, как у критти. Легенды гласят, наши предки имели связь с духом Скайры и могли видеть то, что другим не под силу. Действительно ли это так? А если так, то кому я должна довериться? Кто из них не лжет?

Глава 15

Предыдущая глава Следующая глава

Сын Танафера!

В то утро, когда Амена покинула земли номаров в сопровождении Фарона, Эфин проснулся в постели с Сафирой. Он не мог понять, что эта номарка делает в его покоях, как не мог вспомнить и того, что произошло прошлой ночью. Голова номара нещадно болела, пространство вокруг шаталось и кружилось, в теле ощущалась болезненная слабость. Эфин попытался встать, но ноги подкосились, отчего он снова сел и обратился-таки к той, с которой, очевидно, провел ночь:

— Ты что здесь делаешь?

В этот момент Сафира изобразила слезы, затрепетала и очень осторожно повернулась к правителю:

— Разве вы не помните, что сделали прошлой ночью?

— Если бы я помнил, то вряд ли стал бы спрашивать. Отвечай.

— Стражники схватили меня на улице, когда я возвращалась домой. К моему несчастью я выпила вина, дабы заглушить боль из-за утраты любимого супруга. Стража привела меня к вам, все ж я провинилась, а вы воспользовались случаем и напали на меня. Это такой позор! — и она уткнулась лицом в подушку, продолжив причитать. — Что же теперь со мной будет? Мужа нет, честь опорочена! Я стану изгоем! Меня проклянут!

— Я напал на тебя? — Эфин снова попытался вспомнить прошлую ночь, но у него ничего не получалось. — С какой стати мне было нападать на тебя? — глянул на нее с пренебрежением.

— Это только вам известно, правитель. Вы мне сказали, если я откажу или буду кричать, то вы меня не пощадите. Что я могла сделать?

В его голове тогда все окончательно перепуталось. Эфин все-таки встал, прошел к чаше с водой, чтобы умыться. Вылив на себя несколько черпаков, оперся о стену и посмотрелся в зеркало, что висело напротив. Он не мог поверить в то, что изнасиловал эту женщину.

Сафира меж тем поднялась и начала судорожно одеваться. Она все время вздрагивала, старалась прятать взгляд, притом кривилась и морщилась, будто ей больно. Номарка отлично исполняла свою роль, а когда оделась, молча, вышла прочь. Оказавшись на улице, она вдохнула полной грудью утреннюю прохладу и расплылась победоносной улыбкой. Она отомстила Эфину, отчего на душе номарки полегчало. Надолго ли, неизвестно, но сейчас ей было хорошо как никогда. Весь день Сафира провела дома, напевая песни и наводя чистоту, ей хотелось как можно скорее похвастаться успехом Фарону и получить от него заслуженное одобрение, ведь ее одинокому сердцу больше нечему было радоваться.

Эфин тем временем никак не мог отойти от жуткого состояния то ли похмелья, то ли отравления. Тошнота подкатывала к горлу, голова шла кругом, шрамы на спине ныли. Ему не хотелось верить в случившееся, ведь единственная женщина, о которой он мечтает каждый день — это Амена. Только она вызывает в нем страсть и желание, чувства притяжения и любви. Отчего же случилось так, что он проснулся рядом с незнакомой ему женщиной? Окончательно отчаявшись вспомнить хоть что-то, Эфин вызвал стражников, что дежурили этой ночью:

— Рассказывайте, — посмотрел на них тяжелым взглядом, — какого дьявола случилось вчера вечером?

Номары лихорадочно переглянулись, они и сами не знали, ведь всю ночь проспали аки младенцы. Они лишь видели уходящую утром Сафиру, однако признаться в том, что пили на посту, не могли:

— Мы привели к вам женщину.

— Дальше что было?

— Она осталась с вами, а мы заступили на пост.

— И вы не слышали и не видели ничего подозрительного?

— Нет! Все было тихо.

— Ладно, ступайте… — отмахнулся от них.

Кажется, он все-таки совершил нечто ужасное. После Эфин собрался, сформировал отряд и направился в леса на поиски тумо. Ярость требовала выхода.

Каждый день он отправляется на охоту за головами одичалых монстров, дабы оттеснить их как можно дальше от границ Тарона. Однако сегодня он хотел просто хорошей драки и крови, чтобы выплеснуть гнев.

От природы Эфин был жесток, он мог убить за одно неугодное слово, но никогда он не насиловал женщин, ибо еще ребенком усвоил последствия столь омерзительного деяния. Его отец каждый раз брал мать силой, за что она испытывала к нему ненависть, как и к своим детям. Эфин понимал, семья не для него, поскольку он дитя, рожденное от порочного союза. Понимал, что Скайра презирает таких как он, но любви покорны все и Эфин не удержался, влюбившись в крианку. Уже несколько раз правитель Тарона молился и просил прощения у Скайры в надежде на снисхождение, но эта ночь перечеркнула все, за что он боролся, ведь он уподобился отцу.

Номары Тарона следовали за своим лидером, они находили и уничтожали тумо, одиноко бродивших в лесу. За несколько месяцев кровопролитных сражений случалось сталкиваться как с одиночками, так и с целыми группами. В этих битвах полегло немало номаров, но иного пути нет. Пусть тумо и были сородичами, но они вконец утратили рассудок и всецело подчинились инстинктам, которые вели их убивать. Соседство с ними становилось все опаснее, они начали нападать на смешанных. Каждый день от их лап гибли охотники и рыболовы Тарона, каждый день происходили нападения на женщин и детей. Тумо пробирались в город ночами, нападали на дома, вырезая целые семьи. Попытки наладить контакт и договориться с монстрами не увенчались успехом, поэтому Эфин принял решение оттеснить их в соседние леса, а частично уничтожить. После первой же битвы вожаки нескольких групп тумо открыли охоту на лидера номаров. Увы, за несколько бесконтрольных лет монстры расплодились и заняли все близлежащие территории, превратившись в угрозу для всего живого вокруг.

Единственные, кого тумо не трогали, это были низшие. У них от рождения существовала особая прочная связь, которая ставила монстров в подчинение чистокровным номарам. У смешанных эта связь прервалась, но Эфин все еще был лидером чистокровных, поэтому окончательным способом разрушить связь с вожаком номаров можно было лишь убив его.

Отряд Эфина провел в лесах несколько дней, обнаружив всего-то четырех тумо, которые разнюхивали обстановку вокруг Тарона. Смешанные уничтожили их, после чего Эфин вернулся в город, где его встретил Фарон с воистину ужасными новостями.

— Прости брат, но у меня дурные вести, — произнес Фарон с печалью в глазах, когда они вышли на балкон правительственных чертогов.

— В чем дело? — Эфин тотчас насторожился.

— Амена покинула деревню.

— Что?! — он в секунду подлетел к брату и схватил его за грудки, ибо ярость накрыла волной. — Опять твоих рук дело, выродок?!

— Скорее твоих, – и Фарон приторно улыбнулся, затем убрал с себя руки брата. — Амена лично засвидетельствовала, как ты развлекался здесь с аппетитной самочкой. Видел бы ты ее боль, — покачал головой.

— Она была в Тароне? Как она здесь оказалась?

— Жена устала ждать своего мужа. Она осознала, что ничего для тебя не значит и решила уйти, но я ее уговорил остаться, предложив посетить Тарон и убедиться в том, что ты занят благими делами. Кто бы знал, что ты тут втихаря кувыркаешься с местными красотками, — и Фарон закатил глаза под лоб. — О таком, понимаешь ли, предупреждать надо. Если бы я знал, то уболтал бы Амену обождать денек-другой. А вообще странно как-то… Мне казалось, что у вас торжество любви. Ты меня удивил, Эфин. Очень удивил.

— Где она? — Эфин вцепился в каменные перила, стиснул зубы, отчего клыки впились в губы.

— Вернулась домой, — устремил взор на город, мерцающий вечерними огнями. — Ты все равно ее отпустил, вот она и воспользовалась твоей щедростью. — и Фарон нехотя положил руку брату на плечо. — Не переживай. Мы — номары, а значит, нам не дано познать любовь в ее истинном воплощении, тем более наши предки практиковали многоженство. В целом я тебя понимаю. В твоем распоряжении целый город незамужних девиц, да ты и сам прекрасно это знаешь. Кем была та номарка?

— Я не знаю.

— Ох, как… Даже счет потерял, — Фарон засмеялся. — Вот это мой брат!

— Я искренне хотел быть другим, не таким как Танафер, — в этот момент у Эфина внутри возникла пустота, за коей пришло равнодушие.

— Но мы те, кто мы есть. Пусть в наших венах и течет кровь других видов, но это не меняет нашей сущности, в душе мы все те же изощренные убийцы и прелюбодеи. К чему мучить себя, притворяясь другим?

— Я поеду за ней и верну.

— Это не лучшая идея. Амена гордая крианка. Да, она стерпела твою грубость, она пыталась стерпеть даже то, что ты буквально запер ее в деревне, кишащей одичалыми низшими, но измену — нет брат, этого она не простит. Конечно, ты хотел получить от нее потомство, все-таки она носительница особенной крови. Да и собой хороша. Но стоит ли гоняться за самкой, когда благополучие твоего народа под угрозой? Оставь уже ее в покое. Пусть она достанется тому, кто создан для всей этой сопливой жизни, — и Фарон собрался уходить. — Увы, брат, ты неспособен сделать ее счастливой. Рядом с тобой, равно как и со мной, всегда будет блуждать смерть. Мы не любим и не ходим под ручку со своими избранницами, мы созданы для войны. Вспомни нашу мать с отцом. Она бросилась с утеса, а прежде хотела отравить Танафера. Ты этого хочешь для своей обожаемой Амены? Такой судьбы? Не смирится она с твоей жестокой натурой, как выяснилось, склонной к изменам.

После Фарон ушел, а Эфин остался стоять, созерцая ночь. По щекам номара скатилось ровно две слезы, которые были первыми в его жизни и самыми горькими. Он предал ту, ради которой готов был перевернуть мир.

В глубине души Эфина теплилась надежда на то, что он сможет создать семью и будет достойным правителем Тарона, в котором не останется места насилию и жестокости, в котором народ будет процветать, существуя в мире и согласии с соседями. Эту мечту он вынашивал с детских лет, несмотря на то, что отец пытался вырастить его истинным чудовищем, каким был сам. Эфин, едва смог держать в руке меч, стал воином. Танафер натаскивал его на убийства подобно тому, как охотник натаскивает своего пса. С девяти лет он мог убить своего ровесника, которого ставили ему в пару на поле для тренировок. Эфин делал все, что от него требовал Танафер, дабы однажды занять место лидера. К счастью, Эфин был умнее своего отца, хитрее, дальновиднее и хладнокровнее. Благодаря этому он все-таки стал лидером, убрав со своего пути всех тех, кто попытался занять место Танафера, когда тот получил смертельное ранение в бою и скоропостижно скончался. Фарон же был другим, он всегда сражался яростно и самоотверженно, наслаждаясь пролитой кровью, как наслаждался Танафер, но отец выбрал старшего сына, оставив второго в запасе. После этого Фарон возненавидел брата и все его идеалы, ведь Эфин хотел мира, тогда как Фарон желал войны. Они долгие годы жили, пробиваясь каждый к своей цели. Старший брат основал город, где поселились все смешанные номары. Он изолировал их от низжих, чтобы те не имели возможности приобщиться к образу жизни убийц и насильников. А Фарон остался в деревне с низшими. Он готовил их к войне и постепенно подбивал на бунт, но чистокровные слишком преданы своим традициям, поэтому продолжали служить тому, кого оставил после себя Танафер. Однако ничего не стоит на месте, и Фарон все-таки зародил в них идею освобождения из-под гнета нечестивого лидера, который уготовил для них участь жалких рабов, лишенных права кочевать.

Эфин в свою очередь пытался изменить их, перевоспитать, но ничего не получилось, так как природа оказалась сильнее его желаний, тогда он решил оставить чистокровных на соседней земле, чтобы они всегда были под контролем. Для Фарона его решение стало отправной точкой, ибо низшие окончательно убедились в том, что лидер отрекся от них, а главное, отрекся от своих корней.

Но пора вернуться к настоящему…

Еще несколько дней Эфин боролся с желанием отправиться за женой. Он хотел вернуть ее, но слова брата не выходили из головы. Эфин прокручивал в памяти дни, проведенные с Аменой, осознавая все отчетливее, что Фарон прав и у них изначально не было будущего. Что может дать номар такой как Амена? Он не умеет дарить ласку, не понимает романтики, чурается нежности. Всё, на что он способен — это прижечь рану, полученную в бою, защитить от врагов и принести еды. Для Амены этого мало, с ним она обречена на жалкое существование в условиях постоянной борьбы.

Спустя еще неделю Эфин окончательно уверил себя в том, что он злобное порождение своего отца. И он переключился на тумо. Его ищейки донесли, что в пятидесяти километрах от Тарона собираются большие группы монстров в намерении совершить набег на город. Чтобы не допустить нападения Эфин приказал собрать войско из наиболее подготовленных воинов, подкрепив их чистокровными, и отправился навстречу врагу. Если тумо доберутся до города, массового кровопролития не избежать.

Глава 16

Потомок Кумеро

Предыдущая глава Следующая глава

После ночного видения я буквально потеряла покой. Сон, слова Фарона, ожидание его прибытия, жажда истины — все это травило душу. Мне обязательно нужно встретиться с Эфином. Но, как и где?

Гуляя по улицам Мазарата после захода солнца, я не переставала думать о нем. Всё, что звучало в ушах — это его голос. Всё, что чувствовалось кожей — его прикосновения. И сегодняшний день был не исключением. После занятий на тренировочном поле я отправилась домой самым длинным путем, дабы подумать о насущном.

Я и не заметила, как забрела в заброшенный сад Тысячи теней, что таился в старинной части города. Очнулась только когда споткнулась о толстый корень дерева, торчащий из земли подобно скайронскому змею.

Раньше нянечки рассказывали нам страшные истории об этом месте, чтобы мы не бегали сюда. Мол, в древнем колодце, что стоит в окружении вековых деревьев, живет Хранитель Ахул, и всех, кто тревожит его покой, он утаскивает на дно. И действительно, местечко из некогда цветущего сада превратилось в царство теней. Из-за разросшихся во все стороны деревьев здесь всегда царил полумрак, извилистые лианы одиноко покачивались на ветру, в кронах беспрестанно кто-то копошился, сбрасывая на землю ветки. Но, несмотря на картину всеобщего запустения, здесь царила особая непередаваемая атмосфера. А главным украшением сада «Тысячи теней» был тот самый старинный колодец, заложенный нашими великими предками.

Пройдя к колодцу, я первым делом заглянула внутрь. Все-таки больших девочек Ахул не ворует. Колодец уходил глубоко вниз, теряясь в темноте. Возможно, на дне еще есть вода, но увидеть ее не представляется возможным. Пришлось схватиться за каменный край, поросший мхом, но и это не помогло. Колодец слишком глубокий, а сад слишком темный.

В этот момент ладонь соскользнула, отчего кусок мха отвалился, оголив старую кладку. Странно, но на камне была краска, тогда я принялась сдирать пласты мха один за другим. И вскоре глазам явилась удивительно хорошо сохранившаяся фреска — несколько дев стояли, взявшись за руки, а внутри их кольца сиял лиловый шар.

Ниже была надпись: «Око Скайры хранит все ответы». Что примечательно, одеяния дев принадлежали эпохе критти. Колодец определенно древний. И что значит «Око Скайры»? Видимо, очередная тайна наших предков. Критти владели знаниями, которые унесли с собой, оставив лишь часть скромных подсказок. Н-да, мне бы сейчас не помешало получить парочку ответов.

Я бродила по саду, ловила руками тоненькие струйки света, что пробились сквозь густую зелень. А когда нагулялась вдоволь, устроилась около старого кряжистого древа, после чего прикрыла глаза. Кажется, теперь это мое любимое место для прогулок в тишине. Очередной раз в сознании нарисовался образ Эфина, как он стоит на тренировочном поле, как ветер треплет его волосы, как сильная грудь вздымается при каждом вдохе. Знать бы, где он… ведь нам так надо поговорить.

Вдруг над головой что-то треснуло, отчего я открыла глаза. И тотчас замерла подобно истукану! В паре метров от меня стояло пять девушек, они улыбнулись, затем поманили к себе. Я сейчас же поднялась и поспешила к ним. Одна из дев подала мне руку. Вскоре они обступили меня, взявшись за руки, как на той самой фреске. А через несколько секунд солнечный свет, что был разбросан одинокими лучиками по саду, сконцентрировался на мне. Перед глазами в этот момент случилась яркая вспышка, но вот, белый свет сменился лиловым, пространство заполнилось туманом, в котором начали проявляться образы и силуэты.

И я увидела Эфина, стоящего в компании воинов. Все было точно наяву. Мы находились в лесу, я же могла спокойно наблюдать за происходящим, разгуливая между номарами. Правда, они меня не видели.

О, я прекрасно знаю это выражение лица Эфина. Он пребывал в состоянии тревожного ожидания, остальные искали следы. Я подошла к нему, хотела коснуться руки, но та прошла насквозь. Однако Эфин пошатнулся, задышал часто-часто. Неужели почувствовал? А спустя секунду меня перенесло уже в другое место — я оказалась среди тумо. Их было огромное множество, они рычали, суетились, что-то вынюхивали, затем двинулись в сторону побережья. Что б меня! Они идут в Тарон! А Эфин бес знает где!

И пространство снова слилось, после чего я очнулась в саду. Девы все еще стояли вокруг. Они улыбнулись, затем каждая дотронулась до моего лба, а через мгновение их не стало.

Это ли не видение? Кажется, я побывала там, где прямо сейчас находится Эфин. Но весь ужас в том, что он не знает, куда направляются тумо!

Выбравшись из сада, я помчалась домой. Нельзя терять время. Его и так слишком много потеряно. Но у порога меня встретил отец. По его лицу стало ясно, у нас опять проблемы:

— Что случилось? — спросила запыхавшимся голосом.

— Фарон здесь.

— Что? Уже?! — ох, как же это некстати.

— Да. Он требует ответа, а еще желает встречи с тобой.

— Соглашайся, отец!

— На что?

— На все его условия. Подыграем ему.

— А дальше что?

— А дальше я найду Эфина.

— Дочка! — отец посмотрел на меня строго. — Это не игра. Либо мы разработаем план, который убережет нас от бессмысленной войны, либо мы понесем поражение. С номарами шутки плохи.

— Поверь мне, я это знаю. А план у меня есть. Только для начала я должна встретиться с Эфином, у меня сегодня было видение в заброшенном саду, как и ночью.

— Видение?

— Да. В общем, прошу, доверься мне. Хоть раз.

Отец, конечно, сомневался, слишком многое поставлено на карту, да и решения он привык принимать после долгих совещаний с благородными мужами, однако сейчас решение надо было принять быстро:

— Хорошо, — обреченно кивнул. — Я отвечу ему согласием. Но как ты собралась искать Эфина?

— Мысли имеются. Тот путь, которым он вез меня в деревню слишком долгий, а вот если пойти через Тихие леса на востоке и выйти к Большой воды, получится быстрее.

— Я дам отряд. Сам Минекая будет сопровождать тебя. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Спасибо, отец. А сейчас я пойду к Фарону.

Номар ожидал в зале Советов. Он стоял напротив камина, смотрел на огонь. Когда мы зашли, Фарон сразу развернулся и проследовал ко мне:

— Амена. Ты прекрасна как всегда, — склонил передо мной голову.

— Честно, не ожидала тебя увидеть. Что-то стряслось?

— Есть кое-какие дела. Мне необходимо поговорить с твоим отцом о торговле зерном. Но если позволишь, я бы с большим удовольствием прогулялся с тобой после того, как мы все обсудим.

— Не смею отказать.

Минекая в срочном порядке собрал отряд из тридцати лучших воинов, и мы выдвинулись тем же днем. Путь предстоял сложный и полный опасностей, поскольку пролегал сквозь Тихие леса, что произрастали у подножия нашего плато, и являлись территорией тумо. Плато хорошо защищало северную часть нашего города, делало его неприступным для этих монстров, поскольку они боялись высоты и не рисковали подниматься наверх по узким гористым тропам. К тому же Минекая предположил, что коль звери сосредоточились на Тароне, то возможно в лесу их стало меньше. Но доподлинного этого никто не знал.

Мы спускались медленно, ибо земля то и дело уходила из-под ног. Все ж тропы десятилетиями оставались дикими, даже крианцы ими не пользовались без острой необходимости. Однако нам удалось добраться до Тихих лесов к вечеру следующего дня. Лес постепенно оживал, наполнялся особыми звуками, ночные жители выходили, выползали, вылетали на охоту, а значит, нам нужно было держаться вместе и смотреть в оба.

Минекая следовал рядом со мной. Почти все то время, что мы шли, он молчал. Но только мы вышли на открытое пространство, так называемые пустоты Мулу, где не было ни одного дерева, но и не было открытого неба, так как здешние деревья-гиганты Аханы раскинули ветви на несколько десятков метров, сплелись со своими соседями и образовали купол, Минекая подвел коня вплотную к моему и спросил:

— Зачем тебе все это надо?

— Я не хочу подобно трофею переходить из рук в руки. Сначала был Эфин, а сейчас Фарон.

— Что? О чем ты?

— Видимо, отец упустил этот момент. Фарон хочет забрать меня после того, как разобьет войско брата и сместит его с позиции лидера.

— О, великие духи, они не оставят тебя в покое, пока живы. Надо было бежать еще в самом начале.

— Ты же понимаешь, что это не выход. На тот момент Эфин готов был исполнить свое обещание в случае моего отказа. Они бы камня на камне не оставили.

— А сейчас? Что такого произошло между вами, что он отступился и отпустил тебя?

— Между нами произошло то, что изменило по-своему каждого из нас. Главное, он больше не претендует на Мазарат. В отличие от Фарона.

— Всё таишься. — Минекая улыбнулся в пышные усы. — Как только ты вернулась, начала тренировки, затем попросилась ко мне в воины, все это время твоя голова была полна мыслей, а глаза — печали. И мне кажется, эти мысли именно о нем.

— О Фароне? — я с искренним непониманием посмотрела на него.

— Нет, конечно.

— Впрочем, я и забыла, что ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было. У меня действительно зародились чувства к Эфину, и они живы по сей день, только вот смысла от них больше нет. Мы никогда не сможем быть вместе. Он сделал свой выбор.

— Так зачем ты идешь к нему?

— По-хорошему мне нужна его поддержка. После разговора с Фароном стало ясно, Эфину Мазарат скорее всего не нужен, у него сейчас много проблем с тумо, которые атакуют Тарон. Эфин полностью сосредоточен на них, чем, очевидно, хочет воспользоваться Фарон. Он стремится уничтожить брата. Ты только представь, какую армию он пытается собрать: тумо, чистокровные номары и мы! Армия Эфина не выдержит под таким натиском. Однако, если мы присоединимся к смешанным, то уравновесим силы и дадим себе шанс на победу.

— С тумо и чистокровными сложно воевать. Они гонимы жаждой крови.

— Это так. Только вот смешанные тоже номары, при этом они превосходят чистокровных по уму. Если мы объединим усилия, то с высокой долей вероятности сможем одержать верх над зверьми, которые воюют только за счет своей силы, но не ума. Тем более, если одолеть чистокровных, уйдут и тумо, эти монстры зависимы от них и всегда обитают неподалеку друг от друга.

— Твои идеи мне нравятся, но с чего ты взяла, что Эфин присоединится к нам?

— Это всего-навсего надежда на то, что Эфин осознает положение дел. Да и потом, мы не сможет остаться в стороне, Минекая, как бы того ни желали. Либо нам придется примкнуть к смешанным, либо к чистокровным, либо останется ждать, когда или одни, или другие заявят права на Мазарат. Так уж сложилось, что мы делим земли с номарами.

— Да прибудет с тобой Скайра, девочка моя.

— Правда, есть кое-что, о чем я еще никому не говорила.

— Что же?

— Видения. Они посетили меня на днях. Первое было во сне, которое резонно спутать с хаосом утомленного сознания, но вот второе. Оно случилось в заброшенном саду. В том самом, где стоит древний колодец.

— И у тебя было видение подобно тому, что изображено на фреске? — уставился на меня во все глаза.

— Да. Ты об этом что-то знаешь?

— Я слышал легенды, мне их рассказывал дед. Критти были одними из первых детей Скайры, поэтому имели с ней очень тесную связь. Им было доступно будущее, но как только критти покинули город, оставшиеся с веками утратили эту связь. Что характерно, именно женщины обладали способностью видеть будущее. Рождались избранные. Они становились оракулами, их почитали, прислушивались к ним и защищали. На той фреске изображены пять дев Оракулов. Девы объединяют свои силы, образуя внутри кольца энергию, управляя которой могут узреть то, что другим недоступно.

— Удивительно, сколько всего я не знаю о своих предках. Только в моем случае все было как-то иначе. Эти девы явились мне, но в центре их кольца была я. И я видела Эфина, потом вдруг перенеслась в другую часть леса, где наблюдала уже за тумо.

— В центре была ты?! — вконец растерялся.

— Да. Их свет прошел сквозь меня.

— Значит, ты не просто Оракул, ты есть сама энергия. В тебе соединились и проводник, и источник. За всю историю критти лишь одна женщина могла самостоятельно взывать к духу Скайры и одновременно видеть будущее. И она была лидером, ведущим за собой свой народ. Ее звали Кумеро. Но я думал, что это всего-навсего красивая сказка, нацеленная на возвеличивание предков. Как и то, что они обуздали Огненный ветер.

— Кумеро? Я никогда о ней не слышала.

— О ней знают немногие. Кумеро должна была воссоединить критти, что жили в разных частях света. Одни обитали в Гуттовых лесах, другие — в скалах, но она не стала этого делать, дабы не проливать кровь несогласных. Она вошла в поселение со своим многочисленным войском и увидела, что горные критти уже не те, они смешались с другими видами, из-за чего стали более воинственными и независимыми, также она предвидела возможные последствия столкновения. Кумеро не пожелала войны и вернулась обратно, но Совет старейшин посчитал ее решение слабостью. Тогда Совет изгнал ее, после чего критти уже без нее вернулись в скалы и попытались силой воссоединить народы, однако получили отпор, потеряв немало солдат. После всех событий Кумеро присоединилась к горным критти, возглавила их и убедила в необходимости покинуть скалы. А спустя несколько лет скитаний они остановились на плато и основали Мазарат.

— Так, нас сюда привела Кумеро? Женщина?

— Да, дитя. Правда, наши историки не любят об этом говорить, предпочитая восхвалять военачальников, которых Кумеро выбрала из наиболее талантливых и бесстрашных, чтобы те встали на защиту города. Она была очень сильной и могущественной.

— Почему же критти ушли?

— Некоторые не приняли оседлый образ жизни, а другие наоборот. Кумеро понимала, если веками кочевать с места на место, то от народа однажды ничего не останется, поэтому оставила здесь тех, кто сам захотел остаться, говорят, среди оставшихся были и ее дети. Ее сыновья и дочери продолжили род. Население росло, постепенно менялись устои, правила и, спустя века эти люди назвали себя крианцами. Однако кровь Кумеро продолжает течь в венах некоторых из нас. И, видимо, она возродилась в тебе. А если так, то ты способна вернуть нам былое величие.

— Мне рассказывали, что номары боялись критти. Это так?

— Вне всяких сомнений это так. Пока критти еще не достигли плато, они не раз сталкивались с номарами, которых тогда было значительно больше, чем сейчас. Те номары не сильно отличались от тумо, поэтому постоянно происходили сражения, но критти всегда побеждали. Все благодаря способности Кумеро, она предвидела их действия, потому всегда оказывалась на шаг впереди, а номары терпели поражение за поражением. Их численность значительно уменьшилась, и вскоре они разбрелись по всей Скайре, чтобы повысить шансы на выживание, — затем Минекая взял меня за руку. — Ты ее дитя, а значит мы все в твоей власти.

— Глупости. Это ведь легенды. Никто не знает, как все было на самом деле. А летописцы, как выяснилось, склонны ко лжи. К тому же, я не могу взять на себя такую ответственность. У меня ни знаний, ни великих способностей, кроме парочки случайных видений.

— Ты уже взяла на себя ответственность, когда отказалась бежать и ушла с Эфином. Ты прошла этот путь, стала сильней, выносливей, умней, а как только Скайра поняла, что ты готова, они открыла тебе свою душу.

— Видений может больше и не быть.

— Скайра ведет нас, она уже все знает. А ты поделишься с нами ее истиной и вернешь крианцам величие.

После этого разговора мы замолчали. Я пыталась осознать и объять всё, о чем поведал мне Минекая, пыталась поверить в это, но не могла. Возможно, критти были великими, возможно, Кумеро на самом деле существовала, но крианцы изменились. Сложно поднять народ, что веками живет в страхе…

Глава 17

Предыдущая глава Следующая глава

Битва за Тарон

Мы прошли Тихие леса и вышли на побережье, которое не одним десятком километров тянулось вдоль Большой воды и уходило далеко за линию горизонта.

Время шло, а я не знала, то ли видела будущее в момент встречи с таинственными девами, то ли настоящее. Оставалось надеяться, что мое видение еще не сбылось. Ночь меж тем сменилась утром. Наш отряд двигался без остановок, а значит, мы могли добраться до Тарона к вечеру следующего дня.

Спустя еще несколько часов изнурительного пути под палящими лучами солнца Минекая отдал приказ остановиться. Я тотчас завела своего коня в океан, после чего спрыгнула прямо в воду. И мне, и Ториусу требовалось остыть. Теплые волны лениво накатывали, оставляя пену на ногах. Я была у океана лишь раз в далеком детстве, потому не запомнила ничего кроме ракушки, на которую ненароком наступила. Когда же тумо расселились в здешних лесах, о походах к Большой воде пришлось забыть всем крианцам без исключения.

До чего же приятно… Вода океана многократно ласковее речной или озерной. А эти просторы! Этот влажный ветер! Запах соли и солнца! Палитра! Мой мир всегда был ограничен высокими стенами Мазарата. Впервые я выбралась за пределы города, как ни странно, после замужества. Путь до земель номаров стал для меня воистину откровением, правда, в силу тех обстоятельств, я не смогла проникнуться путешествием в полной мере. Но с океаном не сравнится ничего…

Нырнув в ласковые теплые волны, я поплыла вперед. Вот же она — свобода! Та самая свобода, о которой знали критти и от которой так и не смогли отказаться. Я плавала и плавала, и плавала, а когда сил не осталось, позволила воде выбросить меня на берег, где скорее легла на белый песок, усеянный мелкими ракушками. Минекая сидел неподалеку. Он с улыбкой наблюдал за мной. Все прямо как раньше. Маленькой девочкой я часами носилась по тренировочному полю, поднимая столбы пыли, плескалась в грязевых бассейнах, изображая то могучего воина, бьющегося с жуткими чудовищами, то сама превращалась в чудовище, а наставник сидел и наблюдал за мной с точно такой же улыбкой на лице.

К счастью, мир не ограничивается Мазаратом. Крианцы должны выйти и насладиться этими просторами, они должны постичь свободу. Наши дети больше не могут расти в неволе, боясь попасться номарам или тумо. И Минекая прав, я должна исполнить свой долг, должна вернуть нам прежнее величие. А сейчас пора в путь.

Мы снова оседлали лошадей и двинулись вперед. Я хотела увидеть Эфина, хотела поговорить с ним и просто посмотреть ему в глаза. Несмотря на измену, я все же скучала по нему. Что-то связало нас, что-то незримое, но прочное, отчего сердце никак не может успокоиться, а разум принять тот факт, что всё кончено.

Едва я подумала об этом номаре, как вокруг все стихло. Я уже не слышала шума океана, не слышала ветра или криков птиц, все исчезло. А спустя секунду пространство слилось. Вскоре я очутилась в лесу, где встретила Эфина. Он указывал своим воинам путь, но не на побережье, а вглубь леса, затем моему взору явился Тарон, стены коего атаковали тумо. Они забирались наверх и прыгали внутрь. Слышались крики, везде полыхал огонь. Когда я очнулась, то была уже на песке. Минекая суетился рядом, пытаясь привести меня в чувства:

— Что с тобой? Амена?! Ты вдруг упала с лошади!

— Очередное видение, — я села и почувствовала, как на затылке набухает шишка. — Нам надо поторопиться, — пробормотала, скривившись от боли. — Если опоздаем, тумо доберутся до Тарона, а Эфин сейчас в лесах, он не успеет перехватить их.

Тогда наставник помог мне оседлать лошадь, после чего мы продолжили путь.

Спустя еще пять часов впереди наконец-то показались очертания города. Тарон возвышался подобно гигантской скале, выросшей из песка. Его стены казались неприступными, а башни, окутанные сумерками, наводили ужас. Мы остановились за несколько километров от города, дабы не обращать на себя внимание смотрящих:

— Мне надо найти Эфина до того, как мы подойдем к городу, — я обратилась к Минекая.

— Как же ты собралась его искать? — растерялся наставник, все ж землю окутали сумерки, а с наступлением ночи леса становятся в разы опаснее.

— Меня ведет Скайра, — усмехнулась.

— Одну я тебя не отпущу, даже не думай.

— Отпустишь. Я уже не раз оставалась в лесу одна. Поверь, опыт имеется. А вы оставайтесь здесь и ждите. Если появятся тумо, прячьтесь.

— Амена…

— Прошу, отец, доверься мне… так надо.

На что он нехотя, но кивнул. Тогда я пришпорила коня и помчалась в лес. Чутье вело меня и направляло, я чувствовала номаров. Оказавшись посреди ночных джунглей, я сразу же замедлила ход, начала прислушиваться к звукам, всматриваться в тени и силуэты. До ушей доносились шорохи, где-то трещали ветки, лесные охотники шипели и негромко рычали, но я им, судя по всему, была не по зубам. Когда я вышла к высоким зарослям, лошадь начала принюхиваться и активно дергать ушами. Она явно кого-то почувствовала, кого-то в тех самых зарослях. Однако стоило мне приблизиться к кустам еще на пару шагов, как навстречу выскочил тумо. Он немедленно встал на задние лапы и словно бы оторопел. Этот монстр раздувал ноздри, скалился, мотал головой, но нападать не спешил. Однако ждать, когда он соизволит атаковать, идея так себе, потому я медленно взялась за рукоятку меча, и вот, тумо несколько раз лязгнул зубами, после чего пошел на меня.

Что ж, на этот раз придется сражаться в одиночку. Спрыгнув с лошади, я ударила ее по ляжке, отчего она поскакала прочь, сама же присела на корточки и прижала меч к земле. Как только зверь приблизился на опасное расстояние, я резко ушла в сторону, одновременно нанеся монстру первый удар. Я ранила его в ногу. Тумо тотчас зарычал и, конечно же, пришел в бешенство. Но отступать мне некуда. Либо я одержу победу, либо Тарон подвергнется нападению. Тумо ринулся за мной, размахивая лапами. Он пытался зацепить меня и когтями, и зубами, но в лесной чаще легко прятаться среди деревьев и лиан. Монстр несколько раз запутывался в ветвях, пока носился за мной, однако его это не останавливало, ибо ярость застила зверю глаза.

За все это время мне удалось нанести ему еще несколько ударов, отчего его шкура местами покрылась кровью. Правда, большого урона мои удары ему не принесли. Тумо разве что сильнее рассвирепел. А я уже начала уставать. Бегать от него становилось все тяжелее. Очевидно, тумо изматывает меня. И едва я собралась забраться на дерево, чтобы хоть немного перевести дух, как ощутила стальную хватку. Зверь схватил меня за жилет и отшвырнул в сторону. Я грохнулась и покатилась по земле, собирая все лежащие камни и ветки, а финалом стал удар о дерево. От резкой боли перехватило дыхание, в глазах потемнело. Да и меч я, кажется, потеряла.

Тумо тем временем пошел на меня, желая разодрать на части, но стоило ему занести когтистую лапу, как я услышала свист, потом еще и еще, после чего зверь покачнулся и упал прямо мне на ноги.

Я попыталась выбраться, но не смогла... Эта тварь весит как взрослый гур (бык). Устав беспомощно барахтаться, я заметила стрелы, торчащие из спины тумо. Еще спустя минуту чьи-то руки подхватили меня под мышки и вытянули из-под зверя. А узрев своего спасителя, я потеряла дар речи…

На меня сверху вниз смотрел Эфин, за ним стояли его воины. Мы все словно бы окаменели.

— Спасибо, — сорвалось с моих губ, — ты очередной раз спас мне жизнь, — и против всякого здравого смысла, но по велению сердца, я бросилась ему на шею, обняла насколько позволили силы.

В голове все зазвенело, ведь я почувствовала его запах, услышала его дыхание, словно вернулась в тот проклятый шатер.

А он… он тоже обнял… молча… и опустил голову мне на плечо.

Его сердце колотилось как сумасшедшее, дыхание то и бело сбивалось. Разве может так биться сердце, если в нем нет чувств? Разве может воздух застревать в горле, если мужчине все равно? Затем он поднял голову и коснулся своим лбом моего:

— Ты вернулась, — произнес шепотом. — Вернулась.

— Вернулась, чтобы сообщить тебе, — но Эфин не дал договорить.

— Нет, скажи, что ты просто пришла ко мне. Что проделала этот путь, чтобы быть со мной.

Мне не хотелось портить момент, терять эти волшебные мгновения, но время работало против нас. Тумо скорее всего уже на пути к городу. Мне пришлось отстраниться от него:

— Эфин, выслушай меня, прошу.

В ответ он, молча, кивнул.

— Здесь нет тумо. Они все идут вдоль побережья, прямо к Тарону. Если ты немедленно не вернешься, может произойти ужасное.

Вдруг его взгляд наполнился непониманием:

— Откуда? Что ты такое говоришь?

— Я тебе всё объясню по дороге. Пожалуйста, поверь мне. Нам надо спешить. Прямо сейчас недалеко от Тарона находится мой отряд во главе с Минекая. Они помогут.

Но Эфин не понимал, не верил, оттого медлил, тогда я подошла к нему и поцеловала, вложив в этот поцелуй всю любовь и всю боль.

— Прошу Эфин, доверься мне, — прошептала в губы.

И он все-таки кивнул, затем повернулся к своим воинам:

— Мы возвращаемся! Немедленно!

Номары оседлали лошадей, и вереница из воинов помчалась вперед. Эфин усадил меня перед собой, он прижимался всем телом, его руки касались моих. От этих прикосновений по телу бежала дрожь, а в голове металась шальная мысль — простить его. Почему я такая слабая?

Спустя полчаса мы выбрались из леса. До Тарона оставалось каких-то пару километров, вдруг в небо взмыли сигнальные огни. Со стороны леса к городу приближались тумо, они бежали небольшими группами. Чистокровные должны были поджидать их в лесу, чтобы дать бой и не позволить монстрам выйти из леса, но их не было. Эфин смотрел по сторонам в надежде увидеть Фарона с войском, я же знала, что они не придут. Тем временем высматривала в темноте своих. И наконец-то увидела, они укрылись за каменной грядой, что тянулась вдоль берега. Тогда я повернулась к Эфину:

— Минекая готов помочь вам! Он здесь! Вместе со мной.

— Я не нуждаюсь в помощи крианцев!

— Эфин?! — поспешила спрыгнуть с лошади и уставилась на него снизу вверх. — Очнись! Чистокровные не придут! Если ты откажешься от помощи, то рискуешь запустить зверей в город!

— Номары должны быть здесь! — продолжал искать их глазами. — Они не могут ослушаться!

— Да, послушай, ты, они не придут! Фарон предал тебя!

Но Эфин не слушал, тогда я побежала к Минекая. Когда же добралась до них, закричала, чтобы солдаты поднимались. Войско сейчас же выдвинулось наперерез тумо, вскоре к ним присоединились подоспевшие смешанные номары. На стенах тем временем выстроились лучники, после чего в сторону врага полетела первая волна стрел.

Крианцы, номары и тумо сошлись в битве. Сегодня мы сражались вместе со своими некогда врагами.

Я, Эфин и Минекая находилась в самом центре. Мы валили с ног тумо, оставляя на их телах смертельные раны, но звери превосходили нас числом и были настроены крайне решительно. Когда один из монстров попытался вцепиться в меня и почти повалил на землю, между нами неожиданно возник Эфин, а спустя мгновение отрубленная рука тумо полетела в сторону. Эфин быстро поднял меня и попытался вытолкать:

— Уходи! Тебе здесь нечего делать! — прорычал, продолжая отбиваться.

— Ты же знаешь, что я не уйду!

Едва я это произнесла, как увидела несущегося на меня тумо, только он бежал ко мне со спины, а я все равно его видела! Очередное видение! Тогда немедленно развернулась, и лезвие моего меча вошло точно в сердце зверя. После этого последовало видение за видением. Я видела с какой стороны идет враг, из-за чего легко отражала атаки. Затем последовали видения, в которых присутствовали Эфин и Минекая. Тогда я подняла с земли второй меч и направилась к ним. Все это происходило будто в тумане, в котором всполохами возникали образы, а через мгновение рассеивались, но я уже знала, где появится враг.

Я предупреждала Эфина и помогала Минекая, встав с ним спина к спине. Чем дольше шло сражение, тем чаще возникали картины будущего, а гнев и ярость затмевали разум. Мы постепенно теснили тумо к лесу. Они упирались, огрызались, но пятились, а когда их осталось от силы пару десятков, пустились в бегство. Однако в самом конце я увидела, как один из вожаков мчится на Минекая. Эфин тоже заметил тумо, но позже. Он ринулся на помощь. Я же опередила его и тогда перед глазами случилась вспышка, после которой все потемнело, а когда мрак рассеялся, голова тумо уже катилась в сторону берега. Бой был окончен. Мы победили в неравной схватке. Враг трусливо бежал вглубь джунглей.

Вдруг до ушей донесся треск, ко мне кто-то шел, на что я резко обернулась и приставила меч к горлу, как оказалось, Эфина, еле сдержавшись, чтобы не вонзить:

— Амена? — резко переменился в лице. — Что с твоими глазами?

— А что с моими глазами? — услышала свой голос и не узнала его. Он звучал иначе, разлетаясь гулким эхом по окружающему пространству.

— Они сияют, — Эфин медленно отвел клинок от своей шеи и так же медленно забрал меч из моих рук.

И только я разжала пальцы, как свет померк.

Темнота окутала подобно пуховому одеялу. Вокруг было так спокойно, что голова перестала болеть. Не знаю, сколько тогда прошло времени, но я бы еще долго могла находиться в этом темном царстве тишины и покоя.

Однако пришлось очнуться. Причем уже в постели, причем в той самой, где Эфин развлекался со своей номаркой. От осознания сего факта стало до того горько и противно, что я поспешила сесть, отчего голова пошла кругом. Пусть я свалюсь, но не останусь в этом лежбище порока! Вокруг тем временем не наблюдалось ни единой души, только звуки городской жизни доносились в распахнутые окна, да сквозняк шевелил плотную гардину, едва пропускающую дневной свет. Я с трудом поднялась, ощутив слабость в ногах, из-за чего пришлось схватиться за спинку стула, а буквально через минуту показался Эфин. Он спокойным шагом подошел ко мне:

— Здравствуй, — произнес тихо.

— Здравствуй, — ответила таким же спокойным голосом, к счастью, своим. — Что со мной произошло? Почему я здесь?

— Произошло нечто удивительное. Ты стала прообразом критти.

— Это что-то новенькое, — принялась тереть глаза.

— В тебе живет Великий дух предка, который высвободился. Но ты пока еще очень слаба, поэтому твой разум не выдержал столь сильного напряжения.

— А-а-а, ясно… — и поспешила опуститься на стул. Сил стоять не было. — Зачем ты принес меня сюда?

— Это наш дом, теперь наш.

Эфин пододвинул второй стул и сел напротив, после чего принялся убирать с моего лица растрепавшиеся локоны. Я же ощутила какую-то болезненную пустоту, из меня словно все соки выпили:

— Эфин, не стоит сейчас говорить о нас. Мне здесь не место.

— Но мы все еще муж и жена. Я хочу исправить все, что сделал не так. Хочу быть достойным тебя, — затем он помолчал и добавил. — Этой ночью ты сражалась так, как не умеет никто из нас.

— Значит, весь твой пыл объясняется лишь моими способностями? Кажется, я начинаю понимать, почему ты остановил свой выбор на мне. Дело в крови. Ты знал, кто я? — посмотрела на него с укором. — Только честно.

— Догадывался. Отец рассказывал мне в свое время о том, что критти обладали особым даром, владеть которым могли лишь Великие воины. Они были бесстрашны и хладнокровны, предвидели действия врага, опережая его из раза в раз. Но их сила давно рассеялась в крови потомков, однако, этот дар мог возродиться в том, чьим глазам неведом страх. Когда я увидел тебя впервые в казармах, ты смотрела на меня без страха. С волнением, любопытством, неприязнью, но без страха.

— И? Ты захотел владеть этим даром? То есть, мной?

— Да. И признаюсь, что хотел использовать тебя в своих целях, но потом…

Я же перебила его:

— А потом ты якобы влюбился, — мои опасения еще раз подтвердились. — Ты расчетлив, Эфин, и твое коварство не имеет границ.

— Что поделать, — с печальной ухмылкой пожал плечами, — я ведь порождение демона. Увы, но такова моя суть. Я хотел быть другим, хотел любить тебя по-настоящему, как это положено, как ты этого заслуживаешь. И не смог.

— Так, раз ты не смог, зачем пытаешься все вернуть? — как же больно и обидно. До сих пор его слова достают до самого моего сердца.

— Хочу верить, хочу надеяться, что у нас еще есть шанс.

— Нет. Никаких шансов нет. Я больше не хочу быть с тобой, — он даже не попытался извиниться за то, что сделал. — Ты должен идти своим путем, найти себе спутницу, стать достойным правителем и достичь мира с соседями. А я должна быть со своим народом. Пришло время всем нам вспомнить о том, кто мы есть.

— Значит ли это, что ты отрекаешься от меня?

— Да, отрекаюсь. Так будет лучше, — тогда я взяла его за руку. — Знай, я всегда приду к тебе на помощь, если того пожелаешь. На самом деле я очень благодарна тебе за те уроки, которые ты мне преподал. Если бы не ты, то я не познала бы себя, не ощутила бы жажды к свободе, продолжив жить по чуждым мне правилам и законам.

— Скажи, а ты любила меня? Хотя бы на мгновение?

— Лукавить не стану, — подавшись вперед, посмотрела на него с болью в глазах. — Любила. И не на мгновение, а на все то время, что знала тебя. Я готова была терпеть разлуку, грубость, насмешки, но стерпеть предательство не в моих силах. Сейчас в моей жизни все очень сложно. Я поняла, кто я есть, поняла, что могу изменить жизнь крианцев, а еще поняла, что нуждаюсь в том спутнике, который будет следовать рядом со мной всегда и везде, который будет видеть во мне любимую женщину, а не оружие или привилегии.

— Я бы хотел следовать за тобой, Амена.

— Не в этой жизни, Эфин, — и я решила сменить тему. — Ах, да… совсем забыла… Главное, для чего я пришла — это сказать тебе, что Фарон планирует восстание. Он хотел заключить с нами уговор, чтобы наша армия примкнула к чистокровным, и мы помогли бы ему свергнуть тебя. Знаю, поверить в такое сложно, но врать мне смысла нет. Мы хотим мира и добрососедства.

— Фарон. — Эфин усмехнулся. — Наш непризнанный лидер… Ему всегда не хватало способности мыслить беспристрастно. Все, что он делал, было актом безумия, ярости, распущенности. Однако, раз он решил, что перерос меня и готов к серьезным переменам, пусть познает и последствия.

— Что ты будешь делать?

— Лучше тебе этого не знать. Они ослушались моего приказа, за это последует наказание.

Затем Эфин подался вперед и осторожно коснулся моих губ своими, после чего тихо произнес:

— Пусть я и номар, и пусть Скайра создала меня монстром, но я все равно люблю тебя. И буду любить, где бы и с кем бы ты ни находилась...

Глава 18

Предыдущая глава Следующая глава

Время перемен

Амена вернулась в Мазарат, а Эфин во главе своего войска незамедлительно отправился в деревню номаров. По прибытии он встретил брата. Тот явно не ожидал увидеть Эфина так скоро, потому как был уверен в том, что тумо смогут пробить оборону и нанести серьезный ущерб жителям Тарона.

Лидер меж тем слез со своего коня и вышел вперед, чтобы все его видели. Смешанные в это время обходили чумы и вытаскивали оттуда номаров, будь то мужчины, женщины или дети. Испуганные и обескураженные они сбегались в центр площади. Когда вывели всех до одного, Эфин заговорил:

— Пусть сейчас из толпы выйдут те, кто должен был защищать Тарон прошлой ночью, и встанут по левую сторону!

Вперед вышло два отряда, в каждом из которых насчитывалось по двадцать номаров.

— А теперь пусть выйдут ваши семьи и встанут по правую!

Самки тогда похватали детенышей, прижали их к себе и замерли в страхе, ибо чувствовали, грядет нечто страшное. Тогда солдаты начали силой вытягивать их из толпы. Женщины в ответ рычали, пытались кусаться, вырывались, однако это не помешало смешанным выполнить приказ, и когда все было сделано, Эфин подошел к провинившимся воинам:

— Номары! Вы должны были следовать за своим лидером, так вам повелела Скайра! Так вам повелел Великий Танафер перед кончиной! Но! Вы ослушались и теперь познаете мой гнев!

Чистокровные стояли, опустив головы, ибо действовали с подачи Фарона, однако сказать об этом не осмелились, ведь их страх перед этим номаром был куда сильнее, чем страх перед Эфином. Натаскивая чистокровных, тренируя их, наказывая, Фарон добился авторитета, что позволило ему свободно руководить деревней, направляя ярость чистокровных в нужное для себя русло.

— Лучники! — Эфин призвал своих солдат. — Выстроиться в шеренгу!

Лучники выстроились напротив группы женщин и детей, затем Эфин посмотрел на предателей:

— Сегодня ваш судный день! Сегодня вы познаете цену предательства! — после чего обратил взор на остальных. — И так будет с каждым, кто осмелится ослушаться, поправ законы нашего рода!

Эфин отдал приказ, и лучники в ту же секунду перенаправили оружие на предателей, засим последовал залп. Стрелы вонзались в головы или глаза чистокровных, после чего те падали замертво. Земля под ними постепенно багровела. А тех, кто не умер сразу, добивали уже меченосцы. Самки наблюдали за происходящим с диким ужасом в глазах, но тронуться с места не рисковали.

Фарон все это время стоял в стороне и чувствовал, как кровь бурлит в венах. Ему было жаль своих подопечных, ведь он столько времени потратил на то, чтобы сделать из них достойных воинов. К тому же он не думал, что брат будет настолько жесток, особенно сейчас, когда каждый солдат на счету. Фарон любил интриги, заговоры, действуя зачастую невидимо, избегая открытых схваток, однако сейчас пришлось столкнуться лицом к лицу с последствиями и хладнокровием Эфина.

Когда казнь завершилась, Эфин развернулся в намерении покинуть деревню, но Фарон преградил ему путь:

— Что ты творишь, брат? Зачем устроил бойню?

В ответ Эфин склонился к нему и тихо произнес:

— Благодари Скайру, что сегодня ты не стоял среди них, — затем выпрямился и произнес уже громко, чтобы слышали все. — С этого дня здесь будут дежурить солдаты Тарона! Если они заметят волнения, нарушители спокойствия вместе с самками и детенышами будут уничтожены немедленно!

— Смешанные не справляются в Тароне, а ты ищешь виноватых здесь? Они и так забыли о свободе, — всё ярился Фарон.

— Я знаю, что делаю, а вот ты, младший сын Танафера, видимо совсем отступился от наших законов. Мы еще потолкуем с тобой обо всем, что здесь происходит, но не сейчас.

И лидер проследовал к своему коню, а оседлав его, в мгновение исчез за воротами деревни.

Номары были потрясены, они еще долго стояли в жутком оцепенении, наблюдая за своими собратьями, лежащими на земле в огромной луже крови. Лишь спустя пару часов смогли разойтись по чумам. Особенно тяжело теперь предстояло женщинам, которые остались без кормильцев. Да, их мужчины не отличались добрым нравом, могли и поколотить, и выгнать из жилища за провинность, но провизию со свежими шкурами приносили исправно. Кто их теперь будет кормить и защищать от свирепых соседей?

В тот день Фарон тоже задался вопросом. Как убить брата? Он понял, что Эфин сохранил качества лидера, теперь чистокровные будут бояться его гнева, значит, вся многолетняя работа насмарку. По крайней мере, пока Эфин жив, надеяться на верность чистокровных бессмысленно.

С наступлением сумерек Эфин вернулся в Тарон. Он поднялся в свои покои и принялся ходить взад-вперед. Произошедшее не могло пройти бесследно. Сегодня он потерял любимую женщину и совершил массовое убийство, что еще может быть хуже?

Так побежало время…

Дни шли, лениво сменяя друг друга. Иногда сутками лили дожди, озаряя оранжевым светом все вокруг, порою дули шквалистые ветры, отчего шум прибоя тревожным гулом доносился до каждого из живущих в городе. Эфин продолжал прочесывать леса в поисках тумо, Фарон же задался целью уничтожить брата и как можно скорее.

И пока номары были поглощены проблемами внутри своей стаи, крианцы активно восстанавливали силы. Амену возвели в ранг Почетного Оракула, кем когда-то была Кумеро. Теперь она занималась подготовкой новобранцев вместе с Минекая, посвящая юных воинов во все секреты искусства боя номаров. Дочь Правителя Мазарата превратилась в духовного лидера своего народа. Нитте ввел ее в Совет, и каждое собрание Амена восседала наравне с благородными мужами. Тот дар, коим ее наградили предки, стал проявляться все чаще. Она видела будущее, но пока еще плохо управляла удивительной способностью. Для того, чтобы научиться взывать к Скайре нужно терпение и постоянные тренировки, поэтому Амена много времени проводила в том заброшенном саду, пытаясь призвать духов критти. Погрузившись в свое дело с головой, она старалась не думать об Эфине, но его лик частенько возникал перед глазами в моменты прозрений. В ее видениях Эфин всегда был рядом, сидел ли на своем коне, разговаривал ли с воинами, или преследовал тумо, а она наблюдала за ним, паря подобно облаку над землей.

Фарон после того происшествия больше не появился в Мазарате, а Эфин сдержал слово и не потребовал от крианцев ничего, продолжив лишь торговлю на нейтральной территории. Номары перегружали товары на свои повозки и скрывались во мраке джунглей. Наступили спокойные времена, но то было мнимое спокойствие, так как каждый из видов понимал, что скоро наступит день, когда придется скрестить мечи и отстоять свой народ.

В обществе крианцев произошли воистину фундаментальные перемены, теперь девы могли без разрешения главы семейства отказаться от женских ремесел, отдав предпочтение военному делу. Совет одобрил право девушек достигших совершеннолетия тренироваться наравне с мужчинами. Все готовились к будущему, в котором придется бороться и защищать свой народ. Амена позаботилась о казармах для женщин, куда те переселялись на время обучения. Она лично проводила с ними беседы, убеждая в том, что они не слабый пол, а сила и мощь Мазарата.

В таких стараниях прошло два года, за это время армия крианцев многократно выросла, но главное — город наконец-то открыл врата! Люди смогли вернуться на поля и в леса, ведь тумо больше не представляли угрозы. Смешанные их оттеснили к северным землям и зажали в плотное кольцо, не позволяя вернуться. Жизнь постепенно налаживалась, жители Мазарата перестали испытывать постоянный страх и нужду.

В Тароне также кипела жизнь. Эфин стал полноправным правителем, которого признал его народ. Он создал Совет из наиболее опытных и мудрых номаров, получивших право управлять городскими делами, такими как разрешение конфликтов, лекарская и учительская забота, торговля и строительство. И пока Тарон развивался, получая всякую помощь как армии, так и умельцев в разных областях, деревня чистокровных по-прежнему находилась под жестким контролем солдат. Они наводили ужас на низших, разрешая все конфликты мечом и стрелами. Номары были загнаны в угол, отчего страдали, но не имели права выбора. Отныне Эфин использовал их исключительно в борьбе с тумо, так как они лучше всего знали и понимали монстров. Чистокровные превратились в рабов, как и говорил когда-то Фарон.

Эфин стал еще более жестким и хладнокровным. Он справедливо и достойно правил Тароном, руководствуясь нуждами преданного ему народа. Каждый его день проходил в делах, то он объезжал территории, то принимал советников, то вел переговоры с купцами, что отваживались посетить город свирепых номаров. Лишь одинокими ночами правитель Тарона вспоминал крианку, которую любил до сих пор. Но воспоминания о ней подобно далеким кометам вспыхивали и угасали с первыми лучами светила. Никто не знал, отчего правитель не выберет себе красавицу номарку, дабы жениться на ней и продолжить род. В какой-то момент начали появляться слухи, мол он слаб как мужчина, оттого и грозен, а кто-то поговаривал, что Эфин настолько жаден до власти, что не желает делиться этой властью даже с наследниками. Эфин никак не поддерживал, но и не опровергал эти слухи. Пусть народ судачит, коль то им греет душу.

Однако не только номары перешептывались о личных делах правителя, крианцы также ждали, когда их Оракул найдет себе спутника и порадует Мазарат великим праздником вступления в союз. Амена видела много достойных мужчин, как среди простых горожан, так и военных, но ни один не трогал ее сердце, ибо оно было занято. Амена приняла решение жить в одиночестве.

Меж тем мать снова проявила интерес к своей дочери. Инзила очередной раз попыталась наставить ее на путь истинный, но покорность никогда не была лучшей чертой характера Амены, да и произошедшие события оказали огромное влияние, потому она просто-напросто отмахнулась от материнских наставлений и продолжила жить в своем маленьком мире, наполненном видениями и образами.

Два создания Великой Скайры томились в разлуке. Одиночество не делало их лучше, наоборот, сердца их медленно черствели, повадки грубели, желание мирской жизни угасало. Амена в какой-то момент перестала верить и надеяться на возможное счастье, а Эфин постепенно превращался в монстра, который наполнял себя злобой и презрением ко всему мирскому. Он хорошо скрывал свои эмоции, на подданных не срывался, беспредел не чинил, однако черная пустота, что поселилась в душе, делала свое черное дело, пожирая его изнутри…

Глава 19

Предыдущая глава Следующая глава

На пути к приключениям

Сегодня поутру я почувствовала себя неважно, поэтому решила остаться в покоях. Не хотелось идти ни на тренировку, ни в Зал Советов. Моя жизнь словно замерла на месте. Несмотря на то, что многое случилось и многое изменилось, я все равно ощущала себя топчущейся на одном месте. И если я «топталась», то мой народ воспрял, начал жить по-настоящему. За два года мы проделали большой путь от гнета с постоянной нуждой к свободе. Силами, стараниями и талантами людей Мазарат снова расцвел, хотя впереди нас еще ждало много работы.

Мне же было одиноко. Казалось бы, даже в деревне номаров я не ощущала столь болезненного одиночества как сейчас в родном городе. Возможно пришло время подумать о будущем, о семье и детях, о муже, но как быть, если эти мысли жгут изнутри? Эфин словно запечатал мое сердце, отчего я утратила доверие к другим мужчинам. Он появился в моей жизни наваждением и обратился проклятьем. Стал большой любовью и великой ненавистью, оставив после себя выжженную землю. Случалось ли кому-то когда-либо любить и ненавидеть одновременно? Мне довелось. И это больно, а главное, не имеет конца.

Весь день и ночь я провела у окна, размышляя над своим будущим. Глядя на Тихие леса, вдыхая их ароматы, что нес ветер, слушая их далекие песни, моя душа просила свободы и очищения. Все чаще стали возникать мысли покинуть Мазарат — найти среди солдат таких же одиночек, жаждущих перемен, сформировать из них отряд и отправиться навстречу неизвестности. На самом деле, отец давно уже ведет речи о том, чтобы наладить торговые связи с другими городами. Так что, я вполне могла бы выступить в роли гонца Доброй Вести. Вдруг это путешествие стало бы для меня исцелением? Возможно, появился бы шанс изменить свою жизнь, ведь кто знает, с чем и кем придется столкнуться на пути к другим обитателям Скайры?

С наступлением утра я решила встретиться с отцом и заявить о своем желании отправиться в портовый город Гарда, жители коего принадлежали к роду меттинов — лучших морских путешественников и торговцев. В те далекие времена, когда номары и тумо еще не оккупировали соседние земли, меттины торговали с нами, как и бескалы, сурры, лутэмы. Пора бы возродить эти связи, заявив о себе и предложив соседям лучшее, что у нас есть. Отца я нашла в Зале Советов. Он готовился к утреннему совету, раскладывая по стопкам казначейские свитки.

— Доброго утра, отец, — вошла в залу.

— Доброго, доброго, дочь моя… Как твое самочувствие?

— Гораздо лучше.

— Благая весть. Я рад, что ты решила присоединиться к нам?

— На самом деле я бы хотела кое-что обсудить с тобой с глазу на глаз.

— Слушаю, — сразу убрал руки от свитков.

Тогда я опустилась в кресло подле него:

— Как ты думаешь, каковы у нас шансы договориться с меттинами на двустороннюю торговлю?

В ответ он откинулся на спинку кресла, задумался на пару минут, после чего произнес:

— За три года не произошло ни одного нападения со стороны тумо или номаров. Мы имеем достаточно запасов зерна, капры и шелка, а значит, можем попробовать договориться с ними на малые объемы. Главное, положить начало. Как я уже говорил, решение необходимо принять или сейчас, или ждать завершения сезона дождей.

— Что ж, полагаю, для принятия положительного решения нам необязательно собирать благородных мужей, а уж тем более, устраивать голосование.

— Отправим гонца сегодня же, — улыбнулся.

— Видишь ли, отец, я хочу предложить себя в качестве гонца.

— Как себя?! — улыбка вмиг сменилась растерянностью. — Даже не думай об этом! Юная дева, блуждающая в джунглях среди хищников и прочих опасностей! — он повысил голос, напустил на себя строгости, что воистину повеселило меня.

— Пойми, я хочу соблюсти правила, хочу, чтобы ты знал о моих намерениях. Однако отказа я не приму, отец.

— Отчего же такое стремление? Неужели стены родного города больше тебя не радуют?

— У меня есть неразрешенные проблемы, которые я смогу преодолеть только наедине с собой. Видения постепенно покидают меня, Скайра отдаляется. Если так продолжится, мой дар снова окажется глубоко внутри.

— А вдруг с тобой произойдет несчастье? Вдруг над Мазаратом нависнет новая угроза, пока тебя нет? В силу своих прошлых ошибок, я как отец не имею права тебя останавливать, но как правитель… ведь ты наш Верховный оракул.

— Какой от меня будет прок, если я лишусь своей силы? Да и городу больше пользы от полнокровной торговли, нежели от оракула, который сидит в застенках и ничего не делает. Кумеро тоже покинула свой народ, однако эти люди выжили, выстроили нерушимый город, наладили быт.

— Хочешь повторить ее сомнительный подвиг?

— Хочу найти свой путь. Если Скайре будет угодно, этот путь приведет меня обратно в Мазарат.

— А если нет?

— Прошу меня простить за напоминание, но однажды ты отдал меня диким варварам, считай, на погибель. Однако я вернулась и сумела договориться с этими варварами.

— Конечно, — этот аргумент лишил отца возможности продолжать спор, — поступай, как считаешь нужным. Я приму твой выбор, Амена.

— Благодарю.

Перед уходом я поцеловала его в лоб, после чего направилась в сад и пробыла там до самого вечера. Мне не хотелось ни есть, ни пить. Жизнь стала серой и пустой уже давно, но я игнорировала свое состояние во имя городских дел. Пришло время перемен… Это раньше отлученная от семьи, лишенная веры, оказавшаяся один на один с диким номаром, я готова была сгинуть во мраке его невежества, но жизнь подле Эфина научила меня ценить рассветы и закаты.

Домой я отправилась уже в ночи. А по пути в покои, встретила отца. Он взял меня за руку, подвел к распахнутому окну:

— Завтра на рассвете тебя будет ждать твой личный отряд. Я распорядился, чтобы Минекая собрал лучших воинов. Отправляйся в Гарду и расскажи всем, что крианцы вернули свое величие.

— Спасибо, отец, — не удержалась и обняла его.

— Девочка моя, ты стала слишком сильной, — заулыбался. – Боюсь, мои старые кости уже не способны выдерживать таких крепких объятий. Вернешься ли ты, нет ли, знай. Все мы в неоплатном долгу перед тобой, — посмотрел мне в глаза, — ценой своего счастья ты вернула нам свободу.

— Я рада, что ты проявил понимание.

В ответ он сжал мои руки, затем отправился к себе. Конечно же, отец не хотел оставлять город без источника силы. Но я больше не жертва, возложенная на алтарь чужих устремлений.

Ночь пролетела в мгновение ока, а с рассветом, как и было обещано, у казарм меня дожидался отряд из тридцати воинов. Их латы блестели в лучах восходящего солнца, их глаза горели жаждой приключений. Это ли не награда за годы усердной работы? Попрощавшись с Минекая, я оседлала своего коня, и мы выдвинулись в сторону городских ворот.

До Гарды путь лежал неблизкий, даже без лишних привалов добраться до него быстрее, чем за десять дней и ночей не получится, но до сезона дождей мы все-таки успеваем. По пути нам должны встретиться такие города, как Суллор, Затта и Команур. Конечно, у меня есть возможность сократить путь и пройти через Тарон, ибо от него до Гарды рукой подать, следуя все время вдоль побережья, но я не имею ни малейшего желания встречаться с номарами, особенно, с Эфином. Это путешествие должно окончательно отдалить меня от болезненных воспоминаний, а не сблизить.

Так побежало время…

Пробираясь сквозь Тихие леса, мы слушали их шепот, вдыхали ароматы здешних цветов, иногда нам встречались Карукки, но они обходили нас стороной. Эти могучие хищники невероятно умны и мудры, они никогда не вступят в драку с тем, кто открыт гласу Скайры, поэтому, проносясь мимо подобно молнии на грозом небосводе, скрывались в густой чаще леса. Нам приходилось переходить бурные реки, скалы, пробираться сквозь болотистые топи, но это было частью нашего большого пути. Так, мы миновали Суллор и Затту, за это время я ни разу не почувствовала себя удрученной или одинокой, печаль ни разу не посетила сердце, что было хорошим знаком. Еще через несколько дней удалось выйти к Комануру — городу, который населяли лутэмы. Удивительные то были существа, их огромные сиреневые глаза никогда не закрывались, длинные, достающие до земли волосы они заплетали в толстые косы и носили исключительно на правой руке, лиловая кожа мерцала серебром, поэтому с наступлением ночи их тела сливались со светом двух лун, а чуткости их обаняния мог позавидовать дакже сам Карукк. Как рассказывал отец, лутэмы никогда ни с кем не воевали, они были рождены, чтобы лечить заболевших. К ним съезжались существа со всей Скайры, чтобы купить особых трав и настоев. И сегодня мне удалось побывать в их городе. Команур был высечен из белой скалы существовавший не одну сотню лет, прежде чем лутэми нашли ее. Внутри город напоминал словно бы ледяную пещеру со сводом, усеянным отверстиями разного диаметра. В каждой стене, колонне или двери можно было увидеть свое отражение. Лутэмы сразу же окружили меня, сопроводили к дому старейшей травницы, где усадили на длинную скамью. Вскоре показалась сама хозяйка дома:

— О-о-о! Сегодня особый день, — она коснулась левой рукой груди, — я знала, что Говорящая со Скайрой придет к нам!

— Вы знаете, кто я?

— Конечно знаю, девочка. Пусть и не могу видеть будущего, как ты, но могу слушать травы и деревья. Для кого-то они вечно молчат, а для кого-то болтают без умолку, — улыбнулась, глядя на меня огромными глазищами. — Ты держишь путь в Гарду, не так ли?

— Всё так, — я смотрела на эту милую лутэмку, не похожую ни на одно существо, с коим мне довелось повстречаться.

— Значит, леса не врут, Мазарат снова восстал из пепла, — довольно закивала.

— Мы многое сделали для этого, но еще не всё.

— Да-да… — она говорила тихим певучим голосом и не переставала улыбаться. — Как поживает Великий Нитте?

— Отец в порядке и снова желает торговать.

— Прекрасно, прекрасно. Мы ждали этого. Ты можешь рассчитывать на Команур, дитя. Нам есть, что предложить.

— Благодарю вас, только я до сих пор не знаю вашего имени.

— Ничего-ничего, — вскинула руку, — имя лишь слово, всего важнее мысли… Сегодня мы одни, а завтра другие, — после чего она помолчала и произнесла напоследок. — Примешь ли ты наше приглашение провести эту ночь в Комануре?

— Это честь для меня.

В ответ травница склонила голову:

— Отдыхай потомок Кумеро, отдыхай. Лишь здесь можно забыть о боли и оздоровить дух. Чувствую, тебе это нужно.

Она ушла, а я еще долго сидела на той скамье, любуясь полупрозрачным городом. Здесь не было ни одного места, не украшенного резьбой. Каждая арка, каждое окно, стены и полы были покрыты священными для лутэмов рунами. Вдруг перед глазами начали возникать образы Эфина, Фарона, номаров, тумо и всего, что оставило на сердце раны. Образы возникали и пропадали, будто что-то вытягивало их из головы. К вечеру я ощутила непривычную легкость. А когда лиловые лучи начали проникать в отверстия на сводах, я узрела воистину магию Скайры. Все лутэмы исчезли, слившись со светом двух лун. Лишь тени мелькали, проплывая по стенам. Ради этого оперделенно стоило провести в ночь Комануре.

Город мы покинули на рассвете. Что ж, до Гарды осталось всего ничего — трое суток, если обойтись двумя привалами.

Так и произошло, Гарда встретила нас ранним утром третьего дня.

В центре города уже вовсю кипела жизнь, в порту на приколе стояло множество парусников, здешние работяги суетились, перетаскивая огромные корзины с рыбой и прочими морскими гадами, тут же торговцы предлагали свежайший улов, вдалеке виднелись торговые суда, медленно идущие к берегу. Я подошла к каменному парапету, что отделял площадь от набережной, всмотрелась вдаль. В воздухе пахло солью, прибой ласкал слух, морские птицы с огромной высоты ныряли в воду в поисках добычи, и все это великолепие подчинялось океану. Вот она — свобода. Но сначала дела…

Наш отряд направился к дому Дарг Да Вана — правителю Гарды. Стражники немедленно сообщили ему о нашем прибытии. И уже через несколько минут к нам навстречу вышел статный мужчина в летах с аккуратно подстриженной бородой, на его голове красовался тюрбан, в ухе поблескивало золотое кольцо, одет он был просто, но медальон в форме морского чудовища — символа мощи Большой воды, выделял Да Вана среди остальных:

— Мне никак напекло голову!— расплылся улыбкой правитель и развел руки в стороны. — Или я и впрямь вижу крианцев у своего порога?

— Приветствую вас, правитель Гарды, — я склонила голову, — мое имя Амена, я дочь Нитте — Правителя Мазарата, — затем слезла с лошади и вытянула руку, в которую мой воин вложил послание от отца. — Прошу, Дарг Да Ван, примите благую весть.

Правитель принял бронзовый тубус, достал из него свиток и быстро пробежался глазами по строкам. По мере прочтения его брови поднимались все выше.

— Действительно благая весть, — закивал, скрутив свиток и убрав обратно, — нам определенно есть, что обсудить. И потом, гостеприимство — наша вековая традиция. Прошу, — указал на въездные ворота.

Стражники Да Вана сопроводили мой отряд в казарму, где воинов пообещали накормить и оказать им все необходимые почести, а меня проводил в свои чертоги лично Дарг.

Его дом был выстроен на белой скале, что возвышалась на три метра над уровнем моря, потому из окон открывался великолепный вид на Большую воду и корабли, что возникали и исчезали в белесом тумане горизонта. Такой красоты я еще не видела, из-за чего сознанию никак не получалось объять эти бескрайние пространства. Я все смотрела и смотрела на воду, ловила каждую волну, старалась не пропустить ни одной птицы, ни одной тени от облака, что плыли в неизвестные дали.

На землю меня вернул Да Ван:

— И как давно вы обрели свободу? — обошел круглый каменный стол и опустился в кресло, спиной к морю. Как вообще можно поворачиваться спиной к морю?

— Три года назад номары отступили и более не имеют претензий.

— Три года… — задумался, — три года — это небольшой срок, все еще может измениться. Я понимаю, Нитте торопится наладить прежние связи, но мне необходимы гарантии безопасности для наших купцов. К тому же, насколько я осведомлен, вы делите земли не только с номарами, но и с их сородичами — тумо. А эти звери способны создать большие проблемы.

— Тумо были изгнаны самими номарами. Номары за эти годы тоже изменились, боле они не стремятся вести захватнический образ жизни. Из кочевников они превратились в оседлых горожан, выстроив город Тарон на восточном побережье.

— Неожиданно, — сложил руки в замок. — А как вам удалось добиться мира с номарами?

— Долгие годы наши народы враждовали, правитель, но вражда в какой-то момент поставила нас всех перед сложным выбором. Или сгинуть, или заключить мир, заручившись взаимопомощью. Здравый смысл, к счастью, восторжествовал. Теперь мы не воюем, а торгуем.

— Номары и торгуют? — устаивлся на меня с искренним удивлением. — Что ни новость, то чистое сумасшествие, — засмеялся.

— Мне понятны ваши сомнения, но Мазарат теперь свободен и достаточно силен, чтобы поддерживать этот мир. Наша армия готова к великим свершениям, потому как я потомок Кумеро и подобно ей могу видеть будущее.

После этих слов Дарг Да Ван застыл на месте:

— Ты хранительница могущественного дара критти? — спросил почти шепотом.

— Да. И чтобы вы уверовали, я готова показать вам свою силу — сию секунду я обратилась к Духу Скайры, отчего пространство перед глазами слилось и вскоре явило образ тех, кто должен был явиться с минуты на минуту в дома правителя Гарды. — Сейчас ловцы жемчуга принесут вам Турим.

— Что?! — Да Ван нахмурил брови. — Об этом камне доподлинно ничего неизвестно, о его существовании ходят лишь легенды.

— Возможно, но вот-вот он окажется перед вами.

Как и было предсказано, спустя пару минут в дом Да Вана зашли несколько ловцов и передали ему особый сверток, который он немедленно спрятал за пояс. Да Ван явно не хотел, чтобы об этом камне кто-то узнал, ибо он не имеет цены, обладая силой исцеления.

— Так, каков будет ваш ответ? Желает ли правитель Гарды продолжить вековую традицию и торговать с крианцами, во главе которых стоят Нитте и могущественный Оракул.

— Я буду последним глупцом, если отвергну ваше предложение, — кивнул мне с невероятно широкой улыбкой. — И раз мы снова друзья, осмелюсь пригласить вас отобедать с моей семьей.

— С удовольствием приму ваше приглашение.

— Вот и замечательно. А пока можете чувствовать себя как дома, это великая честь для меня — дать кров Говорящей со Скайрой.

Я осталась в его доме. Мне была предложена лучшая комната с лучшим видом из окна — на Большую воду, конечно же. К полудню в покои зашла служанка и пригласила к столу. Отобедать, как выяснилось, Да Ван пожелал в своем роскошном саду на открытой веранде, по периметру которой выстроились мраморные колонны, опутанные цветущим плющом. По пути я засмотрелась на скульптуры морских нимф, что выглядывали из пышных кустов, отчего не заметила идущего мне навстречу. Я буквально врезалась в чью-то мощную грудь, а когда подняла глаза, увидела перед собой высокого и очень привлекательного метина в традиционных одеждах. Его глаза были ярко зеленого цвета, легкая щетина добавляла облику мужественности, в ухе красовалось аккуратное золотое кольцо, голову покрывал темно-фиолетовый шарф, обвязаннй на манер здешних мореплавателей. Мужчина возрастом не многим старше меня так и застыл на месте:

— Прошу простить меня, иногда я бываю очень неуклюжа, — я смотрела на него и чувствовала, как к щекам приливает кровь.

— Шей ар маррэ (морские ангелы) не просят прощения у простых смертных, когда выходят на берег.

— Вот как, — и я поджала губы, смущенная неловкостью момента.

— А знаете, что они делают?

— У-у, — мотнула головой, — просветите.

— Они уводят смертного за собой, — произнес с легкой ухмылкой, слегка подавшись вперед.

К счастью из тени сада показался Да Ван. С широкой улыбкой он подошел к нам:

— Уже познакомились? — обратился к красавчику.

— Не успели, — так и не сводил с меня глаз.

— Тогда позвольте мне. Прекраснейшая Амена, — правитель посмотрел на меня, — это Сайрус — капитан торгового судна, а еще мой сын. Он на днях вернулся из дальнего плавания, и пришел-таки навестить своего стареющего отца. Сайрус, — перевел взгляд на сына, — это Амена. Дочь правителя Нитте из Мазарата.

Но Сайрус продолжал смотреть на меня:

— Я ослеплен вашей красотой, Амена.

— А вы не скупитесь на сладкие речи, — вдруг поймала себя на том, что совершенно не знаю, как реагировать на комплименты. Мною никто и никогда не восхищался, кроме Минекая, и то в далеком детстве. Родители чаще порицали за дурные увлечения, Эфин то грозился убить, то винил в слабости и никчемности, то, молча, любил. Хотя… о какой любви я вообще говорю? Использовал!

В этот момент Да Ван, как никогда, вовремя заговорил:

— Ладно-ладно сын, не стоит смущать нашу гостью, лучше проводи Амену в сад.

— С превеликим удовольствием, — и он протянул мне руку.

Надо же, я впервые ощутила себя девой, которая смущается и краснеет под пытливым взглядом молодого красивого мужчины. Будто бы и не было всего, что произошло, будто бы я никогда не держала в руках меч, никогда не сражалась с жуткими тварями и никогда не видела предательства. Видимо, мать была права, когда хотела превратить меня в настоящую крианку — нежную и утонченную. Сегодня я была именно такой — в прекрасном шелковом платье, подол коего касался травы, с волосами, заплетенными в косу, а к столу меня сопровождал особенный спутник. Сайрус помог сесть, сам устроился напротив, но более он не смущал, отдав предпочтение рассказам о своих морских приключениях, о землях, которые видел и тех существах, которых встречал. Это был просто семейный и очень теплый прием, каких никогда не было в моем доме. Но тому виной номары, державшие крианцев в страхе многие годы.

После обеда Сайрус вызвался показать мне Гарду. Причин отказывать ему я не нашла, потому согласилась без раздумий. Мы гуляли по мощеным улицам, заходили в торговые лавки, бродили по набережной. Когда я оступалась, он нежно подхватывал под локоть и сразу же убирал руку. Не было ни давления, ни угроз, ничего, что так убивало рядом с Эфином. Наверно, после той жизни я перестала понимать правильное и положенное отношение мужчины к женщине. Под конец прогулки мы сели на скамью и смотрели на то, как светило тонет в Большой воде, уступая место ночи:

— Ты когда-нибудь путешествовала на корабле?

— Нет. Мы живем на плато в окружении лесов и скал. Океан расположен гораздо ниже и дальше. Когда-то крианцы посещали побережье, но после того, как земли заполонили тумо и номары, эту возможность мы утратили.

— А хотела бы?

— Оказаться посреди бесконечности? — я посмотрела на него с любопытством. — Плыть навстречу неизвестности? Узреть Скайру?

— Да.

— Мечта достойная искателя, — я прикрыла глаза, ощутив капли морской воды, что летели в лицо. — А ты хотел бы пройти сотни километров по густым лесам, искупаться в горячих источниках, перебраться через скалы, где ветер сбивает с ног?

— Мечта достойная искателя, — он осторожно накрыл своей рукой мою, после обратил взор на океан. — Как так вышло, что отец отпустил дочь в столь рискованное путешествие?

— Три года назад моя жизнь круто изменилась. Многое, что раньше казалось ужасным, больше таким не кажется. Были моменты, когда я мечтала о смерти. Однако Скайра вывела меня из мрака, щедро наградив за страдания правом на свободу выбора. Теперь я иду только вперед.

— Куда же ты держишь путь?

— Пока не знаю…

— А у тебя есть избранник? — Сайрус очередной раз повернулся ко мне.

— Был. Но, как оказалось, нам совсем не по пути.

— Выходит, ты как вольный ветер.

— Выходит, — усмехнулась.

— У меттинов такого нет, у нас все женщины крепко привязаны к своим семьям, а потом к своим мужьям.

— Если женщина любит и любима, ей за радость быть подле своего избранника.

— Согласен.

— А ты? Чем живешь ты? Или, может быть, кем?

— Я капитан Грозы. Все свое детство и юность я провел на рыбацких суднах, так что, моя судьба была предопределена. Потом меня в плавания начал брать отец. Раньше на Грозе ходил он, а когда Большая вода забрала его молодые годы, Гроза перешла ко мне. Я веду торговлю с народами, что обитают на далеких берегах. Жизнь мореплавателя сопряжена с постоянной борьбой. Борьбой со стихией, пиратами, нечистыми на руку дельцами, но когда ты выходишь победителем из этой порой неравной схватки, то ощущаешь себя хозяином океана.

— А семья?

— Вся моя семья, это пока только отец, мать и несколько братьев. Они такие же мореходы, поэтому мы нечасто встречаемся. Что до любви, — произнес на выдохе. — Видишь ли, очень сложно найти женщину, которая мирилась бы с постоянными разлуками, либо променяла сушу на воду, следуя всюду за мной.

— Неужели не нашлась та, которая стремилась бы к путешествиям?

— Среди меттинок не нашлось. Отец уже давно настаивает на том, чтобы я вступил в союз и подарил ему внуков, но какой выйдет муж или отец из того, кто постоянно отсутствует? Дети не будут знать отца, как и я не буду знать своих детей.

— Да, разлука — это ужасно. Порою кажется, что ты больше не нужна, что про тебя давно забыли, — внутри меня все сжалось, когда в памяти возникли те жуткие дни и ночи в деревне номаров, когда я страдала, а Эфин в Тароне развлекался с другой.

— Как долго ты пробудешь в Гарде? — вырвал меня из мыслей Сайрус.

— Завтра я отбываю. Ранним утром мы выдвигаемся обратно, нам надо успеть до дождей.

— А ты не хочешь остаться?

— И зачем мне оставаться?

— Я бы показал тебе жизнь в окружении Большой воды. Мы бы отправились в плавание на три месяца. К нашему возвращению как раз дожди закончатся, и ты отправишься в Мазарат.

— Мне бы очень этого хотелось, но я прибыла сюда не ради праздного любопытства. На меня возложена миссия гонца.

— Понимаю…

Мы просидели на той лавке до поздней ночи. Сайрус завтра на закате должен был покинуть Гарду, отправившись в длительное плавание, а я — в Мазарат с подписанной хартией.

Капитан Грозы проводил меня до покоев и, поцеловав руку, откланялся. Я же еще долго не могла уснуть, размышляя над его словами. Совершить отчаянный шаг и уподобиться Кумеро, которая оставила в свое время Мазарат? Либо вернуться и продолжить наблюдать за жизнью, в которой нет для меня места? Крианская армия уже достаточно сильна, чтобы держать оборону, номары заняты наведением порядка на своих землях, поэтому мое там нахождение не имеет особого смысла. Возможно, стоило бы рискнуть и отправиться навстречу приключениям. В конце концов, это всего лишь три месяца — мгновение из жизни. Тем более я так хотела перемен, и вот он — шанс.

Ранним утром я облачилась в легкую броню и вышла к своему отряду:

— Катани? — обратилась к пожилому воину, что привел нас сюда. — Сегодня вы отправитесь без меня.

— Что же нам сказать вашему отцу? — нахмурился тот.

— Скажите, что я вернусь через четыре месяца, когда пройдет сезон дождей. И передай вот это послание, — я протянула ему два тубуса со свитками внутри. В одном был договор о возобновлении торговли с лутэмами, во втором — с меттинами. — Теперь ступайте, вам надо торопиться.

— Слушаюсь, предводитель!

Я влезла на коня и сопроводила отряд до ворот. Было ли мне страшно оставаться одной на чужой земле? Отчасти. Ибо от осознания участи затворницы в Мазарате было еще страшнее.

Когда городские врата со крипом закрылись, окончательно подведя черту, я выдохнула. Отец определенно будет недоволен…

А у дома Да Вана меня встретил взмыленный Сайрус.

— Я боялся опоздать, — произнес с придыханием.

— Не волнуйся, ты не опоздал. Скорее опоздала я, ведь мой отряд уже отбыл…

— Что? — на его лице возникла растерянная улыбка.

— Ты все еще хочешь взять меня на Грозу?

В одночасье его взгляд наполнился чем-то глубоким, тяжелым, и он ответил:

— Конечно.

К вечеру все было собрано. Сайрус сопроводил меня на причал, где я увидела его трехмачтовую Грозу, вальяжно покачивающуюся на волнах в свете множества факелов. Возможно, решение отправиться в плавание с тем, кого я толком не знаю, беспечно. Да и пусть… Я выжила не один раз будучи там, где не хотела быть. А здесь я хочу быть. Хочу узреть мир.

Повозки с товарами меж тем одна за одной подъезжали к кораблю, а матросы носились туда-сюда, поднимая огромные тюки и корзины на борт, затем спуская их в трюмы. Я же смиренно ждала совей очереди подняться на борт. Проводить нас прибыл правитель Гарды. И пока я томилась в ожидании, он успокаивал меня, нахваливая своего сына и уверяя в том, что с ним я буду под постоянной защитой и опекой. Мне оставалось разве что кивать и улыбаться.

Когда я наконец-то поднялась на борт, ступив на палубу, то в первые секунды не могла поверить в происходящее, настолько это было ново и незнакомо. Гроза поскрипывала то там, то здесь, словно я взобралась на спину к огромному живому существу. Тем временем капитан встал у штурвала и распорядился поднять якорь. Матросы тогда забегали с новой силой. Одни выполняли приказ, другие настраивали такелаж и крепили тросы к мачтам. Еще через полчаса Гроза отчалила. Мы медленно отдалялись от причала, а спустя пару часов уже были в открытом океане. Купец шел плавно, уходя все дальше от уже скрывшейся с глаз земли. Что ж… теперь я свободна и мое путешествие только начинается.

Глава 20

Предыдущая глава Следующая глава

То, что принадлежит мне…